Заплачено кровью

... Так, день за днем, еще десять суток шел полк Шапошникова от Суража до Трубчевска, стараясь не ввязываться в бои. За это время полк численно увеличился почти вдвое: как магнит притягивал он к себе отставшие от других частей группы, одиночек, обрастал повозками и даже автотранспортом.

"НАС ПУЛИ С ТОБОЮ ПОКА ЕЩЕ МИЛУЮТ..."

Командир батальона связи капитан Лукьянюк в лесу под НовгородСеверским наткнулся на нескольких военных, стоявших у грузовика с зенитной установкой. Это оказалась оперативная группа 13-й армии.

- Сколько у вас людей, капитан? - спросил его моложавый генерал, в котором Лукъянюк узнал начальника штаба армии.

- Около ста человек.

- Даю вам маршевую роту, это будет еще сто, три пулемета, и пойдете в Трубчевск. Наведете там порядок. На дорогах выставить охранение, организовать разведку и обо всем докладывать мне. Даю вам для этого своего человека, для связи.

Капитан Лукьянюк, получив от генерала задачу, был в недоумении и тревоге: как он сможет с двумя сотнями бойцов оборонять целый город? Он знал, что Трубчевск совсем рядом, и не успеют они туда прийти, как там окажутся немцы.

Покрутившись среди окружения генерала, Лукьянюк узнал, что из 137-й дивизии никто еще не вышел. Вообще нет никаких сведений ни о Гришине, ни о Шапошникове. Сплошного фронта на участке Новгород-Северский не существует, сил в армии очень мало, а надеяться, что в ближайшие дни на этот участок выйдут наши резервы, было, в общем-то, только мечтой.

Прибыв в Трубчевск, Лукьянюк застал там полный разгром. Никаких наших частей и властей в городе не было, жители попрятались или ушли на восток. Он сразу же выставил на окраине Трубчевска заставы. И уже на следующий день, 28 августа, его патрули привели троих немецких кавалеристов. Это была разведка гитлеровской 1-й кавалерийской дивизии. От пленных стало известно, что кроме нее на Трубчевск двигается еще и пехотная дивизия, а правее, в направлении Брянска, танковые части. Этой же ночью в Трубчевск вошли остатки нашей кавалерийской дивизии, понесшей по дороге большие потери от авиации.

В этот же день, 28 августа, в леса юго-восточнее Трубчевска, за Десну, вышел и полк капитана Шапошникова, от Суража не встречавший ни своих, ни немецких частей. У Трубчевска представители штаба армии направили полк на сборный пункт, где Шапошников и узнал, что фронт стоит на Судости, то есть позади их. Вечером этого же дня на сборный пункт прибыл и обоз полка, успешно выведенный из-под удара немецких танков комиссаром полка Наумовым.

Целые сутки люди отдыхали и приводили себя в порядок, веря и не веря, что они все-таки и в этот раз вышли к своим.

Лейтенанта Вольхина разбудил уже забытый, было, запах пшенной каши. Бойцы его роты доставали из вещмешков котелки, готовясь к обеду. Знакомая фигура Миши-повара разбудила в нем воспоминания.

- Мишя, что у тебя на обед? - с улыбкой, заранее зная ответ, спросил Вольхин.

- Кашя, - просто, но с достоинством ответил Миша.

Вольхин засмеялся, - "Кашя!" - очистительно, легко, от души, как не смеялся очень давно. - "Живы! Полк живой!".

Полковник Гришин с управлением дивизии в Трубчевск вышел днем позднее Шапошникова. Он быстро нашел штаба полковника Ивашечкина, который поставил его дивизии задачу на оборону Трубчевска.

От Ивашечкина Гришин поехал к Шапошникову.

- Здравия желаю, товарищ полковник, - не скрывая радости от встречи, поздоровался Шапошников.

- Здравствуй, - крепко пожал ему руку Гришин. Шапошников заметил, что глаза его потеплели, - давно здесь?

- Позавчера утром прибыли.

- Сколько у тебя людей?

- Пятьсот пятьдесят человек, орудий - три, минометов - пять, пулеметов - тридцать, лошадей - около сотни, автомашин - пятнадцать...

- А это откуда? - перебил Гришин удивленно.

- Пристали по дороге.

- Из нашего автобата?

- Нет, кто откуда. И уходить не хотят. Были три шофера-грузина, без машин, хотел их в пехоту направить, - "Нет, мы себе найдем!", исчезли куда-то, а через день все трое на машинах приехали. А что с автобатом, товарищ полковник?

- Накрылся автобат, - со злостью вздохнул Гришин, - под Ляличами, со всем хозяйством, видимо. Теперь будут таскать особисты... А сколько у тебя кухонь?

"Опять..." - Шапошников вспомнил, что этот вопрос Гришин ему один раз уже задавал. - Девять, а что?

- Ого! Куда тебе столько? Две отдашь Михееву. Люди от него придут.

- Михеев вышел? - обрадовался Шапошников, и подумал: "Значит, теперь дивизию точно не расформируют, а то такого позора Гришин бы не перенес...".

- Пятьдесят человек привел, - ответил Гришин, - а от Смолина и Корниенко никаких вестей. Малых, правда, здесь, но что там у него - сотни не наберется, так с одной пушкой и воюет...

Полковник Гришин, когда узнал, что прибыла группа из полка Михеева, да еще со знаменем полка, обрадовался так, будто ему вручили орден. Если бы не это, то вполне возможно, вопрос о существовании дивизии решался бы уже в штабе фронта. Он знал немало примеров, когда расформировывали дивизии, понесшие и не такие потери, как у него, и даже под командованием заслуженных и широко известных в армии командиров, и понимал, что если у него под командованием останется только полк Шапошникова, то и его дивизии вряд ли миновать подобной судьбы. А свою дивизию Иван Тихонович Гришин любил, в глубине души считал, что она воюет гораздо лучше других, и даже одна мысль, что ему пришлось бы с ней расстаться, была для него мучительно невыносимой.

В штабе армии, когда он туда приехал, зашел, было, разговор: целесообразно ли иметь несколько истощенных дивизий, может быть, переформировать их? Полковник Гришин категорически дал понять, что его дивизия не будет расформирована, и сумел убедить командующего, что она вполне боеспособна. Впрочем, на общем фоне это действительно так и было.

А через сутки полковнику Гришину доложили, что в расположение дивизии вышла группа лейтенанта Нагопетьяна в количестве семидесяти человек и батарея лейтенанта Сливного.

- Ты понял, Алексей Александрович? - обрадовался Гришин, обращаясь к Яманову. - К нам идут наши же люди! А ведь могли бы и остаться в любой другой части или куда направят со сборного пункта, там не больно-то разбираются - приказали и все. Батарея? - переспросил он адъютанта. Позовите ко мне ее командира.

- Сколько орудий вывели? - спросил он лейтенанта Сливного, когда тот вошел в блиндаж и представился.

Иван Сливный ожидал этого вопроса, но никак не думал, что командир дивизии спросит его прежде всего об этом.

- Никак нет, товарищ полковник, - растерялся, было, он, - Разрешите доложить? Десятого августа вел бой с танками в селе Питири, подбили и сожгли одиннадцать и четыре бронетранспортера. Потерял связь с полком и отходил на Климовичи, но там были уже немцы, оттуда на Костюковичи, в бою при переправе через реку Ипуть пришлось оставить орудия: кончились снаряды и побиты все лошади. Оттуда пробирались ночами на Брянск, и вот вышли, шестьдесят человек.

- А я уж обрадовался - батарея... Чем теперь воевать будешь? Потерял орудия - сам и добывай, как хочешь. Иди, - разочарованно закончил Гришин.

Лейтенант Сливный, выходя от Гришина, еще был рад, что его не наказали за потерю орудий, оставили командовать батареей. - "А орудия я себе найду..." - думал он с облегчением.

- Товарищ полковник, - обратился к Гришину его адъютант лейтенант Мельниченко, - тут несколько человек из полка Корниенко. Помните Дейча, капельмейстера?

- Давай его сюда! - обрадовался Гришин, что теперь и из полка Корниенко кто-то появился.

Вошел младший лейтенант Дейч, маленький, с измученным лицом, но большими живыми глазами. Гришин хорошо его знал - музыкальный взвод Дейча считался лучшим в дивизии.

- Здравствуй, где же твои трубы, капельмейстер? - шутливо начал Гришин.

- Здравия желаю, товарищ полковник. Трубы остались в Чаусах, на пекарне. Так ни разу и не поиграли. Пока там хлеб получали - нас и накрыли... - Дейч тяжело вздохнул, высморкался, вытер платком, похожим на тряпку, какой бабы со стола вытирают, нос и глаза, - Сначала до Кричева отступали, точнее... быстро шли...