Посидеть немного за чаем,
Отдых дать усталой спине.
Мы вины за собой не знаем,
Прозябая в чужой стране…
Огрубели тонкие руки
От кастрюль, от стирки белья.
В ежедневной кухонной муке
Умирает душа твоя.
Научились и шить, и штопать,
И варить дешевый обед.
Чад плиты и примуса копоть
Омрачают нам белый свет.
Много раз перешитой блузкой
Оттеняем усталость глаз.
Счастья нет у женщины русской
Ни в России, ни здесь, ни сейчас.
Кто услышит голос незвонкий?
Наша жизнь в Господних руках…
Но за что мечту о ребенке
Погасил Ты в женских глазах?
Сердце болью горит напрасно,
Без ребенка незачем жить!
……………………………..………..………..
А мужчинам нашим несчастным
Нечем наших детей кормить…
Январь 1934 г.
Ветры выли для того ли,
И пожары бушевали,
Чтобы столько тяжкой боли
Мы с тобой переживали?
Поезда нас вдаль умчали,
Не видать родные крыши.
Заживающей печали
Вздохи медленней и тише…
Будни…мелочи…забота…
Жизнь трудненько доставалась.
Хорошо, что есть работа,
Хорошо, что есть усталость!
Друг мой в Африке горячей,
В легионе иностранном,
От него души не прячу,
Он мой близкий и желанный.
Пишет он: «Скажи на милость,
В твоих письмах много солнца.
Я боюсь, что ты влюбилась
В авиатора — японца?»
Пыль сотру с машинки тряпкой
И отвечу стуком клавиш:
«Не флиртуешь ли с арабкой?
Что-то в письмах ты лукавишь?»
Гимназистик из Тамбова
Стал теперь легионером.
Напишу ему три слова:
Дружба, родина и вера!
Синеглазая девчонка,
Что жила в горах Алтайских,
Нынче с ходями в лавчонках
Тараторит по-китайски.
Покупает лук и репу
Рис, варить к обеду кашу.
И торгуется свирепо:
«Игоян хунхуза ваша!»
Только кто-то злой и мудрый
У девчонки русокудрой
Раскрутил крутые кудри
И осыпал белой пудрой…
Старый друг мой из Тамбова,
Ты — мой сон, мечта и солнце!
Не влюблюсь я ни в какого
Авиатора — японца.
Не застигнуты погоней,
Будем жить с тобой, мечтая:
В африканском легионе,
В пестром городе Китая.
Нет ни горечи, ни драмы
В нашей странной переписке.
Для друг друга навсегда мы
Гимназист и гимназистка.
Май 1932 г.
Надоели дырявые туфли?
Надоели игла и утюг?
Стала каторгой дымная кухня?
Понимаю, мой маленький друг…
Все, решительно все понимаю.
И прости, что суровой рукой
О богатстве мечту отнимаю
И тревожу душевный покой.
Но пойми же и ты, Христа ради,
Поразмысли сама, наконец;
Без любви нету силы в обряде,
И тяжел с нелюбимым венец!
Как тебя уберечь, я не знаю,
Как тебя от неровни спасу?
Не губи свое сердце, родная,
Не позорь молодую красу!
Пусть иное советуют люди,
Фантазеркой меня не зови.
Настоящей-то жизни не будет,
Если нет настоящей любви…
Радость жизни не в пышном наряде.
Счастье — в нежном союзе сердец.
Без любви нету силы в обряде,
И тяжел с нелюбимым венец!
1933 г.
Собачья преданность и преданность жены
Так странно, так трагически похожи.
За мужнин грех — виновна без вины.
Несчастен муж — жена несчастна тоже.
Диктатор, и фанатик, и палач!
Таков он на работе. На параде.
Но рядом с ним я слышу тихий плач
Его жены, покорной нежной Нади…
Его мы ненавидим много лет…
Его бы я бестрепетно убила!
Но к этой женщине (как странно!) злобы нет,
Я почему-то обвинить ее не в силах.
Несчастная! За тяжкий мужнин грех,
За Соловецкую Голгофу и страданье,
За многих русских жен, за нас, за всех,
Бог дал тебе при жизни наказанье!
В ее глазах такая боль и грусть…
Был вечный страх уделом бедной Нади.
Днем химия. Запомнить наизусть
Составы ядов и противоядий.
И прежде мужа пробовать вино.
И каждый день ждать действия отравы.
Что ж, женщина, уж если суждено,
За мужа умереть имеет право!
Погибла на посту, как часовой.
Не изучила всех противоядий…
За мужа расплатилась головой.
И пытка страхом кончилась для Нади.
Но ужас в том, что многие из нас
Узнали эту пытку или знают…
Страх за любимого вчера, всегда, сейчас
И душу, и здоровье убивают.
Диктатор, и фанатик, и палач,
Тебя я ненавижу, как и прежде!
Но… за любовь…за страх…за тихий плач
Будь, боже, милостив к рабе Твоей Надежде.
1934 г.
