Че Гевара, который хотел перемен

«Че был поражен, застигнут врасплох», – уверяет Кастанеда.

И снова эти безымянные истории расходятся с версиями настоящих участников тех событий. «Че заранее сдался, чтобы солдаты перестали стрелять, – пишет полковник Сауседо Парада. – Че кричал, чтобы они не стреляли, называл свое имя, а потом вышел безоружным».

«Че приподнял свой карабин, – рассказывает боливийский генерал Луис Рике Теран, возглавлявший Четвертую дивизию, – и закричал, что он сдается, чтобы они пощадили его, что он стоит больше живой, нежели мертвый».

«При аресте оружие Че и Вилли было полностью заряжено», – пишет полковник Сауседо Парада, развеивая в пыль остатки мифа о «храброй защите Че». Не стоит также упускать из виду тот факт, что Че и Вилли приходилось противостоять всего двум боливийским солдатам, однако Че никогда не любил рисковать.

Что же насчет «поврежденного» карабина Че? По версии Кастро, Че был вооружен карабином «М-2», как и все партизанские офицеры. Капитан Гэри Прадо действительно зарегистрировал неисправный карабин, но это был «М-1», который вполне мог принадлежать Вилли, товарищу Че по последней битве. Конечно, ни один из скрупулезных биографов Че не сделал попытки прокомментировать это несоответствие.

Сразу же после того как его схватили, поведение Че стало еще более красноречивым: «Как ваше имя, молодой человек? – обратился он к одному из своих захватчиков и, услышав его, воскликнул: – О Боже, какое прекрасное имя для боливийского солдата!»

Перестрелка продолжалась и после того, как Че сдался. Но его люди, в отличие от самого команданте, продолжали бороться до последней пули, и вскоре один из боливийских солдат был ранен.

«Хотите, я его посмотрю?» – спросил он у своих захватчиков.

«А что? Вы доктор?» – удивился капитан Гэри Прадо.

«Нет, но я немного понимаю в медицине», – ответил Че Гевара, жалко заискивая перед солдатами и, по сути, признавая тот факт, что он не являлся доктором на самом деле.

«Так что они собираются со мной делать? – спросил Че капитана Прадо. – Я не думаю, что вы убьете меня, я уверен, что более ценен живым».

Позже он снова спрашивал то же самое: «Я слышал по радио, что если меня схватит Восьмая дивизия, то суд будет в Санта-Крузе, а если Четвертая, то в Камири».

«Я не уверен, – ответил полковник. – Но думаю, в Санта-Крузе».

«И полковник Зентено будет вести судебное заседание? Что он за личность?» – все спрашивал взволнованный Че.

«Он очень справедливый человек, – ответил Прадо. – Настоящий джентльмен, так что не переживайте».

«А  вы , капитан Прадо, – быстро сказал Че, – вы сами необыкновенный человек. Я говорил с некоторыми из ваших людей, они отзывались о вас только хорошо. И не беспокойтесь, это конец. Мы проиграли. – Он пошел даже дальше: – Ваша армия преследовала нас неустанно… а теперь не могли бы вы поинтересоваться, что они планируют в отношении меня?»

Молодая боливийская учительница по имени Хулия Кортес, родом из деревни Ла-Игерра, принесла Че немного еды в его последний день.«Казалось, он верил, что выберется невредимым, – рассказывает она. – Он говорил мне, что им выгоднее сохранить ему жизнь, что он им нужен».

Че готовился к новой для себя роли пленного героя, как актер, готовящийся к выступлению. И в самом деле, при взятии в плен на его голове был знаменитый черный берет, с выставленной напоказ дырой от пули. Однако те, кто участвовал вместе с ним в Боливийской операции, например Дариэль Аларкон, утверждали, что Че ни разу не надевал этот берет во время Боливийской кампании.

Че Гевара всегда носил военную кепку. Все фотографии из Боливии лишний раз подтверждают это. Маркос Браво, ныне находящийся в изгнании, а ранее выступавший против режима Батисты, знал многих из товарищей Че по Кубинской революции. Он предполагает, что Гевара специально надел знаменитый черный берет (и даже прострелил в нем дырку), чтобы эффектно сдаться и произвести впечатление на своих захватчиков. Че, вероятно, ожидал, что в процессе захвата будет сделано несколько снимков.

После мирной операции пленения Че ожидал торжественного суда, который перерос бы в мировую медиа-сенсацию. Со всего мира люди ратовали бы за его освобождение: Бертран Рассел и Жан-Поль Сартр подали бы прошения о его освобождении; Норман Мейлер и Сьюзен Зонтаг вещали бы из Нью-Йорка; Джоан Баэс, Кантри Джо Макдональд и Уэйви Грэйви организовали бы концерт и демонстрацию при свечах в парке Голден Гейт. Рамсей Кларк оставил бы на время свой пост министра юстиции при президенте Линдоне Джонсоне, чтобы помочь Уильяму Кунстлеру в судебной защите Че. И, сверх всего этого, можно было бы рассчитывать на студентов всего мира, которые бы протестовали, бунтовали и нарушали спокойствие своих общежитий до тех пор, пока Че Гевара не был бы освобожден.

Но вот что случилось на самом деле.

«Наконец, я оказался лицом к лицу с убийцей тысяч моих храбрых соотечественников, – вспоминает Феликс Родригес. – Я вошел в маленький школьный кабинет, где он, связанный, лежал на полу. Мои ботинки были рядом с его лицом – точно так же, как ботинки Че были рядом с лицом моего друга Нестора Пино, после того как тот был захвачен в заливе Кочинос. Че тогда посмотрел на Нестора со своей презрительной усмешкой и просто сказал: «Мы будем убивать вас всех до одного». Теперь же роли поменялись, и я стоял над Геварой».

Оба офицера ЦРУ, принимавшие участие в захвате Гевары, Феликс Родригес и Марио Риверон, утверждают, что – противореча истории сторонников левых – Управление пришло к соглашению с Геварой. Они хотели, чтобы он оставался живым, и прилагали все усилия, чтобы так и было. «При правильном обращении рано или поздно пленный все расскажет, – говорил Риверон, – а вот мертвый, очевидно, никогда не заговорит».

Несмотря на попытки Феликса Родригеса разубедить Боливийское верховное командование, сверху поступил приказ убить заключенного. Родригес неохотно передал его своим боливийским коллегам. «Я был их союзником в этой операции, советником, – говорит он. – Я не давал окончательного приказа. Но я отвечал за радиосвязь на том участке и имел официальный чин капитана. Мне поступил приказ: Че должен быть убит».

Феликс передал приказ, как и следовало из его должностных обязанностей, однако все время пытался изменить решение боливийских офицеров. «Феликс, мы работали вместе очень слаженно и успешно, – отвечал суровый боливийский полковник Зентено. – Мы очень благодарны за ту помощь, которую вы и ваша команда оказали нам в этой борьбе. Но, пожалуйста, не просите меня ослушаться прямого приказа моего главнокомандующего. Я буду с позором уволен».

Теперь, когда Че покинул свой командный пост, борьба партизан в Юро достигла крайнего предела, и боливийские бойцы начали нести потери. В отличие от своего доблестного командира воины Че залегли на дно и отстреливались до последнего патрона. Таким образом, и у полковника Зентено было срочное дело на своем командном пункте.

«Феликс, я должен вернуться сейчас в свою штаб-квартиру, – сказал полковник Зентено. – Но я хотел бы получить ваше честное слово, что приказ будет исполнен сегодня до двух часов дня. Мы знаем обо всех тех ужасных вещах, которые Гевара сделал вашей стране, и если вы хотите сделать это лично, то мы, конечно, все поймем».

Вместо этого Феликс продолжал убеждать полковника изменить свое решение. Наконец, он понял, что это бесполезно. «Даю вам слово, полковник».

«На самом деле я понял, что Гевару придется расстрелять, даже раньше, чем получил непосредственный приказ, – говорит Родригес, – когда я услышал по боливийскому радио, что Че Гевара был убит в бою. Тогда я попросил сержанта Терана стрелять в Че ниже шеи, чтобы сымитировать боевые раны. После этого я вернулся в маленький школьный класс, чтобы сообщить новости Че. «Поймите, команданте… – сказал я. – Я сделал все от меня зависящее, чтобы вас спасти…» В этот момент Че побелел. Он знал, что будет дальше. Поэтому я спросил, нет ли у него последних слов, которые бы он хотел кому-нибудь передать.