Трагедия Цусимы

XI

Прорыв «Дианы». — Сюрприз с углем. — «Мои приказания должны быть в точности исполнены. Надеюсь?..» — Поход на юг. — Конец боевой службы «Дианы»

Около 8 час. вечера мы еще различали, хотя смутно, легкие крейсера японцев, державшиеся в SW четверти, на S — два броненосных крейсера, на Ost — медленно удаляющиеся главные силы неприятеля, а на N0 — «Чин-Иен» и К°.

От SO, именно в том направлении, куда нам следовало взять курс, — надвигались многочисленные отряды миноносцев.

На мостике составилось нечто вроде военного совета. Решили прорываться… на SO. На первый взгляд странное решение. На деле, однако же, оно себя оправдало. Мотивы были такие: японские миноносцы, наверно, не ожидают такого «трюка» и к нему не подготовлены; в темноте они легко могут принять «Диану» за «Якумо» и предположить, что крейсер послан с донесением в Японию; если же мы изберем другую дорогу и встретимся с крейсерами или броненосцами, то наше инкогнито будет немедленно раскрыто; завяжется ночной бой, и тут уж на нас бросится вся свора. Следующий вопрос был: как поступать со встречными миноносцами, по отношению к которым явится подозрение, что они нас опознали и собираются атаковать?.. Тут я сделал предложение, которое в первый момент вызвало общее недоумение и едва ли не заставило некоторых усомниться в моей правоспособности… — Я предложил — ничего не предпринимать, так как, открыв прожектора, начав стрелять по какому-нибудь миноносцу, мы тем самым навлечем на себя атаку целой минной флотилии; между тем против массовой атаки — мы беспомощны; кормовые 6-дюймовки действовать не могут, так как грозят разрушением всей постройки, ограждающей пробоину, а тогда… словом, про оборону с кормы и говорить нечего, а с борта — мы имеем по две 6-дюймовки и по десяти 75-мм — этого мало…

Так что, если даже он мину выпустит, все-таки не светить и не стрелять?!

Конечно! Ведь он может опознать крейсер только на самой близкой дистанции и тут, в течение нескольких секунд, должен на глаз определить все данные для установки прицела — наш курс, ход… Легко ли это! Какова вероятность попадания? Самая ничтожная… А после промаха когда еще он успеет развернуться, обогнать нас и снова пойти в атаку? Да и не найдет в темноте!.. А начнете светить и стрелять — не только он найдет снова, а и еще десятки сбегутся со всех сторон!.. Вот если ему посчастливится — мы, конечно, с нашей пробоиной не выдержим минного взрыва, потонем, — тогда жарьте вовсю! Хоть чем-нибудь досадить на прощание!..

Командир решительно стал на сторону моего мнения и отдал соответственные приказания.

Хотя, знаете ли, это совсем новый способ отражать минные атаки, — говорил он, посмеиваясь, — кажется, мы первые его испробуем…

И я убежден, что удастся!

Поживем — увидим… или нет: доживем — увидим!

В начале 9-го часа «Диана» положила лево руля и, отделившись от эскадры, пошла намеченным курсом.

За нами увязался какой-то миноносец. Спросили — «Кто?» — Ответил — «Грозовой».

Это только способствовало осуществлению нашего плана. Всякий японец мог подумать: идет крейсер, похожий на «Якумо», и при нем миноносец, — ясно, что свой…

Около 9 ч. вечера мы вступили в область, густо усеянную отрядами минного флота неприятеля, и шли ею до 10 ч. 15 мин. (последняя встреча). Ночь была безлунная, но не очень темная. По небу стлались не тучи, а легкие, полупрозрачные облака, сквозь ровную пелену которых звезды давали достаточно мягкого, рассеянного света, чтобы привычным глазом заметить большой корабль на расстоянии 1–1 1/2 мили, а миноносец — на 5–6 кабельтовых. Конечно, не «опознать», а только «заметить что-то».

За эти час с четвертью мы «заметили» на своем пути 19 силуэтов, в которых имели основание подозревать неприятельские миноносцы. Всякий раз, обнаружив такое видение, мы круто меняли курс, стараясь не сближаться на дистанцию, достаточную для «опознания». Из 19 случаев это удалось 13. Только 6 миноносцев нас атаковали, выпустив 8 мин. Ни одна не попала. (Последнее заявление может быть излишне, так как, если бы попала хотя одна, я был бы лишен возможности делиться с читателями моими воспоминаниями.)

Мы не светили и не стреляли.

Думаю, что осуществление такого приема было возможно только с нашей, хорошо обстрелянной, выдержанной в боях командой. Стоило вспомнить 31 марта и паническую «стрельбу по воде»… Теперь было не то!

Не утаю, что два выстрела все-таки было сделано, но при обстоятельствах, в значительной степени смягчающих вину комендора. Случилось это так.

Около 9 1/2 ч. вечера на передний мостик прибежал командир кормового плутонга, мичман Щ.

Разрешите открыть огонь!

Ни в каком случае!

Но эти два подлеца, которые уже атаковали нас на контр-галсе, гонятся за нами!.. И, кажется, догоняют!..

Если только «кажется», что догоняют, — авторитетно вмешался старший минер, — то опасаться нечего. Значит, скорость мала. Стрелять минами вдогонку — пустое занятие. Вот если выйдут на траверз — другое дело…

Зеленовато-золотистая молния вспыхнула на корме крейсера, и резкий, отрывистый удар выстрела 75-миллиметровой нарушил тишину ночи… Еще…

— У вас стреляют! Без вас стреляют! Зачем вы здесь! — крикнул я, бросаясь к плутонговому командиру…

Но бравый мичман, чуть ли не спрыгнув с мостика, уже умчался к своим пушкам с такой быстротой, словно сквозь палубу провалился…

Опять на крейсере воцарилось глубокое безмолвие, изредка прерываемое восклицаниями сигнальщиков и «глазастых»: «Справа, на крамболе!» — «Слева, по траверзу» и соответственными командами капитана: «Право на борт!» — «Лево руля!..»

От S пошла зыбь, на которой крейсер давал размахи 5–7° на сторону. Для миноносцев она должна была быть еще более чувствительной и, конечно, не способствовала меткости их стрельбы минами.

Около 10 часов один (по-видимому, из «истребителей»), идя контр-галсом, выпустил мину в нашу правую скулу с дистанции не более 1 1/2 кабельтовых. Мы не только видели вспышку выстрела из минного аппарата, но даже слышали характерный звук, сопровождающий минный выстрел, словно чихнул какой-то большой зверь…

— Хорошо идет… — проговорил старший минер, склонившийся над поручнем мостика и привычным глазом наблюдавший за пенистым следом, сопровождавшим путь мины…

Несколько мгновений напряженного ожидания…

— И этот промазал!.. — почти с состраданием к неудаче товарища по оружию восклицает минер.

Общий вздох облегчения…

— Плохо мы себя показали перед артиллеристами!.. — смеется командир (сам минер I разряда).

В 10 час. 15 мин. вечера — последняя встреча. Чуть не столкнулись с миноносцем, мчавшимся полным ходом прямо с носа. Едва разошлись, почти вплотную. Очевидно, он принял нас за своего, потому что сделал какой-то опознавательный сигнал и исчез во мраке…

В 11 ч. вечера открыли северный Шантуагский маяк. Через полчаса по нему определили свое место на карте и взяли курс SW 23° — в южную, наиболее пустынную часть Желтого моря, согласно нашему плану. Навстречу попадались только китайские джонки, да и то изредка. Явно было, что мы уже вышли из сферы действий враждующих сторон. Можно было и отдохнуть. На всякий случай, однако же, отдыхали на две смены, да и то не отходя от своих мест.

Многие авторы боевых очерков и воспоминаний описывают то состояние высокого нервного возбуждения, которое еще долго по окончании сражения владеет людьми, принимавшими в нем участие. Существует немало рассказов о том, как тревожно они спят, как галлюцинируют, как легко поддаются всякому внешнему импульсу. Мне не приходилось наблюдать таких явлений. Факты, которые мною записаны (тогда же), скорее свидетельствуют о притуплении, о понижении нервной чувствительности после боя.

В ночь на 29 июля я видел, как люди, только что исправно исполнявшие обязанности службы, даже не казавшиеся чрезмерно утомленными, — обстоятельно сдав вахту, спешно приискивали себе укромный уголок поблизости к своему месту «по тревоге» и тотчас же засыпали крепким глубоким сном (По отношению ко мне могу заверить, что за все время пребывания на театре военных действий, т. е. и на первой, и на второй эскадрах, — никогда, ни при каких обстоятельствах не видел боевых снов. Единственный раз, да и то в совершенно мирной обстановке — по пути из Сайгона в Либаву, при ночевке на станции Вержболово мне приснились лазарет «Дианы», выпучивающаяся палуба, на которой мы работаем… и я с криком «Подпоры! Давайте подпоры!» сорвался с постели, немало переполошив своего спутника).