Леонардо да Винчи

О том, что люди, раздираемы противоположными стремлениями – манией подражать, повторяя с наивозможной точностью и сходством сделанное прежде другими, и желанием новизны вместе со склонностью к изобретениям, свидетельствуют многие примеры. Если стать лицом к порталу церкви Санта Мария дель Фьоре, по правую руку окажется колокольня, фундамент которой заложен по плану Арнольфо ди Лапо, умершего, не приступая к дальнейшему возведению. Спустя время колокольню стал достраивать Джотто, не пожелавший полностью согласоваться с замыслом своего предшественника, предпочитая создавать новое и необычное, чем вызвал нарекания некоторых влиятельных граждан. Прошло еще время, и колокольню украсили снаружи фигурами и барельефами, которых прежние строители не предусматривали.

В барельефах нижнего яруса скульптор Нанни ди Банко, согласуясь в сюжетах с Писанием и легендами, дошедшими из глубокой древности, показал постепенное возвышение человеческого рода из бедности и невежества. Рядом с изобретателем литья Тувалкаином [29] и придумавшим музыкальные инструменты Юбалом [30] поместился Дедал [31] как первый механик. За его спиной видны крылья, по преданию, изготовленные из дерева и воска; тут же находится отвес и наугольник – барельеф обыкновенно называют Механикой или Искусством летать. Лоренцо ди Креди, обучавшийся вместе с Леонардо, рассматривая однажды Дедала с его инструментами, спросил своего товарища, с какой целью тот внимательно наблюдает за птицами. Леонардо ответил:

– Кажется, мне заранее предопределено ими заняться. Когда я лежал в колыбели, то видел сон, будто бы с неба слетел коршун, открыл мне хвостом рот и несколько раз ударил по губам. Посмотри, – Леонардо повернулся спиной и, проделывая суставами плеч вращательные движения, коснулся ладонью спины между лопатками, – если сюда прикрепить крылья, то, научившись летать, я не буду отличаться среди небесных ангелов. Тем более не имею бороды, как этот Дедал.

Сын флорентийского ювелира, Лоренцо ди Креди, при слабом телосложении обладал еще и душою пугливой и впечатлительной.

– Дедал умертвил обучавшегося у него племянника за то, что тот изобрел более совершенные инструменты, – сказал он трепещущим голосом.

Леонардо поднялся со ступенек, сидя на которых они разговаривали, откинулся плечами и спиною назад, но затем сгорбился и простер перед собою руки, и пальцы его скрючились и повисли, подобные когтям хищной птицы. Удачно подражая движениям и голосам животных, он издал звук, сходный с шипением коршуна.

– Зависть, – сказал Леонардо, выдохнув воздух с силою, – ужасная вещь: и коршун является ее примером: убедившись, что птенцы, оставшиеся в гнезде, становятся красивее родителей, он их пинает и оставляет без еды, чтобы умерли. Хотя, – добавил Леонардо с озабоченностью, – многие на это возражают, говоря, что коршун так поступает, видя птенцов слишком жирными, поскольку излишняя тяжесть препятствует полету на высоте.

Что касается Лоренцо ди Креди, то некоторые люди, если к кому прилепятся, норовят полностью воспринять чужую форму. Правда, Лоренцо от рождения прихрамывал, а роста был невысокого, и возле него Леонардо выглядел Геркулесом или еще каким-нибудь древним силачом. Также не умел Лоренцо хорошо подражать манерам и разговору приятеля, не обладая необходимой язвительностью и остроумием. Зато, обучаясь совместно, Лоренцо ди Креди настолько успешно перенимал достижения Леонардо в искусстве, что в этом смысле тот приобрел как бы другую тень, и многие путали их ученические произведения, отличавшиеся, если говорить о Лоренцо, только большею робостью, довлевшей наряду с миролюбием в его душе над другими качествами. Но одновременно, хотя Леонардо не упускал случая использовать свою сообразительность для нападения или насмешки, воспитанный в набожности и благочестии Лоренцо не мог согласиться с известными издевательскими суждениями относительно священнослужителей, которые его приятель охотно повторял, еще разукрашивая своим остроумием. А ведь в этом Леонардо мало чем отличался от большинства молодых людей в испачканной краскою или алебастром одежде и деревянных башмаках, которых всегда можно видеть в тех местах Флоренции, где находятся наиболее выдающиеся произведения скульптуры или живописи. И когда они впиваются взглядом в какую-нибудь сцену из св. истории или в прекрасное изображение Девы с младенцем или чего-нибудь еще, относящегося к религии, словно бы настойчиво вопрошая, как это сделано, не благочестие отражается на их лицах, но любопытство, тщеславие и благородная зависть. Леонардо тут вместе с другими, только его невозможно застать в грязной одежде или в растоптанной обуви, поскольку на людях он показывается не иначе как обутый в сапоги из светлой кожи с отвернутыми голенищами, так что видна подкладка, еще более светлая и мягкая; и все это – длинные вьющиеся волосы, красивое лицо и одежда – выглядит само по себе как изумительное превосходно задуманное произведение искусства.

Дольше, чем в других местах, Леонардо – а с ним его тень в виде Лоренцо ди Креди или еще кого из прилепившихся, – оставался рассматривать живопись в церкви св. Духа, в капелле, расписанной Томмазо из Паникале, прозванным Мазолино, и его учеником Томмазо из Валь д'Арно, которого называли Мазаччо, что значит Мазилище: таким причудливым и даже издевательским способом флорентийцы показывали уважение и страх, испытываемый ими при виде могучего дарования последнего. Мазаччо прожил всего двадцать семь лет; но если при совместной работе ученику удалось настолько переделать своего учителя Мазолино, что тот стал, можно сказать, плясать под его дудку, такая деятельность, продлись она дольше, имела бы неисчислимые следствия и многие способные люди лишились бы возможности своеобразно проявить себя, стертые кистью, двигающейся как могучий Левиафан в морской пучине.

Хотя пейзаж в «Грехопадении», поместившемся на правом пилоне при входе в капеллу, написан без малейшего тщания, представляется достоверным, что в не имеющей предела глубине тонет влажная листва деревьев; здесь не видно тверди небесной, поскольку она затуманена испарениями, правда, сомнительно, чтобы райские сады располагались в сырой заболоченной местности.