Моя война, Чеченский дневник окопного генерала

Вновь обращусь к урокам Чечни, ведь там пришлось действовать в горах не только военнослужащим, скажем так, "предгорной" 58-й армии, но и частям "равнинного" Волгоградского соединения, Московского, Ленинградского и других военных округов. Выходит, им тоже нужна была горная подготовка. Вот почему во всех частях округа (где нет поблизости гор) были созданы горные полосы препятствий, на которых и тренируются наши военнослужащие.

А что касается Дарьяльского полигона, то начиная с лета 97-го здесь усиленно готовились мотострелки и танкисты, артиллеристы и саперы, здесь закладывался фундамент будущих успехов и побед.

"ВОЕННАЯ ДИПЛОМАТИЯ"

На первом этапе контртеррористической операции войска должны были освободить северные районы республики - Наурский, Шелковской, Надтеречный... Короче, все, что севернее реки Терек. Затем следовало концентрическое сдавливание бандитских отрядов со всех сторон, кроме юга, и оттеснение в горы с одновременным перекрытием всех перевалов, чтоб не допустить оттока боевиков в Грузию.

Я был назначен командующим восточной группировкой. Мы двинули войска в Чечню со стороны Дагестана по трем направлениям - кизлярскому, хасавюртскому, ботлихскому. На равнине они почти не встретили серьезного сопротивления боевиков, но это вовсе не означало, что подразделения продвигались парадным маршем.

Одна из главных задач состояла в том, чтобы убедить мирное население Чечни: армия пришла не убивать и грабить, а лишь уничтожать бандитов. Чего скрывать, еще несколько лет назад многие чеченцы видели в нас оккупантов. Поэтому в те осенние дни приходилось заниматься не только своими прямыми обязанностями (то есть руководить войсками), но и "дипломатией" встречаться с главами администраций селений, старейшинами, духовенством, простыми жителями. И такое происходило почти ежедневно.

Меня тогда (как и сейчас) некоторые "шустряки" упрекали за излишний либерализм, называли этаким "добреньким дядей". Но я убежден, что поступал правильно.

Я уже упоминал, что родился и вырос в этих местах, хорошо знаю обычаи и традиции, чеченский менталитет, знаю, как держать себя в разговоре со стариком, а как - с молодым. Чеченцы уважают того, кто держится достойно и не унижает достоинства другого, кто уважает нравы горцев. Ведь можно разговаривать в ультимативной форме - угрожать, запугивать, обвинять. Но простой житель станицы или села - хлебопашец или скотовод - не повинен в войне, чего же его зачислять во враги? Он идет на переговоры, чтобы мирно решить вопрос, а не убеждать меня в бандитской правоте.

Я старался разговаривать со всеми адекватно. Если человек старше меня, я обращался к нему почтительно - на "вы". Объяснял доходчиво, чего хочет армия, федеральная власть. При этом не юлил, а говорил правду. Просил, чтобы "переговорщики" затем рассказали своим односельчанам о наших целях и настрое. Если бы стал лукавить, они сразу бы почувствовали фальшь моих слов: ведь на таких встречах обычно бывали старейшины, умудренные жизнью люди, отличающие, где правда, а где обман... Они верили мне. И я поверил сразу в искренность их стремлений к миру - уже на первых переговорах в Шелковском районе.

Какие вопросы обсуждались на таких встречах? Любые. Вначале я выслушивал людей. В один голос они говорили о том, что устали от анархии, беззакония. Хотят, чтобы установилась нормальная, твердая власть. Разочарованы обещаниями Масхадова, ему не верят.

Уже в октябре 99-го года в Чечню стала поступать первая гуманитарная помощь. И инициаторами выступили именно мы, военные. Руководство Министерства обороны РФ, Северо-Кавказского военного округа выделило транспортные самолеты с питанием, одеждой, стройматериалами. Все это распределялось по селениям и станицам северных районов республики.

Хочу привести здесь некоторые свои записи того времени. Вот, например, проблемы по Шелковскому району, которые нужно решить незамедлительно:

- необходимо выделить два-три автомобиля для местного РОВД;

- подключить электроэнергию;

- распределить муку, сахар, соль, подсолнечное масло, крупы, конфеты, печенье, чай;

- школьные комплекты: портфели, учебники, тетради, дневники, ручки;

- обувь детская: галоши, резиновые сапоги...

Ближе к Гудермесу начались серьезные трудности. Из данных разведки знал, что в населенных пунктах находятся боевики, которые собираются оказывать сопротивление. Но и здесь мы вновь прибегли к использованию метода "военно-народной дипломатии". Подходили к тому или иному населенному пункту на расстояние "пушечного выстрела" (чтобы мы могли поразить огнем противника, а он бы нас не доставал), блокировали его, а затем приглашали местную делегацию на переговоры. Люди, как правило, приходили - глава администрации, представители старейшин, духовенства, учителя - от трех до десяти человек.

Бывало, по два часа я с ними разговаривал. Убеждал, что войска пришли не для того, чтобы разрушать их очаги и убивать жителей, хотя знаем, что в селе находятся бандиты. Мы вам даем время для того, чтобы вы собрали народ и переговорили. Предупреждаю сразу: войска войдут в село без стрельбы. Но если кто-то выстрелит в сторону моих солдат, моментально откроем ответный огонь.

Я честно все говорил. Просил объяснить жителям ситуацию и дать ответ. Не получается мирным путем - скажите мне об этом, убеждал я делегацию, в противном случае тактика будет другой... Через несколько часов переговоры возобновлялись. Старейшины давали слово, что никто стрелять не будет.

После этого подразделения внутренних войск и милиции проводили "зачистку" под прикрытием подразделений Министерства обороны. Именно тогда в обиход вошел термин "культурная зачистка". У многих это выражение вызвало смех, откровенное раздражение. Мол, что с ними церемониться - надо действовать жестко. Я же настаивал на своем. На штабных совещаниях, где присутствовали и представители МВД, непосредственно участвующие в "зачистках", строго требовал от командиров, чтобы при осмотре дворов и домов не занимались мародерством.

Такая тактика находила отклик. Нам не стреляли в спину, а во многих селах мирные жители (я говорю о чеченцах) порой угощали наших солдат хлебом, молоком... чего раньше, если брать первую войну, никогда не было. Часто чеченцы приходили ко мне на командный пункт - приглашали посетить школу, выступить на митинге... Это свидетельствовало о том, что армию в республике встречали как освободителя, а не как завоевателя.

Когда войска покидали тот или иной населенный пункт, туда возвращались беженцы, причем имевшие крышу над головой - их дома не пострадали. Уходить же из села их зачастую вынуждали бандиты, которые накануне прихода "федералов" нагоняли страх: "Придут русские - всех вас перережут. Или оказывайте сопротивление, или покидайте села". Конечно, люди боялись. Но, возвращаясь в село, убеждались, что их жилье и имущество в целости и сохранности. Поэтому, спустя время, на переговорах уже не звучала тема угроз обстрелов, каких-то репрессий. А спрашивали местные чеченцы о том, к примеру, можно ли завтра вернуться в свои дома. Конечно, можно. И они возвращались. Таким образом, мирная жизнь в северных районах республики восстанавливалась быстрее.

Конечно, не всегда и не везде проходило все так гладко, как хотелось бы. Но следует подчеркнуть: большинство чеченцев радовались нашему приходу в республику. Они устали от той жизни, которую уготовил им их президент А. Масхадов и его приспешники. Дети годами не учились в школах, пенсионеры не получали пенсий. В Чечне процветало воровство и нищета. Люди хотели нормальной жизни, скорейшего наступления мира.

Осенью 99-го я познакомился с М. Гезимиевой. С 1973 года она работала директором средней школы в Гудермесе, многое пришлось повидать. К женщинам на Кавказе отношение неоднозначное, особенно в Чечне. Но Малика Шамсудиновна пользовалась в городе огромным авторитетом. С ней считались многие мужчины, в том числе и старейшины. Впервые мы встретились на переговорах. Войска к тому времени вплотную подошли к Гудермесу, блокировав его со всех сторон.