Воспоминания розы

– Они решили устроить революцию… Студенты… Говорят об этом вот уже несколько лет. Возможно, когда-нибудь они ее устроят. Надеюсь, это случится после моей смерти. Я всегда давал им то, чего они хотели. Подписываю, подписываю целыми днями, соглашаюсь на все их требования.

– Может быть, вы подписываете слишком много и в этом корень зла? – рискнула предположить я.

– Смерть Гомеса Каррильо очень меня опечалила, – сказал он, не отвечая на мой вопрос. – Вы знаете, он обещал мне приехать в Буэнос-Айрес и на некоторое время встать во главе министерства образования. Я считаю, что это самое важное из всех министерств. Я последовал одному из его советов: заменил старых школьных учительниц молодыми красивыми девушками. Помню, что в детстве для меня было настоящим кошмаром каждое утро встречаться со своей учительницей – старой каргой со вставными зубами, давно возненавидевшей детей. Сегодня, когда появляется хорошенькая девушка, мы принимаем ее на работу, даже не спрашивая диплома… Думаю, дети должны лучше усваивать то, что преподает им красивый человек.

Я слушала его, слегка улыбаясь. Я представляла себе жалобы родителей, которые сдали своих детей этим победительницам конкурсов красоты без опыта и образования…

Министр Г. в тот же вечер пригласил меня на ужин с важными официальными лицами. Революцию по-прежнему ожидали в среду. Женщины были очень красивыми, а еда – обильной. Едят в Буэнос-Айресе в три раза больше, чем в Европе. Мне очень понравилась эта поездка.

2 «Познакомьтесь с Антуаном де Сент-Экзюпери, он летчик»

Бенжамен Кремьё только что прочел первую лекцию в салоне «Любителей искусств». Там я познакомилась со сливками буэнос-айресского общества. Все говорили только о революции.

– Здесь все очень любезны, и я бы хотел остаться еще на несколько недель, но они начинают меня пугать этой своей революцией, – заметил мне Кремьё. – Похоже, их забавляют такие разговоры. Вероятно, они думают, что революция может обойтись без жертв. Я был солдатом во время последней войны и с тех пор не люблю свиста пуль. Я человек мирный, – добавил он, поглаживая бороду. – Кстати, вы не зайдете ко мне в гостиницу после обеда? Я хочу познакомить вас со своим французским другом, он очень интересный человек. Только не подведите, я буду вас ждать.

В холле гостиницы в честь Кремьё устроили коктейль, гости судачили о всякой всячине, но разговоры неизменно сводились к революции. Мне это стало надоедать. Начало даже казаться, что пресловутая революция запаздывает.

– Когда начнется, по-вашему? – спрашивал в шутку один.

– В четверг, готов биться об заклад, – отвечал другой.

Я посмотрела на часы и решила уйти, не предупредив Кремьё, опасаясь, как бы он не стал меня удерживать. Когда я уже надевала пальто, в холл отеля влетел очень высокий брюнет. Он двинулся прямо на меня и, ухватив рукав моего пальто, чтобы я не могла его надеть, сказал:

– Вы уже уходите, а я только что пришел. Останьтесь еще на несколько минут.

– Но я должна идти, меня ждут.

Подбежал Кремьё и, показывая белоснежные зубы в зарослях черной бороды, заявил:

– Да-да, останьтесь, это та самая встреча, которую я вам обещал. Еще на пароходе я предупреждал, что познакомлю вас с летчиком и что он обязательно вам понравится, потому что он обожает Латинскую Америку и говорит по-испански – плоховато, конечно, но все прекрасно понимает.

И, глядя на высокого брюнета, который все еще держал меня за рукав, Кремьё произнес, дергая себя за бороду:

– Учтите, она испанка, а когда испанки обижаются – это серьезно!

Брюнет был таким высоким, что мне пришлось задрать голову, чтобы увидеть выражение его лица.

– Бенжамен, вы не предупредили меня, что здесь есть такие красивые женщины. Спасибо вам.

А потом, обернувшись ко мне, продолжил:

– Не уходите, садитесь вот сюда.

И подтолкнул меня, так что я потеряла равновесие и рухнула в кресло. Он извинился, но я и так уже не в силах была возражать.

– Но кто же вы? – наконец спросила я, пытаясь достать ногами до пола, так как оказалась буквально в плену у этого слишком глубокого и слишком высокого кресла.

– Извините-извините, – засуетился Кремьё. – Я забыл вас представить. Антуан де Сент-Экзюпери – летчик, авиатор, с ним вы сможете увидеть Буэнос-Айрес с высоты птичьего полета. А еще он покажет вам звезды. Ведь он так любит звезды…

– Я не люблю летать, – ответила я. – Я не люблю вещи, которые движутся слишком быстро. Не уверена, что мне понравится смотреть сверху на чьи-то макушки. И к тому же мне пора.

– Но у макушек нет ничего общего со звездами! – воскликнул высокий брюнет.

– Вы считаете, что головы слишком далеки от звезд?

– Ах! Возможно, у вас звезды в голове? – удивился он.

– Я пока еще не встретила мужчину, который бы увидел мои настоящие звезды, – грустно призналась я. – Но мы болтаем глупости. Повторяю вам, я не люблю летать. Даже когда я иду слишком быстро, мне уже не по себе.

Брюнет, не выпуская моей руки, присел на корточки рядом с креслом, казалось, он с интересом изучает меня. Мне было неловко, я чувствовала себя смешной – чем-то вроде говорящей куклы. Мне казалось, что слова, которые я произношу, теряют смысл. Его рука сжимала мой локоть, и я невольно чувствовала себя его жертвой, заточенной в этом бархатном кресле, из которого невозможно сбежать. Он продолжал задавать мне вопросы. Заставлял меня отвечать. Мне больше не хотелось быть объектом его внимания, я чувствовала себя глупо, но что-то не позволяло мне уйти. Я начала досадовать на свою женскую природу. Сделала еще одну попытку, как светлячок, выпускающий последний лучик света, мысли, силы.

Снова попытавшись высвободиться из кресла, я мягко сказала:

– Я ухожу.

Своими огромными ручищами он загородил мне путь:

– Но знайте, что вы увидите с борта моего самолета Рио-де-ла-Плата сквозь облака! Это потрясающе красиво, такого заката нет больше нигде в мире!

Кремьё прочел на моем лице ужас птахи, попавшей в силки. Он поспешил мне на помощь, произнеся сурово:

– Сент-Экс, она должна идти, ее ждут друзья. И я тоже вынужден вас оставить, у меня гости.

Но брюнет так и не позволил мне встать с кресла. Он сказал очень серьезно:

– Я пошлю своего шофера забрать ваших друзей, чтобы они тоже смогли понаблюдать за заходом солнца.

– Это невозможно, их человек десять.

– Ну и что? У меня есть все самолеты, какие пожелаете. Я здесь что-то вроде шефа авиации. Я начальник «Аэропосталя».

Сопротивление было бесполезно. Он отдавал приказы. Он заставил меня позвонить друзьям. Мы оказались в его руках.

Радость, отразившаяся на лице Кремьё, побудила меня согласиться. Я попросила брюнета присесть и дать мне перевести дух. Я обратила его внимание на то, что на нас все смотрят, что он не дает мне ни вздохнуть, ни слова сказать.

Он рассмеялся от всего сердца, а потом, проведя рукой по щеке, громко выругался и сообщил:

– Как я же зарос! Вернулся из полета, который длился два дня и две ночи!

И исчез в гостиничной парикмахерской. А через десять минут появился снова – свежевыбритый, смеясь, как ребенок. Он воскликнул:

– Кремьё, в следующий раз, когда пригласите красивую девушку, предупредите меня заранее!

– Вас разве не предупредили? – лукаво поинтересовался Кремьё.

– Выпьем для начала по стаканчику, я умираю от жажды. Извините, если я говорю слишком много, это все от того, что я почти неделю не видел ни души. Я расскажу вам про Патагонию – про птиц и обезьян, которые меньше моего кулака.

Он взял меня за руки и воскликнул:

– Ах! Какие крошечные! А знаете, я умею гадать по руке!

Он долго держал мои руки в своих. Я пыталась вырваться, но он не хотел меня отпускать:

– Нет-нет, я ведь их изучаю. У вас тут параллельные линии. У вас будет двойная жизнь. Не знаю, как это объяснить, но они все параллельны. Нет, не думаю, что вы так уж сдержанны. Но здесь видно нечто, определившее ваш характер. Возможно, это ваша страна. Или переезд из Центральной Америки в Европу.