Игорь Грабарь

В январе Грабарь застал несколько дней инея и вновь пристально вглядывался в этот волшебный мотив, столь поразивший его в Титове. А февраль и март в Дугине внесли новые акценты в разрабатываемую им тему русской зимы. Солнечные дни февраля - «праздник лазоревого неба, жемчужных берез, коралловых веток и сапфировых теней на сиреневом снегу» - дали удивительный живописный материал, воплотившийся в картине Февральская лазурь (1904).

«Я стоял около дивного экземпляра березы, редкостного по ритмическому строению ветвей. Заглядевшись на нее, я уронил палку и нагнулся, чтобы ее поднять.

Мартовский снег. 1904

Государственная Третьяковская галерея, Москва

Зимнее утро. 1 907

Севастопольский художественный музей

Когда я взглянул на верхушку березы снизу, с поверхности снега, я обомлел от открывшегося передо мной зрелища фантастической красоты: какие-то перезвоны и перекликания всех цветов радуги, объединенных голубой эмалью неба»[¹ И.Э. Грабарь. Моя жизнь, с. 201]. Надо отметить, что Грабарь обладал важнейшим качеством истинного живописца - он умел по-настоящему видеть, то есть воспринимать в окружающем мире гораздо больше того, что открывается обычному взгляду.

Работа над этой картиной, которую он потом считал важнейшей в своем творчестве, проходила очень своеобразно: этюд был написан из траншеи, которую Грабарь прорыл в глубоком снегу. В этой траншее художник поместился с мольбертом и большим холстом в поисках более сильного впечатления низкого горизонта и высокого неба (впоследствии такой «траншейный» метод использовался им и в других натурных работах). С этой точки художник смог раскрыть все многообразие голубых тонов в градации от светлозеленого до ультрамаринового - то, что Илья Остроухов назовет позже «индийским небом». Вертикальный формат картины, как и в Белой зиме, акцентирует пластику березы, расправившей подобно крыльям свои веерные ветви, и подчеркивает бесконечность лазурного пространства.

Ежедневно светило солнце, но ночные морозы держали снег, не давая ему таять. Более благоприятной погоды и не могло быть, и Грабарь работал практически без перерыва более двух недель, пока не закончил картину целиком на натуре. «Я чувствовал, что удалось создать самое значительное произведение из всех до сих пор мной написанных, наиболее свое, не заимствованное, новое по концепции и по выполнению»[¹ И.Э. Грабарь. Моя жизнь, с. 202.]. Грабарь создал не этюд с натуры, а картину, рожденную синтезом натурных впечатлений и потому обладавшую истинной законченностью и цельностью. Это была одна из высших точек творческой жизни Грабаря-художника, определившая дальнейший его путь.

Зима. 1906

Рязанский художественный музей

Вешний поток. 1904

Государственный Русский музей, Санкт-Петербург

После Февральской лазури Грабарь в течение нескольких месяцев работал запоем, занимаясь темой весеннего снега, уже тронутого солнцем и несущего на себе ажурные тени, следы людей и лошадей, «оркестровые симфонии красок и форм». Так был создан Мартовский снег - пейзажный этюд, в который буквально вбежала крестьянская девушка в синей кофте и розовой юбке с ведрами и коромыслом. В один сеанс возникла эта картина, которая составила славу художнику. Сплетение «чистого» пейзажа с жанровым мотивом было одним из наиболее характерных и ценимых в среде Союза русских художников качеств пейзажной живописи.

Еще одна из картин этого великолепного периода - Снежные сугробы - тоже была написана в один сеанс. Зрелище снежных сугробов на высоком берегу Пахры, освещенных последними косыми лучами солнца, линия старых низких изб деревни Комкино, подчеркивающая высоту горизонта. Сложная пластика берега, подтаявший снег на реке. Художник, рискуя жизнью, въехал на весенний лед в санях,чтобы уловить гамму тончайших нюансов, - голубые тени, изумрудные полыньи, слепящие лучи солнца на закате.

Как в Мартовском снеге и Февральской лазури, художник старается взять снег или небо широкой плоскостью, чтобы развернуть во всю возможную силу живописные эффекты, пастозную фактуру. Как считал Грабарь, от картины к картине возрастала степень цветового «разложения», и в Снежных сугробах дивизионизм сказался наиболее отчетливо.

Очень показательная для работы Грабаря быстрота создания этюдов и картин была обусловлена скоростью изменений, происходящих в природе на границе зимы и ранней весны. Уловить миг жизни солнечного света в окружающей среде, в массе снега, принимающего на себя все световые и цветовые изменения, - это вызывало сильнейший художественный азарт в Грабаре,заставляло «швырять» краски на холст в увлечении красотой мотива.

Банка с вареньем и яблоки. 1904

Закарпатская картинная галерея, Ужгород

Утренний чай. Подснежники. 1939-1954

Музей искусств Узбекистана, Ташкент

Этот зимний живописный сезон в Дугине Грабарь завершил этюдом Вешний поток. «Когда в конце марта снег почти всюду сошел, в Дугине начинали искать его остатков в оврагах - обычай, ведущий свое начало еще от последних снегов К. Коровина и Левитана 1880-х годов и укоренившийся с тех пор в Москве»[1 И.Э. Грабарь. Моя жизнь, с. 204.]. Найденный Грабарем «очаровательный овраг» поразительным образом соединил в себе осеннюю высохшую листву, остатки зимнего снега и весеннюю синеву ручья. Цвета трех времен года художник объединил в активную красочную гамму, создав взволнованное, трепетное и правдивое ощущение наступающей весны.

Все созданные им в это время работы были показаны в конце 1904 года на выставке Союза русских художников и пользовались огромным успехом и среди коллекционеров, и среди художников. Импрессионизм в интерпретации Грабаря увлек многих московских художников. По его ярким, эффектным, жизнеутверждающим картинам можно было судить о возможностях этого еще малоизведанного художественного пути.

Любовь к зиме стала для Грабаря большим стимулом в живописи. Он сам признавал, что с окончанием зимы пейзаж становился менее привлекательным для него и картины природы успешно заменял собою натюрморт.

В 1905-1908 годах зимняя тема приобрела некую устойчивую линию - ведущим ее мотивом стало изображение инея. «Под знаком» инея прошли январи 1906 и 1907 года.

Хризантемы. 1905

Государственная Третьяковская галерея, Москва

Почему этот очень локальный зимний мотив приобрел в творчестве Грабаря такое значение? По его собственным словам, работа над инеем будила его «живописный задор». «Немного на свете таких потрясающих по красочной полифоничности моментов, как солнечный день инея, где цветовая гамма, ежеминутно меняясь, окрашивается в самые фантастические оттенки, для которых на палитре не хватает красок»[¹ И.Э. Грабарь. Моя жизнь, с. 219.]. Одной из главных задач в разработке этого мотива было соединение графического и живописного эффекта, выражение одного через другое - именно это создает самую впечатляющую особенность инея, трудно передаваемую в искусстве.

Грабарь писал иней «на всякие лады» - разнообразные его виды, в утренние и вечерние часы, при солнце и в бессолнечный день. Делалось это в виде маленьких цветных набросков, так как на морозе быстро застывала краска. Таких набросков накопилось у Грабаря около сотни - «не было эффекта инея в течение дня, которого бы я не зафиксировал в этой коллекции»[1 И.Э. Грабарь. Моя жизнь, с. 223.]. В мастерской наброски стали превращаться в композиции, составившие сюиту картин День инея (1907-1908). Она, по замыслу художника, должна была обобщить его импрессионистический опыт и перевести его в план декоративного синтеза, он намеревался вывести некую формулу цветового и светового видения.