Улица генералов. Попытка мемуаров

Был период, когда мы с Юликом семейно ходили друг к другу в гости. Юлик был хлебосол, принимал с размахом и, помнится, ставил пластинки с речами Сталина, а затем очень смешно имитировал речь Вождя и Учителя. Наш общий приятель Юра Киршон, сын того самого драматурга Киршона, руководителя РАППа, расстрелянного в 37-м, как-то заметил: «То, что Семенов тебе первым звонит, — это хороший признак. Семенов так просто не звонит. Значит, ты на подъеме». Лишь позже у меня как-то связалось в памяти, что с Семеновым мы познакомились не в ЦДЛ, а познакомил нас Юра Киршон, и познакомил вкупе со своей компанией, куда входили Боря Сарылов, Виктор Луи — все трое отсидевшие за своих отцов и выпущенные по амнистии после смерти Сталина. Повторяю, в эту компанию входил Юлик Семенов, отец которого, Семен Ляндрес, был тоже репрессирован, но уцелел и в 60-е годы работал на скромной должности в каком-то издательстве.

Широкую известность Семенов приобрел после своего милицейского детектива «Петровка, 38». Помнится, он попросил меня и Юру Киршона сопровождать его то ли в сберкассу, то ли из сберкассы, ибо он должен был внести большие деньги, чтобы купить «ЗИМ». (Я еще не купил своего «Запорожца». Потом, после меня, вся московская проза ездила на «Запорожцах». А у Юлика Семенова уже был «ЗИМ», машина министров!) Было ощущение, что все как-то легко дается этому обаятельному парню с хорошим чувством юмора, и даже «пятый пункт» не помешал ему жениться на дочери Сергея Михалкова. А уж Сергей Владимирович, со своей повышенной бдительностью, в свою семью подозрительный элемент не пустил бы. Все знали, да и Юлик этого не скрывал, что образцом для подражания для него является Эрнест Хемингуэй. Он хотел, как и Хемингуэй, много ездить по свету, много писать, охотиться, заниматься спортом и не быть стесненным в деньгах. У Юлика и бородка была а-ля Хемингуэй. Юра Киршон, изощренный острослов, мне рассказал, что, когда умер Хемингуэй, он послал Семенову телеграмму соболезнования и тот воспринял это как должное. Как-то я спросил Семенова: «Юлик, если ты подражаешь Хемингуэю, спортсмену и охотнику, то почему, извини, ты такой толстый?» — «Это не лишний вес, — без своего обычного юмора ответил Юлик. — Это сердце. В шахте был взрыв, и я бежал две тысячи ступенек наверх». Может, тогда я понял, что не все знаю про везунка Семенова. И значительно позже, в разгар перестройки, когда я прочитал воспоминания Семенова о его отце, как он, совсем юным, тайно ездил к нему на свидания в лагерь, я еще раз убедился, что не все было так просто в семеновской биографии. И на самом деле, подражание Хемингуэю было игрой, а лепил он свою жизнь, конечно, не с товарища Дзержинского, но с человека, пришедшего в то же ведомство, своего старого дружка Виктора Луи.

…Можно, конечно, только догадываться, о чем говорили в этой дружной компании Киршона, Сарылова, Луи и Юлика Ляндреса. Первые трое только что вышли из лагерей, а четвертый знал про лагерь не понаслышке, отец все еще находился за колючей проволокой. Думаю, однако, что никаких иллюзий по поводу светлого коммунистического будущего у них не было. А был страх прошлого, и было естественное желание молодости устроить свою жизнь так, чтоб никогда этот страх прошлого не вернулся. Поначалу звездой в этой компании был Юра Киршон, который запросто мог переговорить любого острослова, к тому же на Юру свалились большие деньги — начали ставить пьесы недавно реабилитированного отца. И вот когда Юра Киршон, мой товарищ по Литинституту, впервые привел меня в гости к Виктору Луи (Киршон называл его «Луй»), я с удивлением заметил, что чемпион институтских и литературных застолий как-то сбавил тон. То есть за столом он по-прежнему солировал, но с оглядкой на хозяина. А хозяин помалкивал, я лишь ощущал его внимательный взгляд из-под дымчатых очков явно иностранного происхождения. Вообще за столом у Виктора Луи все было иностранное: и посуда, и рюмки, и бутылки, и еда. Причем не из «Березки», а прямиком из загнивающей Европы. Я знал про Виктора Луи лишь то, что они сидели с Киршоном в одном лагере. И всё. По каким-то случайным репликам за столом я выяснил, что жена хозяина дома, бесцветная дамочка на шестом месяце беременности, — англичанка, а сам хозяин дома — московский корреспондент английской газеты. Запомнился короткий разговор: «Она обязательно поедет рожать в Лондон, — сказал Виктор Луи, — я не верю московским клиникам. Проблема в том, что я тоже хочу в Лондон, чтоб присутствовать при родах, а меня не пускают». — «Луй, тебя пустят», — сказал Киршон. Не знаю, что я тогда подумал, и вряд ли что-нибудь подумал — было выпито много виски, джина и французского коньяка. А на следующий день, вспомнив вчерашний вечер, я подумал: ни хрена себе! Бывший зэк — а уже штатный сотрудник английской газеты! И уже намыливается в Лондон. И как такое может быть? А если может, то что все это означает?

Довольно скоро Виктор Луи стал знаковой фигурой не только московской, но и международной жизни. Рассказывать о нем подробно — опять уходить в сторону. Но вот короткий штрих: на приеме в американском посольстве дипломат-американец высокого ранга мне с раздражением говорит: «Мы давно готовим визит нашего президента в Москву. А Виктор Луи сказал, что визита не будет». И американец недоуменно развел руками.

Визит действительно так и не состоялся.

Последний раз я видел Виктора Луи незадолго до эмиграции. То есть я уже решил, что уезжаю, но никому про это не говорил. Юра Киршон, постаревший, спившийся, живший уже как приживалка то около Юлиана Семенова, то около Виктора Луи, встретил меня в ЦДЛ и сказал, что Луй приглашает к себе в гости.

— Зачем?

— Поедем — не пожалеешь. У него для тебя подарок. — И прошептал мне в ухо: — Твоя книга, изданная в Германии.

Я знал, что «Прогноз на завтра» издан во Франкфурте. По этому поводу меня вызывали аж в ЦК партии, прорабатывали. Но саму книгу я не видел. И чтоб получить долгожданную книгу, готов был поехать хоть к черту на рога. Правда, в такси я спросил у Киршона: «Юра, а неприятностей у меня не будет? Ты понимаешь, что я имею в виду». — «Ерунда, — отмахнулся Киршон. — Дуй, конечно, крупный разведчик, но ты для него — слишком мелкая рыбешка. Ты ему интересен как воспоминание молодости».

Приехали в генеральский дачный поселок в Баковку. Одну из генеральских дач за глухим забором теперь занимал Виктор Луй. Огромный каменный дом с разными хозяйственными пристройками. Две иномарки во дворе. После приветствий и каких-то общих слов Виктор Луи пригласил нас спуститься в библиотеку. Подвальная комната, очень ухоженная, оборудованная в книжный зал. Я шарил глазами по полкам и тихо ахал. Весь «самиздат»! Весь «тамиздат»! Полное собрание всей антисоветской литературы. Этих книг хватило бы, чтоб намотать полный срок не одному или двум диссидентам, а целому пехотному батальону. Виктор Луи спокойно снял с полки «Прогноз на завтра», протянул мне и сказал Киршону: «Дадим время автору насладиться своей книгой».

Когда мы перешли в столовую, я увидел через окно, что во двор дачи въехала огромная красная машина, из которой выпрыгивали люди в касках. «Все-таки явились арестовывать, — пронеслось в голове, — но почему они в касках?» Потом сообразил — это пожарники. Виктор Луи лениво глянул в окно и разъяснил: «Я вызвал пожарников, чтоб они залили во дворе каток моим детям».

Потом мне рассказывали, что в конце советской власти Юлиан Семенов построил себе дом в Крыму. Но был ли этот дом лучше, чем у Виктора Луи в Баковке, и позволял ли себе Семенов такие же шалости, как «Луй», — об этом я ничего не ведаю.

Зато знаю, как и почему Юлика завербовали органы. Впрочем, это известная история. Юлик убил на охоте егеря. Случайно. Однако убийство есть убийство, и из уголовного дела Юлика вытащил его тесть, Сергей Михалков, обратившись к своим покровителям в КГБ. Но там, соответственно, поставили условия. И с тех пор Семенов стал писать не о полярниках или милиционерах, а о храбрых рыцарях с холодной головой, чистыми руками и т. д. Вопрос: какие все-таки отношения были у Юлика с ГБ? То есть, грубо говоря, носил он погоны или нет? И опять же, тут несколько версий. Одна из версий официальная, самого Семенова, для советской печати, правда, уже времен перестройки. В интервью какой-то газете (сам это читал) Юлик рассказывал, что ГБ ему давало материалы для книг, «но, клянусь, я не был сотрудником КГБ». Более того, его вызвал Андропов и сказал, что из книг Семенова, написанных по материалам ГБ, торчат уши этого ведомства, и, дескать, нам этого не надо, и пожалуйста, уважаемый Юлиан Семенович, пишите дальше, пользуясь только вашей прекрасной творческой фантазией. Так у вас лучше получается.