Дневник

Dear Mrs [274] Франннсуа (произносить как написано)!

Надеюсь, ты обратишь внимание, в котором часу я тебе пишу — десять вечера — ну? это тебе ни о чем не говорит? Десять вечера — это час наших разговоров на кухне, когда, совершив удачные набеги в нужные места, обшарив буфет, кладовку, обе плиты и шкафчики, мы болтали обо всяких «глупостях» — они были безумно интересны для трудновозрастных особ, но, к счастью, быстро забывались, как только их стопы покидали заколдованный круг, выложенный надтреснутой каменной плиткой. И вот сегодня вечером я грустно поплелась «перекусить» (эвфемизм для обозначения ночного обхода). Действовала как заведено: установила две кастрюли на огнедышащее ложе и заглянула в: 1) газовую духовку (результат нулевой); 2) электрическую духовку (там стояло блюдо для запеканки, но, увы, пустое, вымытое и вычищенное, как будто постаралась ты); 3) кухонный шкафчик (несколько невзрачных вареных картошек в кастрюльке; взяла одну штучку для порядка); 4) буфет (отличный кусочек сыра, который по крошечке сгрызла, — эх, моя страсть к зеленому горошку может Не выдержать конкуренции). И в завершение этого одинокого обхода заглянула в чугунок — он был ПОЛОН макарон с помидорами-кабачками (ты обожаешь эту смесь). And then the melancholy cloud did fall [275]! Я робко окунула палец в это варево и вдруг почувствовала — что твой Гамлет, — как кто-то plucked те by the sleeve [276], этот кто-то был твой призрак; и с той минуты все потеряло вкус (злые языки свалят все на недосоленные кабачки и нехватку сыра), я, как вор, закрыла крышку чугунка, и под этот лязг сердце мое разбилось вдребезги, оно так и осталось бы разбитым, если бы не сбежала из кастрюли и не зашипела на плите моя еда, тем самым вернув меня к действительности.

Отныне уж не будет больше той непринужденной кухонной атмосферы, в одиночку я стану слишком conscious [277] и не смогу наслаждаться своими трофеями. Но я пишу это письмо не затем, чтобы жаловаться. Сама не знаю, для чего взялась его писать: возможно, это завершение тех двух дней, в течение которых я непрестанно думала о тебе и о том, что ты для меня значишь. А может, оно навеяно тем самым кухонным обходом.

Хочешь, я расскажу, что творится у меня на душе, — все очень просто, хотя и удивительно похоже на двуликого Януса: я ощущаю огромную пустоту, будто мне ампутировали руку или ногу и рана еще не зарубцевалась (прошу прощения за этот образ, но он точнее всего отражает истину). С другой стороны, твое счастье (а о нем говорят твои письма) — для меня яркий живой огонь, около которого я греюсь. Вот почему я благодарна тебе за твой брак — потому что ты сотворила этот светлый очаг.

Когда я думаю, к примеру, как ты готовишь для Франсуа, как вы с ним музицируете, я очень счастлива — наверняка в меня сама собой проникает частица вашего счастья. Эта мысль для меня такая же утешительная, такая же cosy [278], как освещенное окошко в хижине доброго дровосека для заблудившихся в лесу детей из волшебной сказки. Прямо сейчас, когда за окном дождь и ветер, я думаю о доме номер 78 по Версальской улице и вижу свет в темноте. Если б ты знала, какая это для меня поддержка! Ваш брак — истинное благословение, источник молодости и надежды в бурном грозном море. Thank you so much, Mrs [279] Франннсуа. Посылаю тебе открытку, которую просили передать Шарль и Фалик: я сама не придумала бы ничего лучше! Над стилем, вероятно, поработали Фалик с Бернаром. Но виден замысел и чувство.

Утром я получила письмо от Уильяма Э. Смита (номер 3) без единого знака пунктуации, в котором все фразы соединяются союзом as [280].

Поскольку (= as) я не хочу делать то же самое, останавливаюсь. Это не значит, что я не буду писать вам опять, когда придет охота.

До свидания, мои светлые окошки.

Люблю вас обоих.

P. S. Зайду к вам в понедельник около полудня (позднее не могу) — принесу мясо, хлебные карточки, фрукты и точно скажу, когда ты сможешь встретиться с родителями. Маргерит придет в два часа.

Сегодня утром в 7.30 — дзынь! Я подумала — пневматичка!! Дальше вы знаете. Персональная мера. Цель — Анри [Реймон Берр], якобы из-за того, что полтора года назад слишком часто бывал вне дома. Короткая поездка в особом автомобиле чуть ли не через дорогу, к Гастону Беберу [в отделение полиции]. Ждали в автомобиле. Прибыли сюда, в управление 8-го округа, прямо под цирком Ранси! Марсель [французская полиция] сегодня утром был нелюбезен (на мой взгляд). Здесь — все учтивы. Ждем. Тут есть кот по имени Негус! Мало что успели взять. Хорошо бы лыжные штаны и ботинки (для мамы) и рюкзак для меня. Маме маленький чемоданчик.

Надеюсь, Денден [Дениза] будет беречь себя; малышу Жито [Житомиру — так Дениза Берр в шутку называла своего еще не родившегося ребенка, возможно, в честь наступления советских войск под Житомиром] будет хорошо у кузена Поля [у акушерки в Аржевиле]. У Анри [Реймона Берра] с собой только одна дочь Элен, она ему дорога. Но если появится на свет [родит] Дениза, сделайте все для нее.

Пусть Ники [Николь С., двоюродная сестра Элен] обо всем расскажет своей свекрови. Я успела отложить книги из Сорбонны. Видите, какая я предусмотрительная! Постарайтесь раздобыть суппонерил [снотворное] для Минни [Антуанетты Берр]. Может, есть у Андре [Бардьё]. Думаю, УЖИФ сделает все возможное. В любом случае, что бы ни случилось, мы твердо намерены вернуться. Я этого ждала! Еще не посещала здешний Gospodje [туалет [283]]. Папа говорит, он сносный.

Денден не должна ходить к Элизе [домой, на улицу Элизе-Реклю]. Минни категорически против. Филипп Д. сделает все, что нужно, в Обержанвиле, он знает.

Поговори с Шарлем и Люси [с Жаком Берром и Ивонной Шварц], мы думаем о них с любовью. Пусть видят, что я сохранила sense of humor [284] (доказательство — история с Gospodje!). Все хорошо, родная.

До скорой встречи.

Сто тысяч kisses [285].

Дорогие мои, поскольку тут всерьез заговорили об отъезде и у нас в ближайшие дни может не оказаться возможности вам написать, делаю это сейчас. Вы, наверное, получили две пневматички из Парижа, раз мы получили все, что просили. Я весь день хожу в лыжных штанах и ботинках, ни дать ни взять tomboyish [286] во вкусе Люси [Ивонны Шварц]. У нас все хорошо, не думайте, что нас страшит отъезд. Мы были к этому готовы с первой минуты. На наше счастье, мы здоровые и сильные. Вот для стариков, таких как бабушка Жиля, для многих маминых пятничных подопечных, которых прислали сюда, и для детей это действительно ужасно. Мы же — другое дело. Нам повезло еще и в том, что мы поедем в числе последних и ненадолго. Тут мы ни в чем не нуждаемся, жизнь почти нормальная, и все совсем не так, как может представляться извне. Возможно, и дальше будет не так уж страшно. Я говорю это не для того, чтобы вас успокоить, так думают все, исходя из того, что видят тут. Все, что нужно для отъезда, у нас есть.

Люди рядом с нами вполне приличные. (Семейство из Вив, жена одного знакомого полковника и др., есть и кузены самой Нины [России], ее тезки, отец, мать, очаровательные сын и маленькая дочка.) Бывают, конечно, споры и стычки, порой очень забавные.

Мы беспокоимся об одном: чтобы вы все берегли себя и мы могли уехать с уверенностью, что по возвращении застанем вас живыми и здоровыми. Это единственное и непременное мое желание. Надеюсь, вы постараетесь его исполнить.