Гевара по прозвищу Че

Эта молодежь проходила военное обучение с палками вместо ружей и изучала кубинскую историю. Вечно голодные, ребята даже устроили голодовку, которую Че прекратил с помощью семи слов, десятка оскорблений и угрозы, что перестреляет их всех. В качестве наказания он оставил их на пять дней без еды, «проводить голодовку». Кастельянос, бывший в числе наказанных, так сказал об этой истории: «Че понимал, что ситуация была серьезной и что наказание было строгим, но ничего иного сделать было нельзя, так как продовольствия не имелось вовсе».

И тот же самый Че, по словам Лафарте, каждый вечер клал около своего гамака небольшую флягу с водой на тот случай, если ему ночью потребуется принять пилюли. Утром он смачивал кончики пальцев и протирал слипшиеся глаза, приговаривая при этом: «Я совсем промок, че, я совсем промок».

Сойла Родригес пришла, чтобы остаться в лагере, и Че перенес свой гамак в небольшую травяную хижину, где они поселились вдвоем. Сойла помогала на кухне и в больнице, а также носила корреспонденцию в Мансанилью. «Я сильно и нежно влюбилась. Я была предана ему не только как боец, но и как женщина». Ей предстояло научить Че мудрости гор.

«Он все время спрашивал меня о самых разных вещах, касающихся Сьерра-Маэстры — как называются те или иные растения, для чего они используются, особенно лекарственные. Его очень заинтересовали два из них; одно, которое мы называем пито разновидность агавы, с очень зелеными, острыми как бритва листьями, использующееся для остановки сильных кровотечений, и ямагуа, тоже применяемое при кровотечениях. Он хотел узнать все о животных и птицах гор». ^{13}

16. Сьерра и равнина.

В Сьерра-Маэстре 10—11 марта 1957 года состоялась общенациональная встреча руководства Движения 26 июля, на которой определялись ближайшие стратегические цели. Было решено, что в условиях политической изоляции режима и нарастающей силы сопротивления в городах пришло время воспользоваться преимуществом, которое давала политическая напряженность,

и начать готовить забастовку. Спустя несколько лет Че утверждал, что «решение о забастовке было принято Равниной, а Сьерра согласилась с ним, так как партизаны оказались не способны ее предотвратить». Но это представление является неверным. Во-первых, Фидель Кастро не выступал против забастовки; во-вторых, хотя у руководителей Сьерры и были определенные сомнения относительно предложенного плана, но не они определяли их позицию.

Че, не принимавший участия во встрече и не бывавший до того времени ни в одном городе Кубы, не имел четкого представления о том, что делается в городах, и вряд ли мог дать адекватную оценку политической ситуации.

Фидель подготовил призыв ко всеобщей забастовке, которая должна была начаться силами Д26 и немедленно распространиться по всей стране. Был основан рабочий фронт; считалось, что он является единым, но на деле в нем существовали различные секты. Ожидалась доставка трех значительных партий оружия. Партизаны должны были попытаться поддержать забастовку, мобилизовав несколько отрядов, которым предстояло спуститься на Равнину и следить за тем, как развернутся события. Не считая ни на чем не основанной надежды на то, что все пойдет как намечено, привлечение всей Повстанческой армии в поддержку попытки свергнуть режим при помощи забастовки было, вероятно, наименее продуманной частью плана.

Отношения между Че и Камило Сьенфуэгосом, которому предстояло возглавить патруль в области Эль-Канто, неподалеку от Сьерры, представляли собой дружбу, замаскированную непрерывной пикировкой. Как-то раз «Радио бемба», никогда не гнушавшееся передавать самые невероятные сплетни, сообщило, что Че способен съесть все, что угодно. Камило, «кровожадный обманщик», изловил в лагере Ла-Отилия двух кошек и приготовил из них жаркое, побившись об заклад, что когда Че узнает, чье это мясо, то не станет его есть. Он передал Че официальное приглашение на обед, но получил ответ: «Мне кажется, капитан, что кот выскочил из мешка». Че имел свои собственные источники информации в лагере.

«Майор...» — начал было Камило и... проиграл пари, так как Че принялся уплетать угощение.

Переписка этих двух командиров также носила заметный оттенок черного юмора. 21 апреля Гевара написал:

«Ты, бедняга. Я получил новости от тебя, когда уже собрался в твой район, чтобы дать неразборчиво кое-что из моих мыслей. У меня есть на это полномочия от гиганта,...ты можешь делать в своем районе все, что пожелаешь, но не рискуй чрезмерно, если хочешь увидеть конец вечеринки, который, кажется, скоро наступит. А под конец — напоминание о трапезе в Ла-Отилии Че написал нечто, наподобие лимерика — английского шуточного стихотворения из пяти строк:

Жил-был старик в Тимбукту,

Он читал в зоопарке какие-то древние книги

И считал себя очень башковитым,

Но его сожрала зебра,

И мне следовало бы сделать с тобой то же самое!»

Камило в письме от 24 апреля так отозвался о почерке Че: «Я не знал, что ты, парень, настолько силен в китайском языке». Но дальше его тон изменился:

«Че, брат моей души. Я получил твою записку и понял, что Фидель поручил тебе руководить военным обучением; я рад, что мы сможем получить первоклассных солдат. Когда мне сказали, что ты должен будешь доставить нам удовольствие своим посещением, я был недоволен. Ты играешь ключевую роль в борьбе и, хотя мы нуждаемся в тебе на стадии борьбы, Куба будет нуждаться в тебе еще больше после окончания войны, так что гигант прав, когда заботится о тебе. Я хотел бы все время быть рядом с тобой; ты был моим командиром в течение долгого времени и навсегда им останешься. Благодаря тебе я теперь получиллтнс принести больше пользы. Я должен делать все возможное, чтобы не подвести тебя. Всегда твой друг».

Че руководил военной школой и при этом участвовал в многочисленных перестрелках с отрядом Санчеса Москераса, который занимал Минас-де-Вейсито.

Че случайно принял участие в, возможно, самой важной из стычек этого противостояния. При этом он, как ни странно, ни словом не упомянул о ней в своих воспоминаниях. Это произошло в местечке под названием Бернабе, на плантации, владелец которой отказался продавать коров повстанцам, объяснив, что не хочет неприятностей. Но, не ограничившись отказом, он сооб щил о присутствии партизан их противникам. Санчес Москерас решил реквизировать рогатый скот для своего отряда и послал нескольких солдат, которые столкнулись с группой вооруженных партизан, преисполненных решимости не позволить врагам сделать это. Че, находившийся поблизости, решил выяснить, что за стрельба, и, не успев понять, что происходит, оказался в гуще боя. Он принялся стрелять по солдатам, окружавшим ранчо. Один из повстанцев, видевший его действия, вспоминал: «Он стрелял два, три или четыре раза, пригибался, отбегал назад или вперед и падал на землю. Солдаты кричали ему: «Не бегай, трус!» Сотня против одного — и они называли его трусом, зато сами не рискнули погнаться за ним».

Ему повезло: партизанский патруль, отправившийся на розыски командира, прикрыл огнем партизан, участвовавших в перестрелке, дав возможность Че и его людям отойти вместе со скотом в сторону Ла-Месы.

Это было последнее боевое столкновение перед всеобщей забастовкой. Через несколько лет Эфихенио Амейхейрас перечислил вехи, которыми были отмечены основные этапы на пути к победе революции:

«Набег на Монкаду, 30 ноября; «Гранма»; Алегриа-де-Пио; Ла-Плата; Герберт Мэтьюз берет интервью, 13 марта; «Коринтия»; казармы Эль-Уверо; смерть Франка Пайса и забастовка, которой он придал почти общенациональный масштаб; два сражения в Пино-дель-Агуа; Сан-Лоренцо, Мота и Эль-Омбрито; Второй фронт и фронт «Франк Муньос»; № III; партизаны Революционного Директората в горах Эскамбрея; ночь 100 бомб; похищение Фанхио; Камило на Равнине. Все это наряду с восстаниями на востоке, в Камагуэе и Лас-Вильясе дало возможность понять, насколько широкий размах приобрело революционное движение».