Че Гевара

Застывшие потоки лавы затрудняют для Подеросы проезд по склону вулкана Осорно. В городе, носящем то же название, друзья из любопытства наносят визит в администрацию клиники — именуемой семейным пансионатом, — и начинается политический спор. Миаль и Фусер развивают свои теории о будущем демократии, рабочих, которые спасут страну… Хозяин прерывает их:

— Только один человек способен спасти страну: генерал Ибаньес дель Кампо. И единственный режим для Чили — диктатура. Все остальное — чепуха.

17 февраля Нортон теряет элемент цепи и застревает на обочине. Путешественники останавливают разбитую телегу. На нее затаскивают мотоцикл, а сами усаживаются рядом с возницей. По пути Фусер разглагольствует об аграрной реформе, что земля должна принадлежать там, кто ее обрабатывает, а не тому, кто зачастую даже не знает, где она находится… Когда он заканчивает, крестьянин качает головой:

— Мне много не надо. Все, чего я хочу, так это, чтоб мне заплатили за работу. И генерал Ибаньес дель Кам-по это пообещал.

Подероса путешествует теперь на грузовике — за крестьянином эстафету принимает студент-ветеринар с прогрессивными идеями, и «братья по борьбе за свободу» приобретают еще одного знакомого. О Вальдивии у них остается обманчивое впечатление. В Темуко, прочитав L’Ausfral,они мечтают об острове Пасхи (чилийский аванпост в Тихом океане). Прекрасные мечты, но и только.

Агония несчастного Нортона продолжается. Эрнесто удалось отремонтировать цепь, но стоит им сесть в седло, как снова заваливаются из-за чеки и оси колеса. Это конец — картер расколот, двигаться дальше нельзя. Мало того, уже на Байя-Бланка полетел задний тормоз, нужен приличный ремонт, который потребует денег. Два дня механик выворачивает наизнанку Подеросу, а друзья веселятся на местном празднике. Танго, водка, пьяные пеоны… драка: пока Фусер, танцуя, прижимает к себе жену одного пеона, Миаль вовремя обезоруживает мужа, приближающегося с бутылкой в руке. Пора уезжать.

Под железнодорожным мостом снова соскакивает трансмиссия. Они толкают мотоцикл до поселка с прелестным названием «Кулипули», очень напевным. Здесь кузнец делает сложную деталь, но Нортон снова отказывается трогаться с места. Друзья приуныли. Снова грузовиком до Малеко, потом до чилийского Лос-Анжелеса. По пути голодные индейцы в пончо и шляпах с обтрепанными полями трясутся на лошадях, таких же голодных. В Лос-Анжелесе две немного дичащиеся девчушки провожают путешественников в казарму пожарных, где капитан проявляет гостеприимство. Они даже участвуют в тушении пожара. Под колокольный звон им выдают каски и куртки, они прыгают на ходу на мотопомпу. Прибывают на место, увы, слишком поздно: жильцы, к счастью, живы, но от дома из ели и бамбука почти ничего не осталось. Миаль хватает багор и самоотверженно бросается на последние языки пламени, Фусер принимается расчищать завалы, как вдруг — душераздирающее «мяу» под еще дымящимися обломками крыши. Несмотря на крики пожарников, Эрнесто бросается вперед и тут же возвращается, держа комочек черной шерсти, под восторженные аплодисменты присутствующих. Спасенный им кот станет амулетом пожарных.

Более чем через два месяца они прибывают в Сантьяго. 2 марта 1952 года решают наконец расстаться с Подеросой II, устав перевозить ее в кузове грузовика. В ожидании лучших времен они заводят ее в амбар одного соотечественника, достойного доверия, забирают сумки с вещами и накрывают палаткой — от сырости и пыли, чувствуя, что покрывают ее саваном. Скрепя сердце снова отправляются в дорогу.

Они продолжают свое путешествие автостопом. В Вальпараисо им приходится распроститься с мечтой о Рапа Нуи, острове Пасхи: туда только один пароход в полгода и тот только что ушел. В этом городе Фусер знакомится со старухой-астматичкой, которую они встретили в Джоконде,местном бистро, где им готовили мате.

«Бедняга едва видела, — так он описывает этот эпизод. — Ее конура вся пропиталась острым запахом пота и давно немытых ног. Она задыхается и плюс к тому хроническая сердечная недостаточность. В ее случае медицина бессильна, но все равно так хочется что-нибудь сделать. Прекратить несчастья, обрушивающиеся на эту бедную старуху, которая будет лезть из кожи, чтобы удержать в себе жизнь и, заработав крохи, свести концы с концами.

В бедных семьях, таких, как эта, человек, потерявший способность зарабатывать на жизнь, оказывается окруженным едва прикрытой враждебностью. С этого момента он перестает быть отцом, матерью, братом, чтобы стать помехой в борьбе за выживание. Здоровые ненавидят вас из-за вашей болезни, как будто вы нарочно издеваетесь над теми, кто должен за вами ухаживать.

В эти отчаянные моменты те, кто не надеется дожить до завтрашнего дня, с пронзительной ясностью осознают ужас своего положения, в котором, по существу, находятся пролетарии всего мира. В умирающих глазах покорность, смирение, жадная и безнадежная мольба о помощи, которая проваливается в пустоту, так же, как и его тело скоро исчезнет в таинственной бесконечности, которая нас окружает. Я не могу знать, до каких пор будет сохраняться положение вещей, основанное на абсурдном понятии социальной касты, но уже сейчас необходимо, чтобы власть имущие проводили бы меньше времени в восхвалении идеальности своего правления, а больше думали о том, чтобы собрать достаточно средств на дела, полезные для общества.

Не в моих силах сделать для больной что-либо существенное, разве что указать ей приблизительный режим питания, прописать диуретик и антиастматическое лекарство. Я дал ей несколько таблеток драмамина, которые у меня оставались. Когда я уходил, меня сопровождали трогательные слова благодарности старой женщины и полная безучастность других членов семьи».

Путешественникам удается, усыпив бдительность портовой полиции, забраться на корабль «Сан-Антонио» и отбыть в северном направлении. После Атлантического океана и блестящей жизни Мирамара они начинают свое путешествие по Тихому океану, спрятавшись в туалете судна и по очереди крича «занято», каждый раз когда кто-нибудь поворачивает ручку.

— К счастью, на корабле были другие туалеты, — добавляет Альберто.

Через два часа чересчур тесное помещение и вонь заставили зайцев явить себя миру. К счастью, капитан — добрый малый. После отеческого наставления он поручает Фусеру вымыть туалеты, потому что, кажется, эти места ему особо нравятся, а Миалю — почистить лук. Отныне друзьям ничто не мешает в свободное время любоваться кашалотами и летающими рыбами. Путешественники высаживаются в Антофагасте, откуда рассчитывают добраться до рудников Чукикамата около боливийского Салар Чалвири.

С поднятым пальцем они продвигаются без осложнений. Машин достаточно много и всегда найдется та, которая отвезет их по назначению. Дорога вьется змейкой между холмами, пустыми, серыми, чуть дальше — рыжими. Ни стебелька травы. Нет даже кактусов. Остановка в Бакуедано, одной-единственной улице, тянущейся в пустыне, с обеих сторон длинная череда оцинкованных бараков, холмы селитры по всему горизонту. Эти бараки в большинстве своем закусочные, куда служащие железной дороги приходят «подкрепляться». В поисках пристанища на ночь Фусер и Миаль знакомятся с парочкой в потрепанной одежде. Парень был задержан по подозрению, что он коммунист, заключен в тюрьму на три месяца. Теперь он готов землю есть, чтобы получить работу, а это невозможно с ярлыком, который приклеили.

При свете луны Эрнесто готовит мате около барака, а парочка трясется от ночного холода. Нужно слышать, как парень рассказывает о своих товарищах, убитых в Гуачипато или утопленных в океане, потому что они были коммунистами. Все время, пока он говорит, спутница смотрит на него с любовью и благоговением. Эрнесто чувствует теплую нежность к этим ребятам, не получившим образования, но обладающим большим сердцем, философски относящимся к несчастьям и гонениям. После мате все четверо пробуют заснуть, несмотря на холод.

Следующий день двое друзей встречают уже на пустынном плато Калама. Насколько хватает глаз, вокруг нет ничего, кроме бесконечных миражей да редких машин, грохочущих время от времени из-за неровной дороги. На закате солнца все вдруг как-то заколебалось, волшебно и грандиозно. Фусер и Миаль добираются до края плато, где их ожидает настоящая фантасмагория. Внизу — колоссальный карьер, похожий на Великий Каньон в Колорадо, но вырытый людьми, фараонский размах по размеру и по количеству несчастных, которые тут работают. Десятки километров крутизны до многих сотен метров в высоту с массой букашек — индейцев, копающихся в земле, красной как кровь. Зрелище, сводящее с ума.