Папа Хемингуэй

Завтракали мы прямо в машине. Мэри вытаскивала своих куропаток или чирков, появлялось холодное «Сансерре», а потом я нажимал на газ, и машина пускалась в галоп. У Эрнеста наступало время сиесты, и он откидывался на сиденье, давая отдых спине и груди.

Больше всего Эрнест любил путешествовать на машине, это был его любимый вид туризма: машина мобильна, в окна видишь то, мимо чего проезжаешь, а кроме того, автомобиль спасает от контактов с другими туристами. В кабине любой из наших машин — «ланчии», «паккарда» или «шевроле», была настоящая куча-мала из зонтов и плащей, жилетов и пиджаков, ботинок и туфель, различных продуктов, карт, биноклей, бутылок с виски, бутылок с вином, флаконов с лекарствами, камер, кепок, журналов, газет, книг, папок (с рукописями, над которыми Эрнест работал), контейнеров со льдом, стаканов, лимонов, ножей и запасных носок.

Первую ночь мы провели в небольшом городке Элко, штат Невада, в отеле «Стокман». Это был маленький, но шумный центр игорного бизнеса. Здесь мы встретились с двумя приятелями Эрнеста. Он с ними не виделся с тех бурных дней в Кетчуме, заполненных игрой и азартом. Теперь они, Фрости и Пурвис, работали в казино отеля «Стокман».

На следующий день мы прибыли в Лас-Вегас. Эрнест раньше здесь не бывал. Джек Энтраттер, владелец отеля «Сэндс», пригласил нас остановиться у него. Но когда мы подъехали к отелю и Эрнест увидел у главного входа нескончаемую череду роскошных, закутанных в дорогие меха дам, он тут же решил отказаться от приглашения и ехать дальше. Так бы и случилось, но в этот момент у входа появился сам Энтраттер и, встретив нас, провел Эрнеста в его апартаменты, которые распролагались в другом доме и довольно далеко от центрального здания.

Мы провели в Лас-Вегасе два дня. Эрнест наслаждался жизнью, играя в рулетку, посещая концерты, попивая коктейли и обсуждая проблемы азартных игр с Энтраттером и его парнями в баре отеля, где он также успел поговорить и о последних соревнованиях по боксу с парой спортивных менеджеров, о сражении на Булдже — с официантом, одетым в военную форму, и о литературе — с хорошенькой хористкой, получившей степень магистра в Техасском университете и прочитавшей все его книги.

Дорога по Техасу от Игл-Пас в Ларедо и Корпус-Кристи оказалась удивительно живописна — вся земля была покрыта ковром из весенних цветов. В Корпус-Кристи мы остановились в очаровательном современном отеле «Сан энд Сэнд», на самом берегу залива. Портье тут же попросил у Эрнеста автограф для сына, сказав, что тот просто обожает книги Хемингуэя. Эрнест с удовольствием согласился, достал книгу и приготовился написать пару слов для юноши.

— Как зовут вашего сына? — спросил он.

— Ник Адамс, — ответил портье.

На следующее утро (наступал четвертый день нашего путешествия) мы выехали из Корпус-Кристи очень рано, поскольку хотели посмотреть на болотных птиц, которыми славится эта земля. Эрнест поразительно быстро узнавал и с удовольствием показывал нам цаплю и королевского водяного петушка, синевато-серых песчаных и коричневых журавлей, шилоклювок и лысух. Потом мы проезжали поля, покрытые чудесными цветами, и тогда пришел черед Мэри продемонстрировать свои познания и познакомить нас со всей этой россыпью полевых драгоценностей, с этим потрясающим разнообразием красок и форм. Когда же мы поздним вечером добрались до «Шато Шарль» в Луизиане, души наши были просто переполнены восторгом от встречи с красотами природы.

Вечером, перед приездом в Новый Орлеан, Эрнест заговорил о планах на будущее, в частности на следующее лето. Один из его старых американских друзей, Билл Дэвис, уже давно жил в Испании, Эрнест не виделся с ним около двадцати лет. И вот Дэвис пригласил Хемингуэев погостить в его доме в Малаге. Эрнест думал над этим вариантом, полагая, что можно приурочить эту поездку в Испанию к туру с Антонио и там же написать продолжение «Смерти после полудня». Он пообещал мне, что если решится на путешествие в Испанию, то обязательно пригласит и меня.

— Получилось бы прекрасное лето, — сказал он.

— Поедем в Памплону. Я там был лишь пару дней в пятьдесят третьем году, но, по сути, со времен «И восходит солнце» ее не видел. Мы посетим все ферии, где будут mano a mano [22] выступать Антонио и Луис Мигель. Это лето может оказаться самым важным в истории испанской корриды.

Когда он на минутку вышел из-за обеденного стола, Мэри радостно отметила:

— Я, пожалуй, могу сказать, что он снова стал старым Папой, ведь правда?

— Ты хочешь сказать, молодым Папой.

— Недаром он всегда говорил мне: «Фирма не подведет».

— И ты верила?

— Да, — сказала она мягко, — только иногда чуть-чуть сомневалась.

Глава 12

Испания, 1959

Бывает так, что вкус старого, хранящегося в бочках, вина зависит от времени года. По собственному признанию Хемингуэя, лето 1959 года стало одним из лучших периодов в его жизни. Та аура острого наслаждения жизнью, которую я ощутил вокруг Эрнеста во время нашей первой встречи на Кубе одиннадцать лет назад, с тех пор постепенно исчезала, но сейчас я видел, что он переживает своего рода чудесное возрождение.

Эрнест и Мэри отплыли в Испанию на корабле «Конститьюшн» в мае, и уже в июне я стал получать сообщения из Малаги, Мадрида, Севильи и Аранхуэса, из которых узнавал, что ворота в мир чудес для нас открыты. Дело было в том, что Эрнест уже успел разработать четкий план тура с Антонио. В Сарагосе мы должны были быть 27-го, в Аликанте — 28-го, в Барселоне — 29-го, в Бургосе — 30-го и так далее. Эрнест писал, что в Сарагосе состоится первый бой после Большого Ранения (30 мая бык тяжело ранил Антонио в левую ягодицу); я должен встретиться с ним и Биллом Дэвисом в мадридском отеле «Суэсия» 26 июня; отель — вполне современное заведение с кондиционером и «обеспечивает отличную защиту».

В своем последнем послании Эрнест утверждал, что, похоже, это лето станет самым замечательным в его жизни, и я должен сделать все, чтобы так и получилось. А единственное желание Антонио — кроме желания стать лучшим матадором всех времен и народов — быть членом нашей команды. Эрнест также писал, что мы будем передвигаться в «форде» цвета лососины (цвет, официально называемый коралловым), который он взял в аренду в Гибралтаре.

Такое пристальное внимание к самым незначительным мелочам при планировании развлечений всегда было очень характерно для Эрнеста. Маршрут наш отражал некоторое безумие, присущее жизни матадора, и никаких других причин его странной географии не было. Матадор выступает в Бургосе, на севере, затем едет ночь в Малагу на самый юг, чтобы появиться на тамошней корриде на следующий день, затем спешит в Барселону, снова на север, на вечерний бой, и так с мая по октябрь, совершая дикие зигзаги по испанской земле. И никто не смеет задавать вопросов, ничего нельзя оспаривать, ведь коррида — это памятник традициям столь же древним, сколь и устоявшимся.

Ну что ж, может, ехать в розовом «форде» и неплохо, чего не скажешь о мадридском такси. Я отказался от трех машин, прежде чем все-таки рискнул сесть в такси — я заметил в автомобиле стеклоочистители и запасную шину. Но и тогда все оказалось не так-то просто. Во-первых, шофер почему-то повез меня не в Аликанте, а в Валенсию, отчего мы потеряли час времени. А во-вторых, сразу после Валдеморо машина задымилась, и нам, окутанным облаком дыма, пришлось в конце концов остановиться недалеко от Осаньи, причем в самое полуденное пекло. От Мадрида до Аликанте четыреста шестьдесят километров, мы в результате проехали шестьсот двадцать.

Если в Испании с машиной что-то стряслось на дороге, забудьте, что можно попросить кого-нибудь о помощи. По местным правилам, шофер вылезает из кабины и, взяв в руки приличествующие случаю инструменты, приступает к разборке двигателя. Когда ему это удается, он осторожно раскладывает у дороги все детали и принимается их нежно протирать. Потом начинается процесс сборки, при этом шофер молит Бога, чтобы случилось чудо и машина завелась.