Чкалов

Смотрю в штурманский журнал. «13 часов 27 минут: сквозь разрывы виден остров Банкса». По карте вижу, что остров Банкс тянется вдоль маршрута на сотни километров. 16 часов 40 минут: все еще видна коричневая земля гигантского острова. Наружная температура всего минус один градус. Внутри самолета — плюс 9. Высота прежняя — 3,5 километра. Отсутствие всяких трудностей. Как на курорте. Но когда я беру журнал связи, то блаженное состояние меняется, как вода при понижении температуры вдруг застывает и превращается в лед. Дело в том, что еще в 11 часов 15 минут была передана Беляковым в Москву и на Диксон телеграмма: «Все в порядке, перехожу на связь с Америкой. Путевая скорость 200 километров в час. Рассчитываю быть в 13.40 над островом Патрика». С тех пор никаких сообщений на борт «АНТ-25» не принято. Что это значит? Прежде всего это предвещает нам полет над чужими странами без знания погоды. Ситуация не из лучших…

Но пока мрачные мысли не растревожили мою душу, я не хочу портить настроения Валерию, который при исключительно хорошей погоде оставляет южную оконечность острова Банкс и сейчас ведет наш «АНТ-25» над чистой водой.

Чистая вода казалась несуразностью после непрерывных льдов «полюса неприступности». Да и сейчас она выглядит чем-то лишним, так как чуть левее или чуть правее все еще тянутся вместо проливов льды, а у берега еще стоит солидная лента берегового припая.

В 16 часов 15 минут под нами проплыл мыс Пирс-Пойнт, о котором мы еще в Москве столько говорили.

Итак, основное задание экипаж уже выполнил — под нами Канада, и мы имеем право теперь сесть на первый попавшийся аэродром.

Я незаметно подлезаю к Чкалову сзади и слышу, что командир поет свою любимую: «Распрягайте, хлопцы, коней…» Значит, и он думает о том же самом, и я потихоньку возвращаюсь на место штурмана.

Подсчитываю итоги полета. Пройдено 6200 километров пути. А сколько километров съедено прожорливыми ветрами Арктики? А сколько затрачено лишнего горючего на тяжелые подъемы в облаках, на обходы циклонов? Сделано примерно тысячи полторы лишних километров, то есть около 25 процентов общего пути. Но кто нас осудит, если поймет, что мы были исследователями этого трудного пути, что этот путь пройден впервые, и пройден неплохо. Теперь на основе нашего полета могут по этому пути летать самолеты с большей скоростью и с более рациональным расходованием энергии и горючего.

16 часов 37 минут. Отличный антициклон. Облаков почти нет. Горючего в баках самолета много. Как тут можно изменить первоначальное желание — достичь территории США? Конечно, нужно лететь в Соединенные Штаты.

Мы все еще отдыхаем, летя на высоте 3 километров. Легкая дымка и тепло.

В 18 часов показалось Медвежье озеро.

Отмечаю на карте исключительную точность соблюдения намеченного пути. Затем составляю итоговое донесение для передачи через канадские радиостанции в Советский Союз. Начинаю работать с передатчиком и констатирую слабую отдачу в антенне. Все остальное на радиостанции работает хорошо, и я решаюсь передать подготовленный текст.

«Всем от РТ № 35. Сталину, Ворошилову, Рухимовичу, М. Кагановичу, штабу перелета.

«Я понимаю, как вы беспокоитесь. Но поймите и нас, что полет происходит хотя и четко, но не так просто. Трудных часов полета было немало. Теперь я свободен от слепого полета, так как в начале Канады ясно и тихо, и передаю вам от экипажа наилучшие пожелания в ваших делах. Благодарим за все и просим не беспокоиться. Трудное побороли и рады, что в основном уже решили задание своего правительства и своего народа. Привет! Байдуков».

Погода продолжает нас радовать. Внизу все еще проплывает огромное Медвежье озеро, прикрытое плотным льдом. По-прежнему безжизненна голая коричневатая земля. Без леса и кустарника она кажется выжженной пустыней, хотя это не совсем верно, если учитывать льды на озерах. Скоро будет 3 часа, как Беляков спит, я делаю вид, что по горло занят штурманскими делами — ведь погодка отличная, видимость лучше не надо, поэтому ориентироваться и выдерживать маршрут ничего не стоит.

Мне скоро менять Чкалова, и следовало бы малость отдохнуть, но будить Александра Васильевича жалко — он очень много затратил сил на участке от Кольского полуострова до островов Канадской Арктики. Пусть поспит еще на новом, облюбованном им месте — прямо на днище фюзеляжа. Под головой его стопка книг, и в их числе «Гостеприимная Арктика» Стифансона. К нему мы собираемся долететь. Ноги штурмана протянуты куда-то под заднее кресло второго управления самолетом.

Пробираюсь к Валерию. Многочисленные приборы пилотской доски указывают, что сердце «АНТ-25» — мотор — имеет нормальный пульс.

Обороты двигателя сбавлены до 1480, и это кажется слишком неестественным, прямо диким: почти нет шума и нет того задорного звона, который стоял непрерывно в течение предыдущих 42 часов полета.

В кабине спокойно можно разговаривать на расстоянии до 2–3 метров. И, пользуясь новым удобством и хорошей погодой, мы с Валерием болтаем без умолку.

— Кажется, что мы в тренировочном полете проверяем работу мотора и приборов, — улыбаясь, говорит Чкалов.

— Конечно, в тренировочном. Если собираешься лететь через Южный полюс, то этот считай за учебный полет…

— Для юга, Егор, нужна другая машина! Понял? С герметической кабиной! Такую нужно заказать.

— На это, Валериан, уйдет года два-три.

— А мы, Егор, пока что на этой старушке вокруг шарика крутанем…

— С посадками?

— Может, с дозаправками в воздухе… Думаю, Андрей Николаевич сумеет такое изобразить.

— Умеешь фантазировать, — говорю я командиру и переключаюсь на будни нашего полета: — Не пойму, в чем дело с радиостанцией — нет нужной отдачи в антенне. И никто ни слова не шлет нам сведений о погоде

— В чем же дело, товарищи радисты? — спрашивает меня с хитринкой Валерий.

— Пока причину не установили…

— Это негоже… В Америку с неисправной рацией нельзя, — заключает командир.

Я ухожу к штурманскому месту. При отличной погоде от безделья так тянет ко сну. Положив голову на столик, незаметно засыпаю. Но спать пришлось недолго — Чкалов, качая самолет, быстро поднял меня на ноги. Ровно 19 часов. Бужу Белякова, отдаю ему бортжурнал, а сам отправляюсь менять командира на вахте летчика.

В 20 часов справа к маршруту круто подошла жирная и извилистая река Маккензи, выносящая свои воды в Ледовитый океан. Река уже очистилась от льда, большие разливы говорят о недавнем половодье и начале весны в этих местах. Внизу появляются отдельные гряды невысоких гор. Это отроги хребтов, расположенных в районе реки Маккензи. По мере увеличения высоты появляются огромные образования кучевой облачности самых фантастичных форм. Начинает побалтывать. Направляю машину между облачными грядами, постепенно набирая высоту, так как мы подходим к горным вершинам, возвышающимся над уровнем моря до 3 километров.

Чкалов продолжает дремать в спальном мешке, а Беляков упорно докапывается до причины скверной работы передатчика.

Тем временем погода начинает ухудшаться. Откуда-то издали слева надвинулся солидный циклон, преграждая нам путь. Справа виднелся на горизонте просвет. И так как видимость по горизонту была еще большая, я решил, что лучше всего уклоняться вправо с постепенным набором высоты, а затем, когда высота полета будет больше высоты облачности, свернуть на прежний курс. Идти напрямую в облачности мне не хотелось, так как температура на высоте 4400 метров была минус 15 градусов. А недавний опыт показал, что самолет может обледенеть и при более низкой температуре, чем сейчас.

С каждой минутой обстановка обостряется. Циклон над горами, вершины которых достигают уже 4 километров, не позволит в случае обледенения уйти вниз, в теплые слои воздуха, перепрыгнуть же через высокую облачность мы не сможем. Антиобледенительная жидкость для винта закончилась. Запасы кислорода иссякают. А впереди — ночь.