Канцлер Румянцев: Время и служение

Феномен Талейрана, его жизнь и деятельность, его наследие продолжают будоражить умы историков, литераторов. Личность такого масштаба, столь запутанной, противоречивой судьбы — редкостный материал для исследований. Был период, когда Талейрана превозносили, будто одного из богов, делавших всемирную историю. При этом безмерном преувеличении его роли старались забывать о безнравственном, противоречащем правилам чести и достоинства, поведении князя. Какие бы ни числились за Талейраном грехи, заявляли некоторые, — в конце концов, его деяния послужили прогрессивным сдвигам и преобразованиям. Время Наполеона Бонапарта отнюдь не единственный этап в жизни Талейрана. Присущие ему качества позволили в период Реставрации послужить Бурбонам — Людовику XVIII, Карлу X, затем, после июльской революции 1830 года, Луи Филиппу I (Орлеанскому). Завершал Талейран свое служение на посольской должности в Лондоне. Здесь, на этом посту, он окончательно оскандалился. В ходе переговоров об отторжении Бельгии от Голландии Талейран при определении госграницы, используя свой международный вес, за взятку включил в состав Бельгии Антверпен. Факт этот стал достоянием гласности…

Современник, близко знавший Талейрана, писал: «Никогда еще общественная нравственность не была смущена подобным примером, зрелищем такой развращенности и стольких пороков, увенчанных постоянным успехом и видимой славой! Вот в чем его гений, и в этом отношении никого нельзя с ним сравнивать» ^{125}.

В своем предсмертном политическом завещании Талейран прибавлял: «Я ничуть не упрекаю себя в том, что служил всем режимам, от Директории до времени, когда я пишу, потому что я остановился на идее служить Франции, как Франции, в каком бы положении она ни была». Конечно, его противники и позднейшие критики заявляли, что подобными фразами нельзя было бы успокоить совесть, если бы она у Талейрана была в самом деле в наличии.

И теперь в некоторых научных кругах современной Франции Талейрана ценят как выдающуюся личность, как украшение национальной истории. Любопытный доклад был представлен в июне 2007 года в Петербурге в Эрмитаже на международной конференции, «Тильзит и Европа», посвященный 200-летию Тильзитского мира. Французский исследователь Эммануэль де Варескьель представил доклад, само название которого о многом говорит: «Талейран, от Тильзита до Эрфурта, подводная лодка Европы»…

Нейтрализовать Румянцева в Эрфурте, отдалить его от Александра удавалось, но не всегда. Диалог двух императоров, в каких бы условиях он ни протекал, так или иначе, возобновлялся с участием Румянцева. День за днем Наполеон убеждался: не всё так просто в окружении российского самодержца. Вопрос, за кем из русских последнее слово, оставался открытым. Румянцев в этом смысле был той фигурой, которая проявляла зоркость и непреклонность. Своим влиянием на Александра, в чем пришлось французскому императору самому убедиться в Эрфурте, российский министр определенно воздействовал на ход переговоров, задавал тон в том, что касалось принципиальных положений, внесенных в повестку дня эрфуртских встреч.

Встреча в Эрфурте, на которую возлагал такие надежды Наполеон, не придала ему уверенности, удалось ли убедить Россию строго придерживаться согласованной линии. Одним из пунктов протокола, подписанного двумя императорами, предусматривалось предложить Англии переговоры о мире. Участие в них столь весомой политической фигуры, как Румянцев, могло, по мнению Наполеона, убедить англичан в серьезности намерений, позволило бы сдвинуть вопрос с мертвой точки. Посол России во Франции Толстой по-прежнему не проявлял должной гибкости, демонстрировал не только нежелание, но и неспособность к конструктивному диалогу. Неоднократные предостережения из Петербурга на Толстого не действовали. Более того, он постоянно вступал в перепалки с представителями французской знати, одна из которых — с маршалом Неем — едва не закончилась дуэлью. Стал вопрос о замене российского посла. Это обстоятельство придавало аргументам Наполеона особую убедительность. Александр вынужден был дать согласие на поездку Румянцева в Париж для участия в мирных переговорах с англичанами. Императоры условились предложить Британии положить в основу переговоров принцип Uti possidetis, обязательство сторон признать законными политические обстоятельства, сложившиеся на тот момент.

Четыре месяца, начиная с ноября 1808-го по февраль 1809 года, Румянцев безвыездно находился в Париже. Это был один из критических этапов европейской истории, когда накал политических страстей предвещал новую масштабную войну. Именно в эту пору Румянцев смог воочию убедиться, насколько государства, конфликтующие в центре Европы, искали опоры в России, стремились использовать ее потенциал в собственных интересах. Присутствие Румянцева в Париже в качестве министра и одновременно посла России Наполеон связывал с решением иных проблем. Тогда, в ходе войны французов в Испании, произошло непредвиденное. В июле 1808 года испанские партизаны блокировали одну из армий Наполеона близ Байены, где 18 тысяч французов сдались в плен вместе со знаменами, орудиями, обозом. Исход войны в Испании приобретал непредсказуемый, по крайней мере затяжной характер. Озадаченный уклончивым поведением Александра I, ставшим очевидным под занавес переговоров в Эрфурте, Наполеон счел необходимым застраховать себя. Как знать, увязнув в Испании, не потеряет ли Франция союзника Россию?

Неудачи французского экспедиционного корпуса в Испании, наконец, противоречивые сведения, о чем договорились и договорились ли вообще властители России и Франции в Эрфурте, лишь усиливали позиции Британии на переговорах. Присутствие Румянцева во французской столице на ход трехсторонних консультаций никак не повлияло. Военно-политическая обстановка на тот момент давала англичанам немало поводов вести себя более чем уверенно. Переговоры с англичанами, как и следовало ожидать, закончились ничем. Желая удержать Румянцева в Париже, Наполеон предложил вернуться к рассмотрению неувязок в обязательствах России и Франции по отношению друг к другу. Кроме того, предстояло разработать так называемый запретительный тариф, ужесточающий экономические санкции союзников против Британии.

Румянцев — частый гость именитых салонов, был принят знатными вельможами, влиятельными политиками. Об этом периоде сохранились разрозненные свидетельства, в целом позволяющие утверждать: российский представитель, по мнению многих, показывал себя уверенным дипломатом, прекрасно владел собой, умел за обменом любезностями отстаивать собственную точку зрения. Румянцев не однажды встречался и беседовал с Талейраном, который, зная, каков политический вес собеседника, всячески льстил российскому министру. По его сведениям, в салонах Парижа распространилась молва об удовольствии беседовать с графом Румянцевым. «Часто говорят, что Вы соединяете французскую любезность с английской глубиной, итальянскую ловкость с русской твердостью» ^{126}.

В многочисленных беседах с французской элитой российский министр имел возможность обстоятельно обрисовать положение дел в России, состояние общественного мнения в ее политических кругах, объясняя причины недоверия к Наполеону. Обсуждался болезненный польский вопрос, в котором наполеоновской Франции принадлежала особая роль. Немало дискуссий было посвящено судьбе «османского наследства», тому, что может произойти в случае развала империи на Востоке. Когда заходила речь о политических перспективах Европы, Румянцев весьма смело высказывал сомнение в достижимости полной экономической блокады Британии. На разных уровнях провоцировался вопрос о том, насколько долго будут сохраняться союзнические отношения между Россией и Францией, удастся ли двум императорам мирным путем и далее преодолевать разногласия. Уже тогда имелось немало политиков, провоцировавших неизбежное — новое военное столкновение двух империй. Румянцев в одной из откровенных бесед с министром иностранных дел Ж. Б. Шампаньи дал свой пророческий прогноз на то, каков сценарий возможного развития событий: «Мы не станем воевать с Вами. Мы не будем нападать на Вас. Вы вторгнетесь в наши пределы. Мы будем, сражаясь, отступать пред Вами. Ваш император непобедим, но он не бессмертен» ^{127}.