«И снова Бард…» К 400-летию со дня смерти Шекспира

Достоинства твои предугадать.

        В наш век, что лицезреть тебя привык,

        Восторг — в глазах, но беден наш язык.

107

Мой вечный страх и вещий хор пророчеств —

Что станется, любовь моя, с тобой —

Теряют силу, как только просрочен

Твой договор с затворницей-судьбой.

Затмился смертный лик луны-богини;

Авгуры оказались в дураках;

Тревоги нет — мир воцарился, ныне

Он шествует с оливою в руках.

Так благодать, разлитая над нами,

Свежит любовь, а смерть теперь вольна,

Невластная над этими строками,

Глумиться в безглагольных племенах.

        В моих стихах переживешь ты впредь

        И блеск владык, и памятников медь.

108

Таит ли мозг, что передать чернила

Еще не в силах — скрытое во мне,

Чтобы любовь или твой образ милый

Явились в небывалой новизне?

Мой мальчик, нет, но как в святой молитве,

Один закон твержу я день за днем:

Ты — я, я — ты — звучит навеки слитно, —

Он свят, как прежде, в имени твоем.

Любовь свежа, хоть и зовется вечной,

Ее веков не давит груз и прах,

В морщинах ходит то, что быстротечно,

А у нее же прошлое — в пажах:

        Вот где она — метафора любви,

        И времени ее не погубить.

110

Немало я шатался бездорожьем,

И правда — шутовской имея вид,

Проматывал, что мне всего дороже,

И страстью новой множил ряд обид.

Да, правда, что на правду я, бывало,

Косился, ей чужой; такой ценой

Опять мне сердце юность добывало,

Чтобы я вспомнил: ты один лишь — мой.

Окончен страсти пир: я, бесконечно

От опытов устав, принадлежу

Тебе, мой друг, отныне и навечно

Ты — бог любви, которому служу.

        И будто к небу открывая путь,

        Позволь к груди мне любящей прильнуть.

111

Фортуну пристыдил бы за меня

И за дела, что подлыми слывут —

Она решает. Мне ль за то пенять,

Что с публикой — публично я живу?

Не от природы было мне дано

Клеймо такое, но к судьбе моей

Пристало, как пятно на полотно;

Так обнови меня и пожалей.

Твой пациент, я в ожиданье мер

Приму все, что заразу поразит,

В раскаянье не буду лицемер,

Питье горчит пусть, но не огорчит.

        Тебе, мой друг, лишь стоит пожалеть —

        Поможет жалость мне переболеть.

112

С моей судьбы след низкой клеветы

Способна смыть твоя любовь и жалость:

Когда в мою невинность веришь ты,

Мне все равно, как там у них считалось.

В тебе — мой мир, лишь от тебя хочу

Дождаться похвалы иль приговора;

Другим — никто, и я о них молчу,

Но прям ли путь мой иль покрыт позором?

В такую бездну я швырнуть готов

Мысль о других, что затворить сумею

И от хулителей, и от льстецов,

Свой слух, хоть он и чуток, как у змея.

        Тебя я слышу только одного,

        Как будто и нет в мире никого.

113

Расстались мы, и то, что было зримо,

Живет в очах души вдали от глаз;

Так тот, кто полуслеп, влечется мимо,

Не видя, смотрит будто напоказ;

Цветок, иль птицу, или что иное

Глаза надежно в сердце не замкнут;

Не знавшие ни образа, ни строя,

В них беглые виденья промелькнут;

Ведь что бы в их ни отразилось взоре:

Уродства облик или красоты,

День или ночь, вершины или море, —

Во всем я узнаю твои черты.

        Одним тобой моя душа полна:

        Глаза пусть лгут, была б она верна.

114

Лесть ли вкушает — всех монархов яд —

Моя душа, увенчана тобою?

Или, напротив, мой правдивый взгляд,

Алхимию любви себе усвоив,

Из монстров и неведомых существ

Творит тебе подобных херувимов,

И с ними мир несовершенств исчез,

В сиянье глаз утрачивая зримость?

Все ж первое — во взоре скрыта лесть:

Душа поверит, что ее нет краше, —