Летят за днями дни...

Первое, что сказал Шапиро, приступая к работе над спектаклем, — в основе его будет не переписка, не статичное чтение писем, а действие, реальные, совершаемые в настоящее время поступки героев. Он пытался нас реально столкнуть на сцене в споре, в конкретном действии, в сшибке характеров, мыслей, эмоций. В наше время уже недостаточно было бы просто читать письма, пускай и замечательно, мастерски, талантливо.

Этим главным образом и отличается наш спектакль от всех предыдущих прочтений пьесы. В нем мы взаимодействуем уже как бы через «живое» слово, а не прочитанное письмо, в драматургическом действии, а не переписке, через прямое общение, а не отстраненное, растянутое во времени. В нем мы, общаясь «напрямую» друг с другом, любим, бранимся, чуть ли не деремся, миримся.

Поначалу работа шла трудно. Большой объем текста. В продолжение всего спектакля мы непрерывно находимся на сцене. Кроме того, спектакль предназначался для малой сцены, а она имеет свою специфику. Юля уже имела опыт работы на такой сцене, а мне только предстояло ее осваивать. К объективным, ожидаемым трудностям прибавилось и непредвиденное осложнение: в самый «разгар» репетиций заболела Юля. Ей даже пришлось лечь в больницу. Чтобы не задерживать выпуск спектакля, она предложила нам пригласить другую актрису на роль Кэмпбэл. Естественно, мы с режиссером категорически отказались это делать, сказали, что будем ждать сколько потребуется времени для ее выздоровления. Потом она как-то призналась, что наша категоричность помогла ей справиться с болезнью.

Шапиро, как у нас говорят, «актерский» режиссер. Его интересуют в первую очередь не какие-то сценические эффекты, броские мизансцены, а глубинное выявление актером сути роли, постижение характера героя, психологическая и логическая мотивировка его поступков. И в нашей работе он добивался выявления тонких взаимоотношений, нюансов во взаимоотношениях великих современников. Он буквально с кровью вырывал из меня то, что было наработано в моих прежних ролях, и безжалостно отметал ранние стереотипы в ролях героев-любовников. «Вася, он здесь не герой-любовник, — настойчиво повторял Адольф Яковлевич. — У него ироничный взгляд, проницательный ум, врожденный аристократизм». И он был прав, вытаскивая из меня эту ироничность, аристократизм. Признаюсь, давалось мне это очень нелегко, мучительно долго и трудно, но другого пути не было. Я понимал, что иначе нельзя играть эту роль, или это будет уже совсем другой человек. И вот только когда начали приближаться к желаемому результату, когда я переборол себя, нашел ключ к образу, нашел в себе эту ироничность, манеру держаться, говорить, оценивать ситуации — играть становилось легко и приятно. Это ощущение легкости, свободы, радости, которую испытывает актер от исполнения такой роли, я получаю и по сей день. А играем мы с Юлей этот спектакль уже почти пятнадцать лет, с 1994 года. Буквально наслаждаюсь ролью, о которой актер может только мечтать, и очень счастлив, что на этот раз судьба оказалась ко мне столь благосклонна.

Благосклонной, мне кажется, она оказалась и для Юлии Борисовой. Я считаю, она играет одну из своих лучших ролей. В ней — и тончайшее мастерство замечательной актрисы, филигранная техника и редкостное чувство сценической правды, необыкновенная пластичность и личное обаяние, трагизм и комедийность. Играя с ней в спектакле, я одновременно и любуюсь ею, ее безграничными возможностями — великой русской актрисы.

Можно сказать, что со спектакля «Милый лжец» началась светлая полоса в моей творческой жизни.

Далее я сыграл в спектаклях театра «Лев зимой» Голдмена и «Посвящение Еве» Эрика Шмидта.

«Лев зимой» — это замечательная пьеса, до нашего театра она уже широко прошла по сценам зарубежных театров. Пьеса шекспировского размаха сильных страстей. В свое время по ней даже был снят фильм, в котором роль королевы великолепно сыграла мать знаменитой Одри Хепберн. Я, конечно же, с радостью взялся за роль Генри II — очень интересную для меня свой неоднозначностью, требующей взрывов эмоций, перемен настроения. На постановку спектакля был приглашен режиссер из Калининграда Евгений Марчелли. Около полугода ушло на репетиции. Три роли моих сыновей были доверены в нем совсем молодым актерам, вчерашним выпускникам Щукинского училища: Павлу Сафонову, Юрию Краскову, Олегу Лапухову. Спектакль стал хорошей школой для них и испытанием на профессионализм. В нем же, по сути, по-настоящему родилась еще одна молодая актриса Театра имени Вахтангова — Елена Сотникова в роли Королевы, и очень жаль, что театр не использует этот замечательный талант в полную меру в новых работах. Как всегда замечательно играла Маша Исипенко. В этом окружении молодых было работать и сложно, и интересно. Интересно было наблюдать, как не сразу от репетиции к репетиции, а затем от спектакля к спектаклю они набирают, приближаются к заданности характеров, обретают уверенность и актерскую мощь.

Одна из ролей, сыгранных в последние годы, — Абель Знорко в спектакле «Посвящение Еве» по пьесе Эрика Шмидта. Поставили ее московские режиссеры Сергей Яшин и Сергей Голомазов. Пьеса для двух актеров, интеллектуальная, современная, с сильно закрученным морально-нравственным сюжетом, ставит непростую проблему: как живем, для чего живем, где те нравственные допуски, которые нельзя переступать, и далее: что есть истинная красота и как важно не зачерстветь еще в молодости, чтобы жизнь прожить достойно. Как видим, проблемы поставлены более чем серьезные, и зрители отзываются на них так, как это бы нам и хотелось. На сегодняшний день это моя любимая роль, мне интересно ее играть в спектакле, который, надеюсь, будет идти еще долго, не теряя интереса зрителей.

В который раз убеждаешься в народной мудрости, как правы бывают народные поговорки и одна из них: «Не было бы счастья, да несчастье помогло». Во время образовавшейся паузы в несколько лет, когда я в театре, по сути, не был востребован, рядом, на Новом Арбате, в театре Александра Калягина готовилась постановка «Дяди Вани» по Антону Павловичу Чехову. Ставил спектакль Александр Сабинин — актер с Таганки, мой старый друг и замечательный педагог и режиссер. А я до этого, проработав столько лет в театре, не сыграл ни в одном чеховском спектакле, ни одной чеховской роли. А так хотелось прикоснуться к его драматургии, попробовать себя в его пьесе. Поэтому с благодарностью принял участие в этой принципиально новой для меня работе, в открытии для себя нового материка. Владимир Симонов играл Дядю Ваню, я — Астрова, Татьяна Николаевна Ленникова — Няньку, Алексей Кузнецов — Вафлю. Только в работе над своей ролью я убедился, какие возможности актеру дает чеховская драматургия — море разливанное для фантазии, поиска и форм, и смыслового содержания — ищи, докапывайся до чеховских глубин, пробуй. Работа над пьесой доставила всем исполнителям истинное наслаждение, столько открывает она и в нас самих, в актерах, струн души, каких-то новых ощущений, не испытанных ранее. Конечно, спектакль выпадал из привычного мне вахтанговского стиля, и поэтому работать было непросто, требовались какие-то иные подходы, но эти поиски были приятны и необходимы мне как актеру. Спектакль получился, его мы играли около трех сезонов, а затем был показан по телевидению. Я был счастлив, что сыграл в чеховском спектакле, и теперь понимаю, почему всех актеров и режиссеров так привлекает его драматургия, тревожит, не дает покоя. Ведь в одном сезоне несколько театров берут к постановке одни и те же пьесы — и получаются совсем разные спектакли. Сколько же должно быть в них заложено, чтобы на всех хватило глубин, нераскрытых тайн — в этом неразгаданном, не разведанном до конца материке? Нравственные начала, заложенные в чеховской драматургии, вневременные, распространяются на разные народы и разные времена, поэтому он безбрежен, как безбрежен океан. Но в этом безбрежном океане надо очень четко выбрать одно направление, одну линию движения, иначе легко можно затеряться в стихии волн, подводных течений. Иначе эта стихия тебя смоет, что и случается нередко со спектаклями по Чехову.