Капитальный ремонт

Но ничего не завертелось. Наташина рука выскользнула и больно оттолкнула его лоб. Губы Юрия сползли с Наташиных, громко чмокнув. Наташа же вырвалась и отскочила, обтирая рот и опуская юбку.

- Вот кобель какой, прости господи! - сказала она, не тратя времени на выбор выражений. - Пакостник слюнявый, а еще барич... Тьфу!

Она плюнула в самом деле и выбежала, хлопнув дверью.

Юрий был уничтожен. Он сидел, красный, как трамвай, не поднимая головы, злясь, недоумевая и чувствуя весь свой позор. Плевок прикипел на белых брюках около коленки и остывал, пузырясь. Юрий поискал глазами и, оторвав от тетрадки на столе листок, осторожно вытер брюки. Руки его дрожали, хотелось не то плакать, не то ругаться в голос последними словами.

- Подумаешь, девка валдайская! - сказал он вслух, успокаивая себя. Тоже недотрога, барышню разыгрывает! - И, подумав, добавил: - Стерва!

Однако обида не улеглась. Действительно, экий гонор. Кому не известно, что горняшек на то и берут в дома, чтобы охранить молодых людей от подозрительных знакомств на стороне? Они и сами это отлично знают, на то и идут...

Звонок прервал его мысли. Он подождал, но Наташиных шагов не было слышно. Обиделась или ревет, ну и черт с ней!.. Он пошел в переднюю.

Квартира мгновенно наполнилась веселыми приветствиями, хохотом и оживлением, принесенным с праздничных улиц. Даже Полинька была оживлена и раскраснелась. Дядя Сергей Маркович, заслонив своей видной фигурой обоих племянников, растопырил руки и двинулся на Юрия, играя сочными нотками адвокатского своего баритона:

- Ба-ба-ба, кого я вижу, какими судьбами, адмирал? Полинька, дружок, распорядись-ка Наташу за винцом, поприветствуем юного флотоводца!

Дядя Сергей Маркович был из того сорта людей, которые создают в столице скромный, но солидный фон для блистания звезд света и полусвета. Это они наполняют кресла партера в театрах, хоры Государственной думы на скандальных заседаниях, нижние трибуны скачек, ужинают в Аквариуме и завтракают у Кюба, подписываются на "Новое время" и "Речь", заказывают платье у дорогих портных, имеют у парикмахера особый ящичек с личным бельем и составляют то, что называется "обществом". Манеры его были уверенны и свободны, взгляды - в меру либеральны, тон - слегка покровительствен. Впрочем, прекрасная холостая квартира на Знаменской, круглый капиталец в Русско-Азиатском банке, сколоченный к сорока годам удачной карьерой присяжного поверенного, вполне оправдывали этот тон. Сергей Маркович имел солидные связи в Петербурге, в деловых кругах почитался умницей и передовым человеком, в кругах административных - человеком безупречным, в кругах холостых - не дураком покутить, а в доме Извековых принимался с уважением, как добрый гений семьи. Ни для кого не было тайной, что дядюшкин капиталец назначен в наследство племянникам. Поэтому все желания его выполнялись в доме тотчас же. Полинька, снимая кокетливую шляпку, улыбнулась ему своей бесплотной улыбкой и погрозила пальчиком:

- Ах, дядюшка, вам бы только придраться к случаю!

Сергей Маркович кинул перчатки в котелок и поставил в угол свою трость с серебряной ручкой в виде узкой головы борзой.

- Обед без вина - как любовь деревенской бабы: сытно, полезно, но скучно, - сказал он, прищурясь, и Полинька вспыхнула, а оба гимназиста заржали. Юрий нехотя улыбнулся. Сергей Маркович любил легкие двусмысленности и всегда с удовольствием смущал ими хорошенькую племянницу; он рассмеялся ей вслед и пошел в гостиную, оправляя фалды изящной своей визитки, разговаривая одновременно со всеми с легкостью светского человека.

- Ну, адмирал, воюем? Вы читали газеты? Война на носу... Австрия зарывается... Наташенька, красавица, пойди сюда!

Он открыл пухлый бумажник и, похлопывая им по ладони, стал наставлять Наташу, где и какого купить вина. Юрий, стараясь не глядеть на нее, прошел к пианино, рассказывая любознательному Мише церемониал встречи на царской пристани. Полинька, успевшая уже освежиться после уличной пыли, вошла тоненькая, хрупкая, мечтательная и пахнущая ландышем. Разговор завертелся вокруг французов, салютов и празднеств, причем Юрий не отказал себе в удовольствии повторить анекдот Бобринского о красном цвете. Сергей Маркович сел рядом.

- Что это с Наташей? - перебил он разговор с всегдашней уверенностью человека, который привык, что к нему прислушиваются. - Заплакана, глаза распухли... Мичман! Не ваш грех? Моряки ведь народ такой, времени терять не любят!..

- Ну, - дядя, вечно вы, - сказала Полинька, опять вспыхнув.

Юрий призвал на помощь все своей спокойствие.

- Нежная натура, - зло дернул он плечом. - Видела сегодня, как разгоняли забастовщиков, и разнервничалась. Там кого-то придавили, женщину какую-то, отсюда и слезы...

- Ах, Юрик, - воскликнула Полинька возмущенно, - как можете вы говорить об этом равнодушно! Это ужасно! Топчут безоружных людей!..

Собственно, Юрий сам не одобрял казачьих расправ с толпой, считая такие поступки унизительными для военного мундира. Но становиться в споре на сторону забастовщиков было тоже неуместно. Кроме того, обида на Наташу была еще чересчур свежа.

- Ну, во-первых, не безоружных, они, говорят, камнями швырялись. А Наташа, дура, всего не видела: конечно, их предупреждали, уговаривали разойтись... А потом, кому не известно, что все эти забастовки организованы немецкими агентами в ожидании войны!

Сергей Маркович поднял на него прощающий взор и покачал головой:

- Эх, адмирал, неужели вы верите в эту сказку? Какие там немцы? Это начало революции! Правительство безумно. Оно ослеплено призраком власти и рассчитывает подавить волну народного гнева привычными нагайками и залпами. Оно никак не хочет понять, что Россия выросла из полицейских свивальников, что ветхий строй абсолютной монархии трещит по всем швам, как кафтан на подросшем богатыре.

- Ну, поехало, - шепнул Миша, наклоняясь к Юрию, - завелся дядюшка! Хоть бы Валька скорей пришел с ним спорить, а то ведь замучает он нас, ей-богу...

Юрий кивнул головой, давая понять, что он вполне разделяет Мишину тоску, но Сергей Маркович продолжал, вполне уверенный, что его не могут не слушать.

- Царские министры, назначаемые придворной кликой, непопулярны в народе, они не могут иметь никакого авторитета, а правительство не хочет этого видеть. Страшная, трагическая слепота! Как будто огромные творческие силы России не могут выделить из передовой интеллигенции подлинных государственных деятелей без гербов и предков! Дайте России ответственное министерство, уберите титулованных мошенников, дайте нам парламент - и завтра же забастовки и беспорядки кончатся.

- Так у нас же есть Дума. Разве это не парламент? Вполне достаточно, сказал Юрий, чтобы что-нибудь сказать на эту малоинтересную для него и малопонятную тему.

- Дума! - горько усмехнулся Сергей Маркович. - Дума, где Милюкова лишают слова за смелую правду и где терпят все черносотенные выходки Пуришкевича! Это фикция, дорогой мой!.. Дума, которой не дано права требовать от проворовавшихся министров отчета, куда пошли народные деньги. Дума, в которой депутатам - совести народной! - рта не дают раскрыть...

- Дядюшка, рупь! - вдруг вскрикнул Миша и протянул руку. - Продаю! С пылу с жару... В самый центр...

Сергей Маркович повернул к нему свое полное лицо.

- Сперва скажи.

- Деньги на кон! Надуете, как прошлый раз.

- Прошлый раз ты надул, из "Сатирикона" украл, - сказал Сергей Маркович деловито.

- Так и это краденое, только вы не знаете откуда... Давайте деньги!

- Если, кстати, и не знаю - отдам, ей-богу, отдам, - побожился Сергей Маркович. - Вот адмирал свидетель!

- Ну уж ладно, - вздохнул Миша. - Слушайте в кредит:

Обрастем мы скоро шерстью,

И хоть сможем рот открыть,

Но уж этому отверстью

Не придется говорить...

Сергей Маркович сосредоточенно помолчал, пожевывая губами: похоже было, будто он пробует четверостишие на зуб, как двугривенный. Потом одобрительно кивнул головой, вытащил записную книжку и раскрыл ее на странице, где был заголовок: "Афоризмы и bons mots"*.