Создатели Империи

Выбор «с неохотой» и только в интересах государства пал на старшего приемного сына Тиберия, сына Ливии, консула прошлого года, второго человека в государстве, у которого незадолго до этого родился сын.

Чтобы теснее связать его с «престолонаследниками» и исключить соперничество, император заставил Тиберия расторгнуть брак с дочерью Агриппы, и в 11 г. до н. э. Тиберий женился на его вдове Юлии, которая в третий раз стала жертвой планов Августа. Этот брак между элегантной, жизнерадостной и легкомысленной Юлией и мрачным, замкнутым и упрямым Тиберием принес несчастье им обоим и всему императорскому дому. Через пять лет произошел окончательный разрыв: озлобленный Тиберий, возможно, не совсем добровольно уехал на Родос. Напряженные отношения возникли, пожалуй, не из-за различия характеров и якобы непристойного поведения Юлии, а из-за отношения Тиберия к приемным сыновьям, права и интересы которых мать ревниво оберегала. Для опалы и изгнания Юлии решающими, вероятно, были не выдвинутые против нее обвинения в сексуальной распущенности, а политическая опасность, которая, как казалось подозрительному отцу, исходила от ее «поклонников». Только во 2 г. до н. э. был официально расторгнут брак Тиберия с «недостойной» дочерью императора.

После отъезда Тиберия служебная карьера и почести обоих Цезарей не оставляли никаких сомнений в том, что Август возлагал все надежды на своих «сыновей», особенно старшего. И тем тяжелее был для Августа удар судьбы, когда один за другим, во 2 и 4 гг. н. э., умерли оба сына. Даже в своем завещании он не смог превозмочь это горе. Все планы рухнули, и ради спасения дела всей его жизни у него не было другого выбора, кроме как назначить наследником Тиберия, усыновить его и сделать членом семьи Юлиев.

Во 2 г. н. э. Тиберий был отозван из ссылки на Родосе по настоянию Ливии и ближайших советников, но при условии, что он будет вести уединенную жизнь. Его гордость, жизненная сила и уверенность в себе были сломлены событиями последних лет. Со своей обычной бесцеремонностью, которая так часто разрушала человеческие судьбы, Август приказал будущему наследнику своей власти, имевшему собственного сына, усыновить Германика, сына брата Друза, потому что он был внуком Октавии, его сестры, и в его жилах текла кровь Юлиев. Кроме того, Германик в 5 г. н. э. женился на внучке Августа — Агриппине. Подозрительный Август, не доверяя Тиберию, усыновил пятнадцатилетнего, родившегося после смерти отца, сына Юлии и Агриппы, брата покойных Цезарей. Но когда события приняли другой оборот и Агриппа Постум стал обузой, Август лишил его наследства и изгнал из Рима.

В последние десять лет жизни императора положение Тиберия было прочным. Ливия, которая в течение 52-летнего брака была постоянной советчицей Августа и по завещанию унаследовала почетное имя Августы, и ее сын Тиберий испытали неожиданный, хотя и запоздалый триумф. С 13 г. н. э. Тиберий, как и Август, имел войска в провинциях, так что вопрос о передаче власти был решен еще до смерти принцепса, и сенат был поставлен перед свершившимся фактом. Передача власти прошла беспрепятственно. Из чрезвычайного, единственного в своем роде руководящего положения в 14 г. н. э. возник новый государственный строй — римская форма монархии.

ЛИЧНОСТЬ АВГУСТА

Новый основатель Рима, выполнивший свое предназначение, теперь мог спокойно ожидать смерти: он имел большие заслуги перед Римом и Империей и поэтому стал новым богом Римского государственного пантеона.

Его политика отличалась удивительным внутренним единством, и ее основные направления нетрудно определить. Но поскольку эту политику осуществлял он сам, она неизбежно отражает черты его характера. Однако нам трудно до конца понять его сущность, потому что каждое его выступление, каждое высказывание, каждый поступок был рассчитан на внешний эффект, и он представал перед общественностью только таким, каким хотел казаться. Он, как никто другой, был талантливым актером, вживался в ту или иную роль и «за кулисами» радовался своему успеху. От такого человека должна была исходить определенная холодность, державшая людей на расстоянии. Не случайно у него почти не было настоящих друзей; им восхищались, признавали его достоинства и верно служили. Между тем благодаря античным литературным источникам мы, к счастью, можем заглянуть за занавес и узнать о его личной жизни. Здесь Август, у ног которого лежал весь мир, выглядит иначе, чем многие его современники. Он, как был, так и остался уроженцем маленького италийского городка — экономным, воздержанным в еде, безупречным отцом семейства, в домашней обстановке он освобождался от пафоса торжественных заседаний, любил непринужденное общение, всякого рода игры и представления, мог часами играть в кости, любил и крепкую шутку. Во фрагментах многих его писем к близким улавливаются ласковые интонации. В них он обсуждает общие заботы и повседневные нужды, хвалит, советует, дает указания.

Сны, природные явления и предзнаменования для него, как и для каждого римлянина и италика, являются зловещей или сулящей счастье реальностью. Все эти черты делают его гораздо больше, чем Цезаря, типичным, во многом старомодным римлянином. Его реставрационная политика и обращение к «обычаям предков» были обусловлены как политическим оппортунизмом, так и личной верой в ценность тех вещей, которые он хотел восстановить. Он не принадлежит к тем личностям, которые сразу покоряют людей, с которыми заодно боги и которым плетут венки народные предания. В его маленькой фигурке могли воплощаться красота и гармония, лицо — излучать спокойствие и достоинство. Его радовало, если кто-нибудь, как будто ослепленный солнцем, отводил взгляд, потому что не выдерживал блеска его глаз. Но у него не было кипучей жизненной силы. Десятилетиями он находился в постоянном страхе перед болезнями и преждевременной смертью и только благодаря железной самодисциплине дожил до глубокой старости. Эта самодисциплина не сыграла бы своей роли, если бы он не был одарен природой огромным интеллектом.

Этот физически слабый человек с юных лет настолько владел собой, что нам почти ничего неизвестно о его импульсивных поступках. «Поспешай медленно» — его любимая поговорка, и под этим лозунгом он основал в Риме монархию. У него никогда не было сокровенной мечты, к осуществлению которой стоило стремиться. Август обладал пониманием закономерностей власти, а также интуицией, инстинктом возможного в политике. Вызывает восхищение, как сознательно и упорно он годами шел к намеченной цели, с какой продуманностью и осторожностью, с какой взвешенностью он проводил в жизнь свою политику. Для него был характерен также холодный реализм и безудержное стремление к власти. Уже в 19 лет он думал о своем предназначении, и если это было возможно и целесообразно, он уничтожал каждого, кто стоял у него на пути. Его последним распоряжением перед смертью было убийство изгнанного Агриппы Постума, своего «сына», только лишь для того, чтобы сохранить созданную им систему управления и обеспечить беспрепятственную передачу власти Тиберию. Его отношение к собственной дочери Юлии даже по римским представлениям о неограниченной власти отца семейства (pater familias) было бесчеловечным. Безусловно, после окончания гражданской войны можно найти примеры великодушия и милосердия к противникам. Такое поведение делает ему честь, но не может стереть из памяти ужасы эпохи триумвирата. Оно было не более чем плодом самодисциплины и политического расчета, так как он не был наделен, как, например, Цезарь, великодушием, благородством и человечностью. Он проявлял милосердие только тогда, когда ему это было выгодно.

Но одержимость жаждой власти и жестокость «стояли на службе» безоговорочной самоотдачи великому делу, подтвержденному божественными знаками: он словно был рожден для политической деятельности. Только страх, что созданная им государственная система может оказаться в опасности, вынуждал его позже к беспощадности и жестокости. Он никогда не щадил себя, но только исполнял долг и требовал того же от своих помощников. Пока они чувствовали опасность, страх за Империю, он давал им свободу действий, вознаграждал, ценил по достоинству, не требовал невозможного, потому что знал пределы собственной работоспособности. Все признавали его превосходство, преклонялись перед ним, хранили ему верность, как, например, Меценат и Агриппа, или, как Тиберий, жертвовали собой вплоть до самоотречения. Он имел власть над людьми, мог быть обаятельным, но не околдовывал людей, как первый Цезарь, неотразимым очарованием и блеском своей личности. Он не мог с гениальной непосредственностью очертить контуры будущего, но он был зодчим прочного государственного строя. Природа подарила ему не только рациональный ум, но и способность предвидения, которая делала его политическую деятельность исторически целесообразной: он тонко чувствовал особенности того или иного момента, требования времени и как никто другой, умел приспосабливаться к разным обстоятельствам.