Ночные ведьмы

— Кажется, она была у вас каким-то начальником, — уточняет Раиса Ильинична.

— Саша Хорошилова, комсорг полка! — сразу догадываемся мы. — Она теперь мать семейства, у нее трое детей. Живет в Куйбышеве. Это человек завидной энергии и необычайной трудоспособности. Руководит кафедрой политэкономии в институте. Строчит уже докторскую диссертацию. Вот вам и «такусенькая»!

— Видать, и правда: «Мал золотник, да дорог».

Выслушав на прощанье комплимент от Раисы Ильиничны, что мы с Руфой совсем не похожи на участниц Отечественной войны, садимся в машину и едем на бывший наш аэродром.

Огромное поле, ровное, как доска. Часть его засажена виноградником. Да, здесь было где разбежаться с тремястами и даже четырьмястами килограммами бомб — катись хоть до Турции.

Отсюда, вот с этой самой земли, взлетели мы вечером 9 мая 1944 года с бомбами и взяли курс на мыс Херсонес — там, на самом краешке крымской земли, еще сидели жалкие остатки оккупантов, работал аэродром. Но наше верховное главнокомандование уже не принимало их и расчет — в тот день сообщили, что Крым освобожден.

Мы с Полиной Гельман летели в превосходном настроении. Радостно было сознавать, что в большом ратном подвиге советских воинов, совершенном при освобождении Крыма, есть маленькая частица и твоего труда. Солнце едва успело скрыться за горизонт, а в небе уже появились первые звезды. Тихий вечер опускался на землю. Мы шли вдоль берега, и правое крыло самолета накрывало светлую песчаную кайму.

— Полина, ты была когда-нибудь в Крыму до войны? — спрашиваю штурмана.

— Да, пионеркой в Артеке. Какой это чудесный лагерь!

— А я вот только сейчас, в войну, ознакомилась с берегами древней Тавриды. Да и то в основном ночью, с высоты птичьего полета.

— Ничего, кончится война, приедешь сюда отдыхать.

— После войны столько дел навалится, что не до отдыха будет… Ой, что это такое? — воскликнула я в изумлении.

Земля под самолетом вспыхнула небывалым залпом разноцветных огней. Стреляли на огромной площади от Качи до Балаклавы, палили из всех видов оружия, но преобладали ракеты. В первое мгновенье у меня мелькнула было мысль, что, может быть, враг неожиданно прорвался с Херсонеса? Нет, это абсолютно нереально! Но что же тогда творится под нами?

— Отойдем в сторонку, от греха подальше, — говорю штурману, разворачиваюсь и ухожу в море.

— Странно, — размышляет Полина, — похоже, что наши войска решили выпустить в воздух все оставшиеся боеприпасы.

— Полина! — мелькнула у меня догадка. — Да ведь это же салют в честь освобождения Крыма!

Мы с удовольствием тоже выстрелили несколько ракет.

Это был первый салют, который я видела в своей жизни. Потом я смотрела на них много раз, в основном в Москве после войны. Но всегда, любуясь фейерверком праздничных огней, вспоминаю тот, первый, стихийный.

Руфа и Леша ушли куда-то на край аэродрома. В ожидании их я медленно шагала вдоль вспаханной полосы.

От земли исходит теплый запах… Он настойчиво напоминает мне о чем-то давно забытом, и я мучительно стараюсь понять — о чем? Запах, именно запах крымской земли, к которому примешивается едва уловимый вкус моря. Глубоко вдыхаю, закрыв глаза. И кажется, припоминаю…

Это было в тот день, когда мы улетали из Крыма. Я лежала на своей серой солдатской шинели около самолета, а вокруг бродили вот эти же запахи. Мне было тогда немного грустно…

Я с детства мечтала побывать в Крыму — покупаться в Черном море, увидеть прозрачных медуз, поискать красивые камешки на морском берегу… Потом, летая ночами над Крымом, я не раз возвращалась к этой мечте. И надеялась, что когда освободим Крым, она обязательно сбудется. «Но вот через несколько минут полк поднимется в воздух, полетим в Белоруссию, а покупаться в Черном море так и не довелось. Летала-летала, освобождала все-таки, а к своей давней мечте — черноморской волне — даже не прикоснулась», — думалось с грустью тогда. Эта грусть входила в душу вместе с запахом крымской земли, к которому примешивался едва уловимый вкус моря…

Не потому ли я так люблю теперь отдыхать в Крыму? Открыла глаза и вижу: Руфа идет с маленькой веточкой виноградной лозы.

— Увезу на память о нашем последнем аэродроме в Крыму.

Я нагибаюсь и беру горсть земли.

Мы не мыслили себе уехать из Крыма, не побывав в Севастополе. Полк принимал самое активное участие в освобождении города, и мы имеем полное право завершить поездку в городе-герое. Тем более, Руфина там никогда не бывала.

Заехали в Евпаторию, купили фотопленки, продукты, заправились бензином. Хотели пообедать, да Леша не согласился.

— Перекусим в машине, нужно постараться доехать засветло.

Он всегда вот так — все на ходу и на ходу. В Севастополе живет школьная подруга Руфы, Надя Журавлева, у нее мы и намерены переночевать. Как ни спешили, а темнота накрыла нас еще в Инкермане. До Севастополя ехали на ощупь. Долго потом кружили по городу в поисках Надиного дома. Не раз останавливались, спрашивали прохожих. Их указания привели нас на какую-то улицу, где было совсем темно от высоких деревьев.

— Скажите, пожалуйста, где улица Мокроусова? — спрашиваем у проходящего молодого моряка с девушкой.

— Не знаю такой.

С помощью карманного фонарика Леша прочел табличку на доме: «Ул. Мокроусова».

— Как же вы не знаете, по какой улице идете? — говорим матросу.

— А зачем мне знать? Меня сейчас другое интересует, — улыбается парень, влюбленно глядя на девушку.

— Здравия желаем, товарищ капитан первого ранга! — бодро, в полную силу легких выпалили сотни две моряков прямо под окном.

Я проснулась. Посмотрела на часы — шесть утра. Выглянула в открытое окно. В гавани стояли военные корабли, блестя на солнце влажными палубами. На ближайшем к берегу корабле вдоль бортов выстроились белые шеренги матросов. У них начинался трудовой день. Пришлось и нам начинать.

Сегодня мы пойдем смотреть Севастополь. Главное — побывать на Малаховом кургане, на панораме. Надя согласилась взять на себя роль экскурсовода по городу. У нее сейчас почти отпуск — муж Илья в плавании где-то в Средиземном море, младший сын в пионерском лагере, старшему она поручила сегодня некоторые хозяйственные дела. Не спеша позавтракали, тщательно отгладили свою парадную форму и отправились. Разумеется, без машины.

Севастопольские военные преподнесли нам с Руфой одну неожиданность, которая, откровенно говоря, глубоко тронула нас. Идем по улице, и вдруг встречный подполковник приветствует нас, приложив руку к козырьку. Отвечаем в растерянности легким поклоном. Через некоторое время приветствует майор, потом полковник. Будто мы генералы. Решили выяснить — в чем дело?

Полковник разъяснил:

— У нас в Севастополе так принято — приветствовать Героев Советского Союза. Тем более женщин.

Мы с благодарностью пожали ему руку.

На Малаховом кургане, у панорамы, было очень много пароду. Никогда, наверное, не зарастет народная тропа к этому памятнику севастопольской славы.

Описывать панораму, вероятно, ни к чеху. Уверена, многие там бывали или видели репродукции. Понятны, конечно, каждому и те чувства, которые владеют посетителями. Мы выходили оттуда как из храма Мужества и Доблести, бережно унося неизгладимые впечатления.

Прошлись потом по городу. Чем-то он схож с Волгоградом — может, домами, названиями улиц? Больше всего они схожи своей военной судьбой. Севастополь и Волгоград — две бесценные жемчужины в венце российской боевой славы.

Южное солнце не жалеет сегодня своего тепла. Но после обеда оно утомилось, прилегло в тучку. Мы тоже, придя домой, легли на часок. Ноги гудят от многочасовой экскурсии пешком. Однако долго блаженствовать не пришлось.

— Подъем! — скомандовал Леша, — Выезд через полчаса.

Стали собираться. Время, неумолимое время, подгоняет нас безжалостно. Сегодня оно приказывает покинуть Крым.

— Итак, девочки, двинемся освобождать Белоруссию? — спросил Леша, когда Севастополь скрылся ужа из глаз.