Пройдённый путь (Книга 1)

Этими действиями предполагалось, с одной стороны, разрушить тылы противника и разгромить его войска, действующие в направлении Воронежа, и, с другой - принудить Мамонтова вернуться из рейда по нашим тылам.

Я считал, что действия нашего Конного корпуса по тылам белогвардейцев будут наилучшей контрмерой против рейда Мамонтова.

Готовясь к претворению задуманного плана в жизнь, корпус усилил разведку с целью найти удобные переправы через Дон, в частности разведать броды. Зная, что начальник 23-й дивизии Голиков - житель станицы Усть-Медведицкой, я лично поехал к нему, чтобы и его порасспросить о возможности переправы корпуса через Дан.

У Голикова я узнал все, что мне было нужно, и, кроме того, познакомился с только что полученным им приказом Реввоенсовета 9-й армии, в котором говорилось об измене его предшественника на посту начальника 23-й стрелковой дивизии Миронова, бывшего казачьего офицера, тоже уроженца станицы Усть-Медведицкой. После революции Миронов, став на сторону Советской власти, сформировал 23-ю стрелковую дивизию. Затем он сдал командование дивизией Голикову и убыл в Москву в казачью секцию при ВЦИК РСФСР, которая поручила ему сформировать в Саранске Донской казачий корпус. Не закончив полностью формирование корпуса, Миронов увел казаков из Саранска, будто бы для оказания помощи Южному фронту, а на самом деле для того, чтобы перейти на сторону белых. Объявляя Миронова вне закона, Советское правительство предписывало всем командирам частей и соединений Красной Армии в случае появления изменника в их районе принять меры к аресту его и отправке в вышестоящие инстанции.

Вернувшись в хутор Кепинский в тот же день, 7 сентября, я объявил об измене Миронова в приказе по корпусу, а вечером вместе с комиссаром корпуса Кивгелой и начальником политотдела Суглицким поехал в штаб 23-й стрелковой дивизии, чтобы совместно с ней организовать разоружение корпуса Миронова.

Мы предполагали, что Миронов будет пробираться к своей бывшей дивизии, и это предположение оправдалось.

Когда мы приехали к Голикову, тот сообщил нам о прибытии в дивизию сотни казаков корпуса Миронова, командир которой доложил, что Миронов приказал ему разыскать штаб 23-й стрелковой дивизии, донести о месторасположении его и ждать прибытия корпуса.

На совещании, собранном в связи с этим в штабе 23-й дивизии, я высказал предположение, что Миронов явно рассчитывает на поддержку 23-й дивизии как бывший ее начальник и организатор.

- В частности он, видно, рассчитывает и на вас, товарищ Голиков, как на своего первого помощника в организации дивизии, - сказал я.

- Что вы, что вы! - замахал руками Голиков. - Я знаю Миронова, мы с ним земляки, но это нисколько не означает, что я стану на сторону предателя.

- Верю вам, - успокоил я Голикова. И я действительно верил ему - он сразу произвел на меня хорошее впечатление. - Но учтите, что Миронов может пойти на всякую подлость.

Поговорив, мы решили, что, когда Миронов прибудет в дивизию, Голиков должен как ни в чем не бывало пригласить его к себе на квартиру и там арестовать, после чего направить под конвоем в штаб Конного корпуса.

На другой день, 8 сентября, я снова приехал в штаб 23-й стрелковой дивизии, чтобы лично поговорить с командиром сотни и казаками, прибывшими из корпуса Миронова. Казаки еще не знали, что Миронов объявлен вне закона. Командир сотни предполагал, что Миронов с корпусом двигается в направлении станицы Ново-Анненской и находится в одном - двух переходах от станицы Глазуновской. К своему большому удивлению, я узнал от него, что комиссар корпуса Миронова - Булаткин, тот самый Булаткин, который командовал у нас бригадой, а потом уехал в Москву, на учебу в Академию Генерального штаба. Хотя Булаткин в прошлом был казачьим офицером, но мне не верилось, что он мог стать сообщником Миронова: я знал его как преданного Советской власти командира-коммуниста.

Когда я вернулся в штаб, мне доложили, что получена директива штаба Особой группы войск Южного фронта. Конному корпусу приказывалось сосредоточиться в районе Арчеды и Гуляевки, имея дальнейшей задачей форсированным маршем выйти в район Новохоперска, найти и разгромить корпус Мамонтова. В связи с этой задачей наш корпус выводился из состава 10-й армии и подчинялся непосредственно командующему Особой группой войск Южного фронта.

3

Директива командующего Особой группой войск о выдвижении корпуса в район Новохоперска не позволила осуществить намеченный мною план рейда на Миллерово. Но изменника Миронова упускать не хотелось. Располагая данными о Миронове, мы разработали маршрут движения корпуса к Новохоперску так, чтобы в полосе движения встретить его корпус.

Утром 11 сентября дивизии корпуса, выслав вперед и на фланги разведку, выступили по маршруту: Кепинский, Арчединская, Бочаровский, Старо-Анненская.

13 сентября, когда мы уже приближались к Старо-Анненской, я ехал в голове колонны 4-й дивизии, смотрел на свою потрепанную карту и ломал голову над тем, где же все-таки Мамонтов. В директиве командующего Особой группой говорилось: "Найти и разгромить Мамонтова", а где действует Мамонтов, не указывалось. Похоже на то, что ищи ветра в поле. В конце концов я махнул рукой, решив, что в дальнейшем обстановка прояснится.

Не доезжая хутора Верхне-Лесного, фланговые разъезды натолкнулись на разъезды Миронова. Корпус его выдвигался из хутора Сатаровского к хутору Верхне-Лесному. Получив донесение об этом, я вызвал начальников дивизий и поставил им задачи: 4-й дивизии окружить корпус Миронова и предложить ему сдаться, а 6-й дивизии приготовиться к бою на случай прорыва мироновцев.

Картина встречи наших частей с корпусом Миронова хорошо наблюдалась с высоты, на которой мы остановились. При подходе 4-й дивизии к хутору Сатаровскому Миронов начал строить своих казаков.

- Никак не пойму, для чего ему понадобилось это построение? - удивился комиссар корпуса Кивгела.

- Сейчас увидим. Может, он так рад встрече, что хочет устроить в честь нас парад, - пошутил я.

Выстроив казаков, Миронов со своими помощниками встал перед строем. 4-я дивизия к этому времени полностью окружила хутор и подступила к казакам вплотную. Подтягивалась к хутору и 6-я дивизия. Я хотел ехать к Миронову, чтобы арестовать его, но Городовиков подскочил к Миронову, взял его под конвой и привел ко мне.

Миронов страшно возмущался.

- Что это за произвол, товарищ Буденный? - кричал он. - Какой-то калмык, как бандит, хватает меня, командира красного корпуса, тянет к вам и даже не хочет разговаривать. Я построил свой корпус, - продолжал Миронов, чтобы совместно с вашим корпусом провести митинг и призвать бойцов к усилиям для спасения демократии.

- Какую это вы собрались спасать демократию? Буржуазную! Нет, господин Миронов, поздно, опоздали!

- Что это значит?

- Бросьте притворяться, Миронов... Вы прекрасно понимаете, что обезоружены как изменник, объявленный вне закона.

- Вот какой ты, незаконный живешь, а еще ругаешься! - вставил Городовиков, укоризненно покачав головой.

Казаки Миронова в недоумении перешептывались и со страхом поглядывали на наши многочисленные станковые пулеметы на тачанках, направленные на них.

Я приказал командному составу корпуса Миронова включительно до командира сотни выйти из строя и сложить оружие. Когда приказание было исполнено, я выступил перед казаками и объяснил им, что Миронов объявлен вне закона за измену: он использовал доверие Советского правительства с целью собрать казаков и увести их к белогвардейцам. Поднялся шум - казаки кричали, что они ничего не знали об измене Миронова. С трудом восстановив тишину, я сказал:

- Знали вы об измене Миронова или не знали, но оружие вам придется сдать, оно будет вам возвращено после расследования.

После этого я скомандовал казакам слезать с лошадей и положить перед собой оружие, а начальнику снабжения корпуса Сиденко поручил собрать оружие на повозки и увезти в обозы.