Адам Смит

Смиту было трудно говорить о письмах Хатчинсона и о громком скандале, с ними связанном. Он сочувствовал Франклину, но человек, обвинявший его и публично назвавший на заседании Тайного совета старого американца вором, генеральный солиситор Уэддерберн был его другом.

Суть дела была такова. Года два назад в руки к Франклину, который был представителем колоний при королевском правительстве, попали письма губернатора Массачусетса Хатчинсона к одному крупному лондонскому чиновнику. Письма ему передал некий член парламента, пожелавший остаться неизвестным. Хатчинсон писал о вопиющей наглости колонистови высказывал мнение, что их надо усмирить, не боясь жестокости.

Франклин переслал письма в Бостон, чтобы руководители движения имели сильное оружие против властей. Без его согласия письма были опубликованы, что вызвало большой политический, скандал. Тори называли Франклина поджигателем и вором.

К этому времени отношения колоний с метрополией были уже очень напряженными. В течение десятка лет Лондон проводил в Америке жесткую линию. Притеснения шли в основном по трем линиям: торговли, налогов и самоуправления колоний. Их демократические традиции и институты подавлялись. Сопротивление американцев было сначала стихийным и разрозненным, но под давлением обстоятельств постепенно развивалось некоторое единство, укреплялось национальное сознание. Произошли первые вооруженные столкновения. В 1773 году состоялось знаменитое «бостонское чаепитие»: возмущенные бостонцы сбросили в море груз чая, принадлежавший Ост-Индской компании, которая недавно получила от короля монопольное право ввоза чая в Америку. Правительство вскоре ответило закрытием бостонского торгового порта.

В такой обстановке собрался в конце января 1774 года в Кокпите Тайный совет: формально говоря, чтобы обсудить петицию массачусетцев об отстранении Хатчинсона, а фактически для суда над Франклином. Лорды считали его одним из главных виновников волнений в колониях. Уэддерберну, молодому адвокату из Шотландии, сделавшему в Лондоне блестящую карьеру, было поручено расправиться с ним.

Берк, который был на заседании, рассказывал ему об этой драматической сцене.

…Франклин, внешне невозмутимо спокойный, с какими-то остекленевшими глазами больше часа молча стоял под градом обвинений и насмешек Уэддерберна и под неприязненными взглядами лордов и чиновников. Он не мог сказать, откуда попали к нему письма, и не считал нужным развлекать врагов своими оправданиями.

…Из Эдинбурга Дэвид Юм, как всегда живой, любопытный и остроумный, засыпал его вопросами. В феврале 1774 года, через две недели после дуэли Франклин — Уэддерберн в Кокпите, он пишет Смиту:

«Дорогой Смит, вы нехорошо поступаете, до сих пор ничего не сообщая мне о своих намерениях и решениях… (Эта жалоба — постоянный рефрен в его письмах к Смиту. — А. А.). Ради бога, что за странные вещи мы слышим о поведении Франклина? Я не очень верю, что он так сильно виноват, как изображают, хотя я всегда знал его как человека, склонного к политической фракционности, а фракционность — это такая страсть, которая после фанатизма сильнее всего разрушает мораль. Что же предполагают по поводу того, как он добыл эти письма? Я слышал, что на заседании совета Уэддерберн обошелся с ним крайне жестоко, и тем не менее его (Уэддерберна. — А. А.) не в чем упрекнуть. Как жаль!»

Неизвестно, что ответил Смит на это письмо и ответил ли вообще. В данном случае он имел более веские причины уклониться от ответа, чем его обычное отвращение к письмам. «Как жаль!» — возможно, такова была и его реакция.

Смит познакомился с Франклином пятнадцать лет назад, когда американец, только что избранный в члены лондонского Королевского общества, приехал с сыном в Шотландию и побывал в Эдинбурге и Глазго. Сент-Эндрюсский университет сделал «мистера Франклина, знаменитого своими сочинениями и электричеством», доктором прав, остальные шотландские университеты соперничали из-за чести принимать его у себя. Отец и сын Франклины преподнесли в дар Глазговскому университету редкие книги, профессор Смит благодарил их от имени университета.

Теперь Смит был тоже членом Королевского общества. Президент общества, крупный медик, сэр Джон Прингл, опять-таки шотландец, был другом как Смита, так и Франклина.

На протяжении своей долгой жизни Франклин занимался, кажется, всеми науками, известными в XVIII веке. Ему принадлежит почетное место и в истории политической экономии. В 23 года Франклин, побывав в Европе и познакомившись с работами Петти и других английских авторов, написал и опубликовал в Филадельфии небольшой памфлет на злободневную тему о бумажных деньгах. Это сочинение замечательно тем, что в нем очень ясно и четко были изложены основные тезисы трудовой теории стоимости. Было это в 1729 году, когда Адам Смит только учился читать.

Возможно, об этом памфлете Смит и не знал. Но он вполне мог читать письмо Франклина другу и покровителю Смита лорду Кеймсу от февраля 1769 года. В этом письме Франклин, рассуждая о разных экономических вопросах, в частности спрашивал: «Если труд фермера по производству бушеля пшеницы равен труду рудокопа по добыче унции серебра, разве не будет бушель пшеницы как раз мерой стоимости унции серебра?» Смит в это время жил в Керколди, изредка бывал в Эдинбурге и неизменно посещал Кеймса. Уж если кто мог по достоинству оценить эти рассуждения, так, конечно, он!

Поскольку Франклин сохранил интерес к теоретическим экономическим вопросам, оба философа вполне могли говорить о них в двухлетний период их общения в 1773–1775 годах. Может быть, преемственность в развитии трудовой теории стоимости между Франклином и Смитом носит более непосредственный характер, чем принято считать.

В 1751 году Франклин выпустил другую занятную экономическую работу — под заглавием «Наблюдения по поводу роста народонаселения и населенности стран». Он утверждал, опираясь на опыт американских колоний, что при идеально благоприятных природных и общественных условиях народонаселение имеет тенденцию удваиваться каждые 20–25 лет.

Франклиновы цифры произвели на Смита такое впечатление, что он дважды повторил их в «Богатстве народов», возможно, он получил их не из первых рук, а почерпнул из сочинения доктора Ричарда Прайса, но сам Прайс, очевидно, пользовался данными Франклина.

Вообще в «Богатстве народов» можно найти ряд мест, которые так или иначе ассоциируются с Франклином. Отчасти это просто объясняется тем, что политические и экономические идеи Смита и Франклина во многом шли параллельно. Отчасти Франклин служил шотландцу важным источником информации по американским делам, особенно по экономическим проблемам колоний.

Есть легенда, которая связывает имена Франклина и Смита настолько тесно, что это вызывает сомнение. После их смерти (оба умерли в одном и том же 1790 году) младший друг Франклина, врач и политик Джордж Логэн рассказывал своим родным, от которых это и стало известно, следующие подробности, слышанные им от Франклина:

«Знаменитый Адам Смит, когда он писал «Богатство народов», имел обыкновение приносить главу за главой по мере того, как он их сочинял, ему (Франклину. — А. А.), доктору Прайсу и другим literati. Он терпеливо выслушивал их замечания и извлекал пользу из обсуждения и критики, так что иной раз брался переписывать заново целые главы и даже полностью менял свою точку зрения».

Трудно сказать, что в этом любопытном сообщении правда, а что вымысел.

Слова Франклина могли при передаче их семьей Логэнов быть искажены, его роль в завершении труда Смита преувеличена. Так оно, вероятно, и было. Если бы общение Смита с Франклином было столь тесным и постоянным, от этого осталось бы больше следов — во всяком случае, в переписке последнего, который в отличие от Смита является автором нескольких тысяч писем. Нечего и говорить, что заключающееся в этих строчках преуменьшение самостоятельности Смита противоречит всему, что мы о нем знаем.

Вместе с тем известная близость Смита к Франклину несомненна, и общение с великим американцем не могло пройти для него без следа.