В полет сквозь годы

Валерий, как командир экипажа, хочет первым выйти на землю.

Небритый, в толстой кожаной куртке, черных штанах, в нерповых сапогах, с длинным меховым клином, лихо засунутым под ремень, стягивающий туловище, Чкалов походил на медведя. Тем не менее он ловко пробирался по узкому коридору, протискиваясь между моим столиком, радиостанцией и приборной доской с рычажками и циферблатами.

Я открыл люк. Душный, влажный воздух ворвался в кабину. Валерий вылез через горловину и, держась руками за скользкий, мокрый борт самолета, первым спрыгнул на землю.

Мы с Байдуковым предвкушали удовольствие понаблюдать, как будет Валерий при помощи жестов объясняться с американцами. Из моего окошечка было видно, как он отошел на несколько шагов от самолета и вынул из кармана портсигар. Навстречу ему шли военные и штатские. Вскоре его коренастая фигура скрылась в небольшой группе, но минуты через полторы-две он вновь появился у борта самолета и, постучав широкой ладонью по обшивке фюзеляжа, крикнул:

- Ребята, вылезайте! Нас генерал приглашает к завтраку.

Байдуков и я были немало удивлены таким неожиданным оборотом дела. Мы недоумевающе посмотрели друг на друга. Как же это Валерий сумел так быстро договориться с иностранцами? Но вскоре все объяснилось. На аэродроме присутствовал солдат, поляк по происхождению, немного знавший русский язык. Командующий корпусом и авиационными частями генерал Маршалл захватил его с собой из штаба, когда увидел идущий на посадку моноплан с огромными буквами "1155Н" на крыле.

Я выглянул из люка и сказал Валерию:

- Куда там завтракать, да еще у генерала. Надо побриться сначала, привести себя в порядок.

Но Валерий настаивал на своем. Пришлось вылезти.

Было пасмурно, моросил дождь. В теплом обмундировании мы выглядели неуклюже. Тем не менее появившиеся откуда-то репортеры пожелали нас сфотографировать. Пришлось встать у фюзеляжа самолета. Вдруг вспыхнули прикрепленные к фотоаппаратам лампочки и на мгновение осветили наши небритые, утомленные лица.

Может быть, в самом деле следует поехать в какую-нибудь гостиницу отдохнуть, привести себя в порядок? Я пытаюсь в разговоре с переводчиком выяснить этот вопрос, но тот отвечает:

- Генерал предлагает вам свою машину. У него вы можете побриться ж отдохнуть, - и представляет нас генералу.

Тем временем к воротам аэродрома начали стекаться толпы людей. Многие шли с раскрытыми зонтиками. Автомобили образовали длинную цепь.

Генерал усадил Чкалова и Байдукова в машину, мне предложил сесть вместе с ним в другую, и мы выехали на шоссе.

Вдогонку нам раздалось громкое приветствие:

- Ура русским ребятам! - кричал американский солдат.

Ехать пришлось недолго. Автомобили миновали ворота парка и остановились под навесом, примыкавшим к жилому дому. Мы вышли из машин и направились за генералом в дом. Ставить автомобили в гараж не было необходимости, так как навес выполнял роль гаража.

За короткую поездку я успел рассмотреть генерала Маршалла. Это был высокий сухощавый блондин с обветренным лицом и седеющими волосами - старый вояка. Его заботы о нас были непритворны. Он понимал, что мы нуждаемся в отдыхе, поэтому пусть не сердятся на него военные и штатские Ванкувера, но он не считает возможным впустить посторонних в дом.

Генерал ведет нас в опальную и ванную, приносит бритвы и удаляется в соседнюю комнату звонить по телефону, вероятно докладывать по начальству. Затем он вновь появляется в нашей комнате и на спинку кровати вешает три халата. Но, очевидно, генералу кажется, что одних халатов недостаточно; он оставляет нас и через минуту возвращается, держа в руках три пары туфель. Ему кажется, что и этого мало. Он приносит еще три пижамы. Нам безумно хочется спать, и мы готовы от всего отказаться.

Впрочем, когда-нибудь нужно же сменить наши нерповые сапоги, фуфайки и тяжелые куртки на более легкую одежду.

Через переводчика я даю понять генералу, что мы хотели бы приобрести костюмы. Но по случаю воскресенья все магазины закрыты.

Генерал немного озадачен. Спустя минуту его лицо светлеет, и он говорит переводчику:

- Передайте моим гостям, что я постараюсь их просьбу выполнить.

Направляемся в ванную комнату. Ее стены выложены изразцом, блестят, как в операционной. В углу возвышается постамент с углублением из тщательно отполированного беловато-желтоватого камня. Эта овальная чаша - ванна. Едва успели мы побриться и вымыться после дальней дороги, как в дверях появился переводчик и сказал:

- Кого-нибудь из экипажа просят к телефону. Из Москвы!

- Отрядим для разговора тебя, Егорушка, - сказал Чкалов.

Байдуков пошел в соседнюю комнату. Было слышно, как он громко разговаривал. Нас поздравляли. Мы со своей стороны были счастливы доложить, что перелет закончен благополучно.

Теперь оставалось совершить перед сном последнюю процедуру - поужинать. На столе "хеменекс" - яичница с ветчиной - традиционное американское блюдо. Мы выпили кофе и, охваченные дремотой, легли спать.

Первые несколько секунд я еще смутно слышал какие-то телефонные звонки, потом все сразу оборвалось. Покой и глубокий сон овладели нами.

А жизнь в генеральском доме тем временем бурлила. Генерал Маршалл по телефону давал интервью репортерам.

- Русские летчики, - говорил он, - приземлились на военном аэродроме, потому что на нем больше порядка, чем на гражданском.

Это расценивалось как особая честь, которую мы оказали американской армии; военные были очень довольны. Прилет наш привел в движение не только жителей Ванкувера, но и других городов. Рузвельт, несмотря на воскресный день, отправил нам приветственную телеграмму. Генерал Маршалл во время нашего безмятежного сна делал по телефону полпредству СССР подробное донесение о посадке самолета. Полпред СССР в Америке А. Трояновский немедленно вылетел на "Дугласе" из Сан-Франциско в Ванкувер. Звонки беспрерывно трещали. Мы продолжали спать.

Было около четырех часов дня, когда я открыл глаза и увидел стоящего у изголовья невысокого человека в светлом песочном костюме. Он сказал:

- Я - советский посол. Здравствуйте!

Седеющие виски выдавали в нем человека, который много повидал на своем веку.

Пока мы обменивались приветствиями, комната наполнилась шумом.

Генерал выполнил свое обещание, он заставил одну из фирм города открыть, несмотря на воскресный день, магазин ж привезти для нас костюмы. И вот сейчас приказчики раскладывали в нашей комнате пиджаки, брюки, туфли с пряжками, белье, шляпы, сорочки, галстуки, носки, запонки. На примерку ушло не более получаса. Теперь мы одеты по-американски и готовы быть безупречными представителями нашей Родины.

Я подошел к окну и увидел жителей Ванкувера, толпившихся перед домом генерала. Многие по-прежнему держали в руках раскрытые зонтики.

В комнату вошли пожилая дама в светлом платье и молодая девушка.

- Познакомьтесь, моя жена леди Маршалл, - сказал генерал по-английски. - Моя дочь, - добавил он, указывая на девушку с белокурыми волосами.

Мы познакомились. С помощью полпреда и прибывших с ним товарищей объясняться стало проще. Завязалась непринужденная беседа.

Я огляделся. Квартира нашего хозяина была обставлена богато, но со строгим вкусом. На стенах висели фотоснимки, по которым можно было установить, что генерал Маршалл в империалистическую войну участвовал с экспедиционным отрядом в военных действиях в Европе.

Нас пригласили к обеденному столу. Обед начался с глотка холодной воды и дыни "канталоп" - таков американский порядок блюд. Против дыни Георгий не возражал. Относительно же воды развел целую теорию о том, что это, мол, вредно. Впрочем, мы вскоре привыкли и к дыне "канталоп", и к воде. Когда впоследствии в Европе нам давали обеды без холодной воды, казалось, что именно ее не хватает.

Кончился обед, началась наша "дипломатическая" работа на территории Соединенных Штатов Америки. Мы уже превратились в "рашен флайерс" - русских летчиков. Чкалов стал "чиф-пайлот", что означало командир экипажа, Байдуков стал "копайлот", меня называли "нэвигейтор".