Мишель Фуко

До этого момента особых проблем с учебой не возникало. Поль-Мишель Фуко не был силен в математике, но его оценки по французскому и греческому языкам, латыни и истории с лихвой компенсировали это отставание и даже позволяли регулярно получать «первые награды». И вдруг в третьем классе — полный провал. Что же произошло? У госпожи Фуко нашлось этому объяснение: директор лицея пережил инсульт и не мог толком заниматься школой, тем более в новых условиях, продиктованных началом войны.

И действительно, все переменилось. Население города росло как на дрожжах из-за наплыва беженцев; школам и лицеям пришлось принимать учеников и преподавателей из Парижа. Лицей Генриха IV приютил часть лицея Жансон- де-Сайи, спасавшегося в Пуатье. Спокойной неколебимой безмятежности школьной жизни в Пуатье был нанесен удар. И сложившейся иерархии тоже. Мишель Фуко расскажет впоследствии своему другу о растерянности, охватившей его, когда он почувствовал, что оказывается потесненным и вытесненным новичками; он, привыкший быть среди первых, если не первым… Друзья, знавшие Фуко в те годы, предлагают другое объяснение: его невзлюбил преподаватель французского языка.

Месье Гюйо не жаловал детей из буржуазных семей. Радикал и вольтерьянец, горячий сторонник Третьей республики, этот преподаватель даже не старался скрыть презрения, которое испытывал к детям «именитых граждан». Он не мог не презирать мальчиков из респектабельных парижских кварталов, которые заполонили его класс. И с удвоенной неприязнью воспринимал тех представителей «проклятого племени» [21], которых вычислил среди отпрысков своего добронравного Пуатье.

Поль-Мишель Фуко, потерянный, ошеломленный, чувствует, что твердая почва, на которой зиждется его школьная жизнь, уходит из-под ног. Это не могло не сказаться на результатах. Они были неприглядны — по всем предметам, кроме перевода с латыни. Вынесенное в конце года решение главы лицея обрушивается как приговор, с которым госпоже Фуко трудно было смириться: «Испытание перенести на октябрь». Госпожа Фуко предпочла опередить события: она записала сына в религиозный коллеж Святого Станислава, располагавшийся в то время на пересечении улиц Жана Жореса и Ансьен Комеди. Это не самая лучшая религиозная школа города. Не сравнить с коллежем Святого Жозефа, в котором всем заправляют иезуиты и куда отправляют своих детей семьи, составляющие «сливки» буржуазии, а также окрестная знать.

Коллеж Святого Станислава находится ступенью ниже. Здесь учатся сыновья крупных коммерсантов или скромных промышленников. Да и качество образования недотягивает до уровня, которого, по всеобщему мнению, держится коллеж Святого Жозефа. С 1869 года коллежем Святого Станислава руководят монахи «Братства школ Христовых», иногда называемые «невежествующими братьями». Поль-Мишель Фуко приходит в коллеж в сентябре 1940 года. Город уже несколько недель как оккупирован немцами. Свободная зона — в двадцати километрах от Пуатье. По другую сторону демаркационной линии — другой мир, но туда не пробраться без пропуска. Слишком юные, чтобы попасть в лапы службы, отправляющей на принудительные работы в Германию, ученики средней школы продолжают учиться. Однако «служба сельхозработ» мобилизует их на время летних каникул и отправляет на шесть недель в поля уничтожать колорадского жука.

Говоря о самых ярких преподавателях, бывшие ученики коллежа непременно вспоминают чудаковатого профессора истории, отца Монсабера. Монах-бенедиктинец из аббатства Лигюже, кюре из соседней деревушки Крутель, он повсюду ходит пешком. Его можно увидеть на пути из Пуатье в Лигюже — посох паломника, широкий засаленный плащ. Люди останавливаются и предлагают подвезти его, несмотря на отталкивающе грязный вид. «Однажды я подвезла его, — вспоминает госпожа Фуко, — а потом долго чистила машину от вшей». Этот чудак очень начитан и всегда таскает на спине сумку, набитую книгами. Его лекции — целое событие в жизни коллежа.

В опубликованных в 1981 году воспоминаниях одного из бывших учеников читаем: «Разве такое забудешь! Основываясь на поразительном знании событий и персонажей, он делал хлесткие заключения, не лишенные к тому же некоторого озорства. Он совершенно растворялся в теме, влекомый роем мыслей и живописных образов, и рано или поздно неизменно вызывал взрывы смеха, превращавшие урок в настоящий балаган. Тогда, утратив всякий контроль над аудиторией, чувствуя, что уже не в силах восстановить порядок, он, расплакавшись, как ребенок, выбегал из класса, восклицая: “Детки мои, я больше не могу, больше не могу!” После клятвенных заверений, что все успокоились и что такого больше не повторится, он возвращался и тихим голосом возобновлял рассказ в гробовой тишине. И снова, воодушевленный повествованием, впадал в экстаз, все сильнее и сильнее возвышая голос, пока, наконец, какая-нибудь диковинная фраза не вызывала новый приступ хохота» [22]. Как полагала госпожа Фуко, это был единственный преподаватель, оказавший некоторое влияние на Мишеля, с юных лет увлекавшегося историей. Привлеченный иллюстрациями, он со страстью штудировал книги по истории Франции Жака де Бенвиля [23]. Личность, более других занимавшая воображение мальчика — Карл Великий. С двенадцати лет, вспоминает госпожа Фуко, Мишель устраивал уроки истории для брата и сестры. Итак, метод отца Монсабера ему подходит как нельзя лучше. Впрочем, изложение истории, сдобренное анекдотами и острыми словечками, никого не оставляет равнодушным. Вот как заключает свой рассказ уже цитировавшийся свидетель: «История, рассказанная таким образом, не могла не цеплять».

Итак, Поль-Мишель посещает второй, первый и выпускной классы в лицее на улице Жан-Жорез. Он учится более чем удовлетворительно. В конце года, когда распределяются поощрения, он неизменно держится среди лучших учеников. Так, после окончания второго класса он получает третью награду за сочинение на французском языке, вторую награду за перевод с латыни, за успехи в изучении истории французской литературы, греческого и английского языков, первую награду по латинской литературе, похвальный лист по истории… Но каждый раз оказывается, что его опережает одноклассник и друг по имени — в это трудно поверить — Пьер Ривьер. Улыбнется ли философ, когда, спустя тридцать пять лет, откопает в архивах погребенное там знаменитое мемуарное сочинение «матереубийцы XIX века», которое и опубликует со своими комментариями в известном труде, озаглавленном «Я, Пьер Ривьер, зарезавший мать, сестру и брата»? Кто мог предвидеть такое? Однако, несмотря на соперничество, мальчики дружат. Оба одержимы жаждой знаний и много читают. Они ходят запасаться книгами к аббату Эгрену, большому оригиналу. Он — профессор католического университета Анжера, сотрудник многих толстых журналов, в которых выступает как музыкальный критик, к тому же — владелец прекрасной библиотеки. Он принимает у себя лицеистов и студентов, следит за их чтением, снабжает книгами, главным образом, по истории и философии. «Фуко, как и я, был завсегдатаем у аббата Эгрена, — вспоминает Пьер Ривьер. — Библиотека аббата значила для нас многое, поскольку мы находили в ней книги, не входившие в школьную программу». Ох уж эта тяга к тому, что не входит в программу! Возможно, именно она подарила Поль-Мишелю Фуко друга, Рене Бошана, фрейдиста первой волны, много сделавшего для распространения психоанализа во Франции.

В предпоследний год Поль-Мишель Фуко добивается блестящих результатов. В 1942 году он переходит в выпускной класс и собирается углубиться в изучение философии. Преподаватель философии слывет выдающимся знатоком, и даже факультетские профессора не считают зазорным консультироваться у него. Ученики предвкушают его годовой курс лекций. Однако гестапо арестовывает каноника Дюре, участвовавшего в Сопротивлении, в первый день учебного года. Больше его никто не увидит. Профессор, пришедший на смену, заболевает несколько дней спустя, и тогда место преподавателя философии занимает монах из аббатства Лигюже. Доктор Фуко знаком со многими монахами аббатства, находившимися вместе с ним в распоряжении восточной армии во время Первой мировой войны. И именно госпожа Фуко обратилась в аббатство с просьбой прислать в коллеж Святого Станислава кого-нибудь, способного преподавать философию. Настоятель выбрал дома Пьерро. Новый преподаватель боится отойти от программы и ограничивается лишь разъяснением текста учебника. Он ставит перед собой задачу подготовить класс к экзамену — и только. Однако ему нравится беседовать с учениками после лекций. Юный Фуко приезжает на велосипеде в Лигюже, чтобы повидать дома Пьерро вне школьных стен. Они разговаривают о Платоне, Декарте, Паскале, Бергсоне… Дом Пьерро хорошо помнит своего ученика: «Тех, кто занимался у меня философией, я разделил на две категории. К первой я отношу учеников, для которых философия вполне могла навсегда остаться предметом интереса, поскольку они тяготели к изучению и созданию глобальных систем, грандиозных построений и т. д. Для учеников второй категории философия являлась частью внутреннего жизненно важного поиска. На первых лежала печать Декарта, на вторых — Паскаля. Фуко явно принадлежал к первой. В нем чувствовалась могучая тяга к интеллектуальным построениям».