Игорь Святославич

Между тем в Путивле, пережившем половецкий налет (о чем в «Слове» не говорится), тоскует о супруге Ярославна. В поэтическом мире «Слова», где география подчинена эпическим законам, где Дон и Дунай, как в народных песнях, отмечают границу иного мира, плач княгини разносится далече:

Тем временем Игорь изнывал в половецком плену, хотя его с сыном Владимиром, которого Кончак собирался женить на своей дочери, содержали лучше, чем остальных пленников, которых хорошо стерегли, держали в оковах, а то и пытали ^{265}. Как уже говорилось, двое князей, судя по всему, плена не выдержали, хотя малолетний Олег Игоревич вряд ли подвергался мучениям. Игорю же, и по поручительству Кончака, и как предводителю противника, разрешали свободно передвигаться и даже охотиться под охраной двадцати молодых половцев, пятеро из коих принадлежали к знати. Стража не только обращалась с князем уважительно, но и выполняла любые его распоряжения. Он взял себе пять-шесть русских слуг, в том числе сына новгород-северского тысяцкого, которые тоже сопровождали его в поездках по степи. Наконец, Игорь выписал себе с Руси священника, который совершал для него и слуг христианское богослужение. Князь полагал, что останется в плену надолго, и воспринимал это как наказание за грехи: «Я по достоинству своему воспринял поражение, от повеления твоего, Владыко Господи, а не поганская дерзость сломила силу рабов Твоих. Не жаль мне за свою злобу принять всё необходимое, что я принял».

Однако уже осенью того же года с Игорем заговорил некий половец. «Слово» называет его Овлуром, а Ипатьевская летопись — Лавором (Лавром). Если последнее не является русификацией, то половец, вероятно, был крещен, что отчасти объясняет его поведение. Есть, впрочем, версия, что Лавр-Овлур был послан Кончаком, заинтересованным в мире с Новгород-Северским княжеством и потому не хотевшим оставлять Игоря в плену. Но доказательств этой остроумной догадки нет.

Лавр сказал Игорю: «Пойду с тобой в Русь». Князь сначала не поверил ему, заподозрив подвох, но о побеге задумался и стал советоваться с приближенными. Он решил собрать, сколько сможет, пленных воинов и бежать вместе с ними, пока основные силы половцев воюют на Руси. «Я ради славы не бежал тогда от дружины, и ныне не славным путем не пойду!» — заявил он. Сын тысяцкого и княжеские конюшие, однако, требовали, чтобы князь согласился с Лавром: «Иди, княже, в землю Русскую, если захочет Бог избавить тебя!» Пока Игорь размышлял, орда Кончака повернула от Переяславля обратно в степь и побег по задуманному плану стал невозможен. К тому же приближенные встревожили князя новыми вестями: «Мысль высокую и неугодную Господу имеешь в себе. Ты хочешь взять мужей и бежать с ними, а об этом почему не подумал — вот приедут половцы с войны и, по слухам, убьют и тебя, князь, и мужей, и всю русь. И не будет ни славы тебе, ни жизни!» Таковы ли были намерения степняков, неизвестно. Во всяком случае, Кончак хотел другого. Но Игорь теперь решил поторопиться и принять совет Лавра.

Днем при Игоре постоянно находилась стража, ночью же он под охраной оставался в шатре. Тем не менее совещания пленных русичей и пересылку с Лавром половцы не обнаружили. Игорь приметил, что стражники его слегка расслабляются вечером, перед заходом солнца, и отправил конюшего к Лавру с вестью: «Переезжай на ту сторону Тора с конем в поводу». Вечером половцы сели пить кумыс. Конюший вернулся к князю с известием, что Лавр ждет. Игорь поклонился перед крестом: «Господи сердцеведец! Спасешь ли Ты меня, Владыко, недостойного?» Пока сторожа «играли и веселились», полагая, что князь лег спать, тот приподнял полог шатра и вылез. Перейдя реку по мелководью, он сел на коня и вдвоем с Лавром умчался прочь от кочевья. Дальнейшие обстоятельства не очень ясны. Видимо, через какое-то время конь пал, потому что затем Игорь 11 дней шел пешком до города Донца ^{266}. Именно так рисует события «Слово»: