Рота почетного караула

- Я знаю! - перебил Аврусин. - Кибернетика - это, так сказать, наука об общих принципах управления... о средствах управления и об использовании их в технике, в живых организмах...

- Примерно так, - спокойно согласился сержант и опять взглянут на Линькова: - А как называется труд Андре-Мари Ампера?

Линьков совсем сник, замялся. И остальные стыдливо молчали, потупив взоры, как в школе, когда учитель начинал выбирать в классном журнале фамилии.

- "Очерки по философии наук". Это он придумал название "кибернетика", - торопливо выпалил опять Аврусин.

- Смотри какой деловой! - шепнул Патешонков.

- Прекрасно! - сказал сержант. - Ну а теперь к делу.

- Перекурить бы эту кибернетику! - снова обрел форму Линьков.

И шеренга прыснула, поломалась. Нестеров полез в карман за сигаретами. Сержант встрепенулся:

- Р-р-азговорчики! От-ставить!

И, точь-в-точь как у лейтенанта, что-то в нем выпрямилось, сжалось. Приложил руки к бедрам, словно готовясь сделать взмах невидимыми крыльями, и повернул влево-вправо головой.

- Равняйсь!.. Смирно!.. Вольно!

Как бы незримым тросиком схваченные, подбородки дернулись вправо, мгновенно повернулись обратно, и строй снова спружинил вниз на чуть согнутом колене. И - молчок!

- Тема первого занятия: обучение строевой стойке, - строго сказал сержант, спрятав совсем уже глубоко добродушие и простоту, беспечность, которые сближали его с шеренгой, делали похожим на всех. Между ним и строем пролегла черта.

Оказалось, что даже такой пустяк, как постановка носков сапог, требует своей методики.

- Носки свести вместе, делай - раз! - скомандовал сержант. - Носки развести, делай - два!

- Во даем! - развеселился Линьков. - Ансамбль пляски острова Пасхи!

Андрея одолевала усталость. Как сквозь сон, вслушивался он в монотонный голос сержанта, который учил теперь "держать грудь". Смешно подумать, но и в этом тоже была своя наука. Чтоб приподнять грудь, надо сделать глубокий вдох, в таком положении ее задержать, "выдохнуть и продолжать дыхание с приподнятой грудью". Устав давал точную инструкцию.

- А такой фокус знаете? - услышал Андрей и не сразу осознал, что сержант обращался к нему.

- Какой? - механически спросил Андрей, пытаясь сбросить одеревенелость.

- Смирно! - скомандовал в ответ сержант и внимательно посмотрел на Андреевы ноги.

- Поднять носки сапог!

Андрей легко оторвал носки от асфальта, но тут же запрокинулся назад, замахал руками, едва удержав равновесие.

- Вот-вот! - обрадованно, что фокус удался, усмехнулся сержант. Значит, неправильная стойка, не подали корпуса вперед. Попробуйте еще.

Андрей чуть подался вперед, стараясь не сгибаться, попытался приподнять носки сапог и не смог: они были словно припаяны к асфальту.

- Тупая, как зубная боль, злоба вдруг засаднила в Андрее.

- Вы что, смеетесь? - спросил он, едва сдерживаясь, чтобы не сказать грубость. - Я что вам, кукла?

- Над чем... смеюсь? - опешил на мгновение сержант.

Губы его дрогнули, он виновато заморгал, не поняв или обидевшись.

- Над нами смеетесь... - процедил Андрей. - Мы что же, выходит, совсем олухи?

Сержант отступил на шаг, смерил Андрея взглядом, как будто видел впервые, и в щелочках прищуренных глаз, ставших снова похожими на лейтенантские, блеснула усмешка.

- Я бы сказал вам, Звягин. Но вы сами... Надеюсь, сами... - И, отвернувшись, словно сразу потеряв к Андрею интерес, сержант выкрикнул: Разойдись!

Натертые ноги ныли. Андрей подошел к высоким зеркалам, стоявшим сбоку плаца, под развесистыми тополями. Зачем они здесь? Неужели недостаточно тех, что в умывальнике? На крайний случай можно вполне обойтись своим квадратненьким, вделанным в футляр электробритвы...

Ослепительно высверкнуло голубым, потом над небом мелькнул корявый сук тополя, и, как в дверном проеме, показался незнакомый солдат. Темные, ввалившиеся глаза отрешенно, с болезненным блеском недовольства смотрели на Андрея.

"Неужели это я?" - не узнавал он.

Фуражка нависала на уши, мундир болтался, как на вешалке, и, выдавая едва заметную кривизну ног, жестяными раструбами топорщились голенища сапог. В зеркале качнулось раскрасневшееся лицо Линькова.

- А ты знаешь, зачем эти трюмо? - скорчив рожицу, спросил он. Строевую отрабатывать. С самим собой! Во дают!

Приковылял Нестеров. Жалостно признался:

- Не клеится у меня. Ну хоть ты что... Вместе с левой ногой левая рука поднимается... Какой-то я недоконструированный...

Капли пота скатывались по его щекам, оставляя грязноватые бороздки.

В тот день Андрей еле дождался отбоя. Вытягивая в постели затекшие, сделавшиеся чужими ноги, он долго размышлял о превратностях судьбы, о воле чистого случая, по которому попал в РПК, о будущем, которое виделось ему теперь лишь горячим, отшлифованным подошвами серым плацем, покачиванием бесконечных шеренг, вздрагивающих от ударов барабана... "А этот сержант... - с раздражением вспомнил Андрей. - Тоже еще фокусник... Носки врозь... Кто дал ему право?"

Белый парашют - его мечта - покачивался в синеющем окне.

"Только в ВДВ, только в ВДВ", - повторял про себя Андрей.

Патешонков тоже не спал, вздыхая, ворочался рядом.

- Послушай, Руслан! - позвал Андрей как можно тише. - Ну их к аллаху, а? Махнем в ВДВ? Я больше не могу, понимаешь, не могу... Мне этот плац уже снится.

- Как это - махнем? - приподнялся Патешонков. - Да это же... особая рота!

- Особая топать?

- Выбрось из головы! - угрожающе прошептал Патешонков. - Ты же знаешь... Перевод может разрешить только сам министр...

- А что министр? Напишу министру! - как о само собой разумеющемся сказал Андрей.

Но холмистый силуэт на соседней кровати больше не шевельнулся. Раздался тихий притворный храп.

"Напишу, - решил Андрей, все больше распаляясь от собственной идеи, озарившей беспросветный сумрак завтрашних дней. - Завтра же узнаю адрес и напишу".

И он представил, как закругленно выведет на тетрадном листе: "Министру обороны Союза ССР... Заявление".

Нет, точнее будет: "Рапорт". Но не слишком ли официально? Ведь он не докладывает о чем-то государственно важном... Ведь это всего-навсего личная просьба. Конечно, проще и правильнее: "Заявление".

"Заявление. Уважаемый товарищ министр!" Да, уважаемый... Иначе как же? "Уважаемый..." - прочтет командир всех командиров, и подобреет его лицо. "А что, вполне воспитанный молодой человек", - кивнет министр и улыбчиво глянет поверх очков на стоящего рядом генерала. "Уважаемый товарищ министр! - повторил Андрей, холодея от восторга, от уважения к самому себе, так запросто обратившемуся к столь высокому лицу. - Пишет Вам выпускник средней школы, призванный... согласно Вашему приказу в ряды Советской Армии. - Вот это "согласно Вашему приказу" тоже понравилось Андрею, такую фразу министр не сможет не оценить. - Извините, что отрываю Вас своим письмом от важных дел по... охране, - нет, - обеспечению обороны нашей страны. Но я вынужден, просто вынужден к Вам обратиться... Во время приписки... в военкомате мне было обещано направить меня в ВДВ, - продолжал Андрей подбирать, как ему казалось, для весомости сугубо канцелярские выражения. - Однако произошло недоразумение. Непонятно, по какой причине я оказался в роте почетного караула, где сейчас нахожусь в карантине. - Андрей все больше вдохновлялся уверенностью, что министр обязательно поймет и исправит ошибку военкомата. - Смею Вас... заверить, - пробовал, перебирал Андрей каждое слово, - я ничего не имею против роты почетного караула. Очевидно, это подразделение носит важную функцию. И эта рота, безусловно, нужна. Однако я ходатайствую перед Вами о переводе меня в воздушно-десантные войска. Во-первых, потому, что я с детства мечтал о службе парашютистов, и, во-вторых, у меня в аттестате только одна четверка, и, следовательно, я мог бы быть более полезен нашим славным Вооруженным Силам в ВДВ. На мой взгляд, в роте, где я прохожу карантин, могут служить и другие, имеющие склонность к основному предмету, а именно к строевой подготовке".