Секретный террор

Как я уже упоминал, связь с местной коммунистической организацией поддерживало консульство. Однажды консул Байман пришел ко мне и сообщил, что в Тегеран приехал специальный представитель Коминтерна для связи с персидскими коммунистами и руководства революционной работой Персии. Этот представитель привез письма из Москвы с просьбой к полпреду и консулу оказывать ему содействие и помощь в работе и просил познакомить его со мной, чтобы я помог ему на первых порах ориентироваться.

Наша встреча произошла на другой день в помещении консульства. Это было в августе 1927 года. Представителем Коминтерна оказался молодой человек, лет тридцати, татарин по национальности. В Тегеран он приехал под видом члена научного общества и остановился на частной квартире в городе. Он уже успел познакомиться с руководителями коммунистической партии и нашел всю организацию в хаотическом состоянии. Нужно было полностью реорганизовать ее: пусть она малочисленна, зато вполне надежна. По его сведениям, партия была наполнена агентами персидской полиции. Моя помощь должна была заключаться в том, чтобы устанавливать провокаторов, обличать их и очищать от них партию. Кроме того, я должен был указать надежных людей в других провинциях Персии, которым можно было бы поручить организацию коммунистических ячеек. Коминтерн особенно интересовался районом Абдана, где находятся промыслы и заводы англо-персидской нефтяной компании и где сконцентрировано около десяти тысяч рабочих. Взамен этого мне был обещан информационный материал, который представитель Коминтерна будет получать от персидских коммунистов, и разрешалось использовать любого из членов иранской коммунистической партии для работы в ОГПУ, если в этом возникнет надобность.

Наконец, представитель Коминтерна желал ознакомиться с положением местной армянской рабочей партии и вообще с жизнью армянской колонии.

Дело в том, что, как я упоминал выше, мой агент Орбельян был одновременно одним из лидеров армянской рабочей партии. Через него ОГПУ фактически руководило этой группой. Благодаря его влиянию, группа послала заявление в Коминтерн с просьбой переименовать ее в коммунистическую партию и слить с персидской коммунистической партией, являющейся секцией Коминтерна. Тот принял просьбу, но прежде чем решить, просил своего представителя на месте выяснить социальный состав и политическое лицо группы. Я обещал сделать все, что в моих силах. Связью между нами должен был служить генеральный консул Байман.

Армянская рабочая партия, однако, вызывала в Москве второстепенный интерес. Гораздо больше внимания привлекала к себе армянская партия «Дашнакцутюн». Я в свое время говорил, что вся переписка руководителей партии нами перехватывалась. Москва считала это недостаточным. По мнению Москвы, члены партии были слишком решительными людьми и могли не только начать индивидуальный террор против советских вождей, но в случае военного столкновения СССР с иностранными державами могли, благодаря своей численности, организованности и хорошей связи, послужить серьезным орудием в руках противника на Кавказском фронте. Чтобы предотвратить такую возможность, ОГПУ получило задание разложить партию «Дашнакцутюн», отколоть низы от верхов и перетянуть их на советскую сторону. Для выполнения этого плана мы завербовали в Тегеране одного из старых членов партии, доктора Газарьяна, бывшего долгое время членом ЦК, уговорили его издавать газету на армянском языке. Доктор развивал в газете идею поддержки советской Армении, разлагал своими статьями партию дашнаков и отрывал от нее рядовых членов. Его бывшее положение в партии и личный авторитет способствовали тому, что многие рядовые члены партии дашнаков последовали его примеру и начали переходить на сторону советской власти.

Газарьян издавал свою газету «Гахапар» в течение двух лет. За эту работу он был принят врачом в советскую больницу, а дочь его была пристроена в одно из советских хозяйственных учреждений. Кроме того, за редактирование газеты ему платили 100 долларов в месяц.

Газета рассылалась в агитационных целях даром и приносила ежемесячно дефицит в 300 долларов, поэтому было решено в конце 1927 года ее закрыть, тем более что к этому времени авторитет Газарьяна в партии упал до нуля.

Для обработки общественного мнения армян служил также Комитет помощи Армении (Хок). Эта организация возникла после землетрясения в советской Армении. Целью ее была организация материальной помощи пострадавшим, но постепенно деятельность ее перешла на политическую почву: развитие идеи поддержки советской Армении среди армянского населения за границей. Председателем комитета в Персии был избран Каро Минасьян, личный врач шейха Хейзала, или шейха из Мухаммеры, как называют его англичане в официальной переписке. Каро Минасьян, руководя комитетом по нашим указаниям, давал им также сведения о шейхе Хейзале.

После поражения и сдачи на милость персидского правительства шейх Хейзал с одним из сыновей был водворен на жительство в Тегеране и находился под постоянным наблюдением персидской полиции. Его имущество на персидской территории было конфисковано и владения разграблены. Из перехваченных докладов английского посланника в Тегеране Клайна и его предшественника, поверенного в делах Николсона, мы знали, что шейх Хейзал обращался с протестами к персидскому правительству и копии протестов направлял в английскую миссию с просьбой помочь ему вернуть имущество. Английский посланник, пересылая эти просьбы в Лондон, просил поддержать их перед персидским правительством, но хлопоты его остались безрезультатными. Каро Минасьян сообщал, что Хейзал страдает глазной болезнью и просится в Германию для лечения, однако персидское правительство не разрешает ему выехать, боясь, что он вновь появится в районе Хузистана и поднимет восстание.

Пока шла работа по разложению армянской эмиграции, я поручил агенту № 10 изучить пути следования секретной корреспонденции иностранных миссий в Тегеране и наиболее важных персидских министерств, главным образом министерства иностранных дел и военного министерства. Изучение путей и подготовка к добыче документов продолжалась четыре месяца. Наконец, в сентябре 1927 года вопрос был разрешен. Первой почтой, которую он перехватил, была турецкая почта. Для советского правительства это было очень кстати. В то время курдский вопрос настолько осложнился, что мы ожидали разрыва дипломатических отношений между Турцией и Персией. Почта заключала в себе донесения турецкого военного атташе с подробными сведениями о событиях в Курдистане. На основании этого доклада и сведений, почерпнутых из переписки дашнаков, перехваченной нами в Тавризе, Наркоминдел ознакомился с действительным положением на турецко-персидской границе и выступил мирным посредником между двумя странами, ссора которых была в то время не в интересах советского правительства.

Постепенно мы начали перехватывать и документы остальных иностранных миссий. Наиболее интересными, конечно, были доклады английских консулов в Персии посланнику в Тегеране. Консулы аккуратно и систематически доносили раз в две недели, а то и каждую неделю о политическом и экономическом положении своего района. Их доклады ценились нами гораздо больше, чем доклады наших собственных консулов, так как были достовернее и добросовестнее составлены. Английские консулы в Исфагани, Ширазе и Кермане подробно писали о настроениях населения, возбужденного декретом о «шапках Пехлеви». Из донесений консулов в Кермане и в Мешеде мы узнавали о подробностях борьбы между персидским правительством и вождем белуджей Дост-Магомет-ханом. Ширазский консул Чик подробно освещал экономическое положение своего района, в частности нефтяной рынок. Об английской нефти мы получали также сведения из донесений английского консула в Авхазе. О движении курдов подробно сообщали донесения английских консулов в Тавризе и Керманшахе. Таким образом, помимо донесений от собственных агентов, которых мы имели приблизительно в тех же районах, мы получали все сведения, которыми располагало английское посольство в Тегеране, и ими контролировали работу наших агентов.