Бродовский котел<br />(Воспоминания. Очерки. Документы)

— Олеско надо взять! — приказывает полковник Тимофеев. — К вам выезжает Компанеец.

Не прошло и получаса, как прибыл заместитель командира бригады майор Компанеец. Силы наши удваиваются: вскоре подошел второй батальон. Поселком должны овладеть рота старшего лейтенанта Анчугова из первого батальона, второй танковый батальон и подразделение мотострелков. Остальные подразделения под общим командованием майора Каразина проведут операцию по захвату Ожидова — села и железнодорожной станции, превращенных врагом в узел обороны.

Большую помощь в бою за Ожидов оказали нам местные жители. В ночной темноте указывал дорогу отряду крестьянин из Олеско Ян Ясинский. Сквозь бездорожье, лесные чащобы скрытно передвигались танки, бронемашины, мотоциклы и автоматчики. Я находился в этой группе, на танке старшины Стогова. Все время думал об Олеско. Как там развернутся события?

Решающую роль в боях за Олеско сыграла рота старшего лейтенанта Анчугова.

Как сейчас вижу этого молодого веселого сибиряка. О храбрости танкиста в бригаде ходили легенды. Говорили, что его машина сделана из непробиваемой стали. Рота Анчугова первой ворвалась на окраину поселка. Отважно сражались танкисты и мотострелки, но мощь ответных ударов противника нарастала. Все ближе к танкам ложились снаряды. Сквозь завесу огня путь прокладывала машина командира.

Идущему впереди всегда тяжелее: он не только служит примером для остальных, но и главной мишенью для противника. Все чаще рвутся снаряды, осколки барабанят по броне. Анчугов мчится вперед. Попаданием в лобовую часть башни оглушен заряжающий Алексей Иванов.

— Впереди «фердинанд»! — хрипит в наушниках голос механика-водителя Василия Борисова.

— Жми на него! — кричит Анчугов.

Еще одно попадание снаряда. Танк и фашистская самоходка несутся друг на друга. У кого крепче нервы, чей выстрел будет точнее? Через мгновение «фердинанд» не существует. Утюжа гусеницами орудия и повозки, машина Анчугова вырывается на дорогу.

— Иду на таран! — слышен по радио его голос.

Понимаю — к Олеско спешит подкрепление из соседнего вражеского опорного пункта Куты.

— Действуй, Саша! — от души желаю успеха боевому товарищу.

«Тридцатьчетверка» Александра Анчугова несется навстречу фашистской колонне. Лязг металла, треск дерева, вопли солдат. Советский танк давит вражеские машины, поливает пулеметным огнем бегущих гитлеровцев, стреляет по самоходкам, хотя сам содрогается от ответных ударов.

Фашистские артиллеристы бьют в упор. У наших танкистов закончились снаряды. Маневрируя и ведя пулеметный огонь, Анчугов продолжает бой. Но вдруг тысячи жал впились в тело, чем-то горячим плеснуло в лицо. Анчугов ничего не видит, не слышит.

Танк неподвижен: в него угодил фашистский снаряд. Но герой проложил путь товарищам. Ринулись вперед воодушевленные подвигом командира танкисты, мотострелки и 2-й танковый батальон.

Вражеский гарнизон в Олеско разгромлен.

Везде валяются трупы гитлеровцев, толпятся жалкими кучками пленные.

В это время наш отряд остановился в лесу между Ожидовом и Буском. Танки, бронемашины и бронетранспортеры занимают боевые позиции. Готовы к атаке автоматчики — она на рассвете. На станции и в селе Ожидов царит тишина. Враг нас не ждет. Ни в людях, ни в технике у нас нет численного превосходства, но воля к победе, внезапность и мастерство решат исход боя. Будем бить врага не числом, а уменьем.

Бой за село и станцию начался на рассвете. Противник был застигнут врасплох. Гитлеровцы дерутся отчаянно, но на организованное сопротивление уже не способны.

Захвачено много пленных. Нам достались богатые трофеи.

Батальоны бригады продолжают наступление.

Вспоминая эти памятные события, думаю о воинах, чьи подвиги проложили путь к победе. По достоинству оценила их заслуги Родина. Старший лейтенант Александр Галактионович Анчугов удостоен высокого звания Героя Советского Союза, орденом Красного Знамени награжден майор Каразин. Капитаны Клименко и Бокшотов, старший лейтенант Попов, лейтенанты Абрамов и Беклимешев награждены орденом Красной Звезды.

Сабли конников

Вслед за конниками лейтенанта Карицкого шел эскадрон лейтенанта Мыка. Карицкий и Мык дружили. Оба — молодые, веселые, задорные и в минуты отдыха на привале, и в бою. Но благодушное, мирное настроение Карицкого вдруг резко изменилось. Он скомандовал:

— Спешиться! Коней в укрытие! Занять оборону!

Острый взгляд Карицкого заметил впереди, на опушке леса, станковые пулеметы противника. Тут же ухнул снаряд: выстрелила вражеская пушка.

Спешившиеся конники приняли боевой порядок. А шедшая за ними вслед батарея лейтенанта Козлова уже разворачивала орудия. Расчеты открыли ответный огонь. Там, где находились немецкие пулеметные гнезда, поднялись фонтаны земли. Вражеские пулеметы замолкли. Но снаряды продолжали рваться то с одной, то с другой стороны дороги. Противник не мог вести прицельный огонь, но так или иначе батарею надо было подавить.

Конники уточнили расположение немецкой огневой точки. После удара наших артиллеристов огонь врага ослабел.

Неожиданно на поле появились сотни солдат противника. Цепь за цепью устремились они к дороге, чтобы укрыться в лесу. «Где-то выскользнули из-под удара и норовят спрятаться в лесной чаще», — подумал Карицкий. Прозвучала его команда:

— По коням!

Карицкий первым врезался в строй врага. Рядом с ним беспощадно рубил фашистов комсорг эскадрона кавалер ордена Славы сержант Самарин.

А на правом фланге шел на немецкие цепи эскадрон лейтенанта Мыка. Ржали кони, звенели сабли. Сизым туманом клубился над зеленым полем дым…

Гитлеровцы не сдавались. Они встретили конников автоматным и пулеметным огнем, пустили в ход гранаты.

Вставали на дыбы раненые лошади. И не каждому кавалеристу тогда удавалось удержаться в седле. В какой-то момент Карицкий не увидел вырвавшегося вперед лейтенанта Мыка. Буланый конь друга свалился с ног на скаку. Всадник отскочил в сторону. Карицкий поспешил на выручку товарищу. Но лейтенант схватил за уздечку оставшегося без всадника коня и на бегу вскочил в седло.

Недолго длилась эта схватка. Около сотни вражеских трупов укрыли поле боя.

В. Е. Грабовский, майор запаса

МОИ ОДНОПОЛЧАНЕ

А. С. Ермаков

С интересом перелистываю пожелтевшие документы теперь уже далеких военных лет: блокноты, подшивки газет, журналов… Вспоминаю фронтовые аэродромы, своих друзей — летчиков-штурмовиков, воздушных стрелков, вместе с которыми я поднимался в дышащее пламенем небо, ходил на боевые задания. Летали мы на машинах отличных по конструкции, по боевым качествам. Эти самолеты наши пехотинцы называли ласковым словом «ильюша», а гитлеровцы со страхом и ненавистью — «черная смерть».

Теперь, почти три десятилетия спустя, думаю, как лучше, понятнее рассказать о фронтовых друзьях, сражавшихся на грозных крылатых машинах, чтобы молодежь, читая о летчиках-штурмовиках, глубже понимала характер, непоколебимую волю этих воинов, презирающих смерть. Хочется вернуться в прошлое, к суровым военным будням, чтобы с расстояния сегодняшнего дня заглянуть в душу фронтового побратима, подчинившего себе крылатый бронированный дредноут — штурмовик «ИЛ».

…Вот шестерка за шестеркой штурмовики подходят к аэродрому, идут на посадку. Самолеты встречают техники, авиамеханики.

— Ну как? — слышится отовсюду. — Как слетали?

Летчики довольны. Один протягивает руку, показывая большой палец. Другой говорит кратко: «Порядок!» Третий бросает: «Задали фрицам жару!»

Из кабины вылез Александр Ермаков, высокий плечистый летчик, с большими выразительными глазами. Брови широкие, чуть сдвинуты к переносице. Но за кажущейся внешней суровостью — приветливость и доброта. Любит он поговорить в кругу товарищей, спеть. Особенно свою задушевную: