Шеф сыскной полиции Санкт-Петербурга И.Д.Путилин. В 2-х тт. [Т. 1]

Когда немного успокоился, он чисто­сердечно признался в совершении им вместе с Николаевым этого зверского двойного убийства. Вот она, эта исповедь преступника, преступника не столько по складу и свойству своего характера, сколько по жестокой, нелепой случайности, вернее, по дряблости, неустойчивости духовного «я».

— Эх, погубил меня Никита Николаев, — начал Семенов. — А ведь мы с ним не только давнюю дружбу водили, а близкими земляками жили. Оба мы из Новгородской губернии, Новгородского уезда. 28 октября моя жена справляла именины. Пришел ко мне Ни­колаев и между прочим спрашивает: «Хочешь, — го­ворит, — Федор, разбогатеть?» «Как, — говорю, — не хотеть, только каким же это манером из бедного богачом сделаться?» «А вот каким, — отвечает Николаев. — Живет в нашем доме страшный богач Костырев с нянькой — старухой Федоровой. Деньжищ у него, говорят, видимо-невидимо. Миллионы. Помоги мне убить их. Деньги заберем, вот и разбогатеем. Мне с женой с ними не справиться. Что же, согласен?» «Нет, — го­ворю, — друг сердечный, за такое «разбогатеть» дорожка одна: на каторгу. Бог с ними, с деньгами, коли за них кровь христианскую проливать надобно да ноги под кандалы подставлять».

Этот отказ Семенова не обескуражил Николаева. Как злой демон-искуситель, он не отходил от Семенова, возвращаясь все к тому же разговору об убийстве богача и старухи. Он рисовал ему картины будущего привольного житья, он старался всеми си­лами и уловками склонить Семенова на сообщничество, он положительно гипнотизировал его. Однако Семенов не сдавался. Настал следующий день — роковое 29 октября. Под предлогом осмотра лошадей Нико­лаев пригласил к себе Семенова и тут, у себя в дворницкой, опять стал упрашивать его помочь ему убить и ограбить Костырева. Отсюда он пригласил Семенова в трактир. Придя туда, они потребовали водки, чаю. Выпили по три стаканчика водки. Семенов малость охмелел. Пробыв в трактире около часу, они вернулись в дом Николаева. «Вот что, Федя, — начал Николаев, — ты иди из ворот налево в угол и встань в подвальное помещение против квартиры № 2, а я пройду в ту квар­тиру. Надобно мне...» Семенов послушно, как автомат, направился к указанному месту.

Николаев же быстро вошел в дворницкую, переоделся, остался в одной фуфайке красного цвета и жилете, без передника, чтобы кровью не залить его. «Ну, Федор, слушай, как только я крикну оттуда тебе, сразу беги ко мне».

Когда Семенов дошел до этого места своего покаяния, его спросили:

— Ты, стало быть, согласился-таки на предложение Николаева помочь ему в убийстве и ограблении? Ты же ведь понимал, зачем в эту квартиру идет в красной фуфайке и без передника Николаев?..

— Так что я в то время вроде как не я был... — понуро ответил Семенов. — Совсем не в себе… По­нимал даже плохо, что делаю, что буду делать...

— Но ведь с трех стаканчиков водки не мог же ты настолько опьянеть, чтобы потерять сознание.

Семенов промолчал... Через минуту он продолжил свой рассказ.

Николаев подошел к квартире Костырева с черного хода, где лестница не была еще освещена. Он позвонил. Прошло несколько секунд, потом послышался старческий шамкающий голос: «Кто там?» «Дворник, насчет водопровода...» — ответил бесстрастным тоном убийца. Дверь открылась. Николаев быстро скрылся за нею, оставив дверь открытой настежь. В эту секунду до Семенова донеслись испуганные возгласы старухи: «Что тебе... что тебе надо?..» И ответ Николаева: «Души ваши дьявольские и деньги ваши!» Минута — и Николаев с высоко поднятым молотком ринулся на фигуру мужчины, стоящего позади старухи, в дверях между кухней и первой комнатой. Этот мужчина был несчастный Костырев. От первого удара молотком по голове он только пошатнулся. Тогда Николаев нанес с большей силой второй удар, после которого Костырев, даже не вскрикнув, грузно упал мертвым на пол. Обезумевшая от ужаса старуха Федорова бросилась к двери.  Зажженная свечка выпала из ее рук и потухла. «Спасите... убивают!» — вылетало из ее горла, перехваченного, очевидно, судорогой. Крики были слабые, тихие и походили скорее на стоны. «Черт! Дьявол, — раздался злобный крик Нико­лаева. — Чего же ты стоишь, иди на помощь!»

Семенов услышал еще какое-то отвратительное ругательство и опрометью бросился в квартиру. В дверях он наскочил на старуху, схватил ее, зажав ей рот рукой. Последовала короткая борьба. Обезумев­шая старуха мычала, хрипела, извивалась, делая нечеловеческие усилия вырваться из рук убийцы. Страх, очевидно, придал силы этой мумии. Вдруг Семе­нов вскрикнул: старуха впилась зубами в ладонь руки убийцы и укусила два пальца. В эту секунду подбежал Николаев и тем же молотком ударил старуху. Она упала, но была еще жива, хрипела, стонала. Добил ее вторым ударом Семенов.

Первое действие трагедии было сыграно: две жертвы плавали в лужах крови.

Убедившись, что Костырев и старуха мертвы, Николаев зажег свечку и вместе с Семеновым вошел в комнату налево от кухни. Там, у стены, стоял железный сундук, в котором и должны были, по словам Николаева, находиться несметные сокровища богача Костырева. С жадностью бросился Николаев к сундуку, собираясь его взламывать, но, испугавшись, как бы со двора не увидели их «работающими» со свечкой в квартире Костырева, он с помощью Се­менова перенес железный сундук в переднюю и сейчас же запер квартиру изнутри на ключ.

Теперь ничто не могло помешать убийцам заняться ограблением Костыревских «миллионов». Но наступил тот психологический момент, который овладевает обыкновенно грабителями: они не знали, за что им раньше приняться, оставляли одно, бросались на другое. Пролитая ими кровь, должно быть, туманила их рассудок. Так, вместо того чтобы сейчас же наброситься на сундук, взломать его и схватить «миллионы», они побежали в заднюю комнату и устремились к шкафчику, который не был заперт. С лихорадочной поспешностью стали они шарить в шкафчике. Вот копилка. С помощью лома и стамески Николаев взломал шка­тулку и стал горстями класть в карман серебряную монету. В это время Семенов тоже нашел в откры­той шкатулке пачку кредитных билетов и стопку медной монеты, всего на сумму 53 рубля 75 копеек. После того Николаев у того же шкафчика погасил свечку. «Идем», — сказал он Семенову. Но идти было трудно. Тьма окутывала квартиру, не было видно ни зги. Боясь наткнуться на трупы, упасть на них, они снова зажгли свечку и направились к выходу.

Колеблющийся свет свечи падал на два страшных трупа с разбитыми головами, плавающими в огромных лужах крови. Спокойно прошли мимо них убийцы. Николаев поднял с полу орудие убийства — молоток и, оставив лом у железного сундука, потушил свечку. После этого они вышли из квар­тиры. Убийцы разошлись. Семенов бросился к себе домой, Николаев пошел в свою дворницкую. На другой день они, однако, свиделись. Почти весь день они разъезжали по городу, посещая то чайные, то трактиры, то портерные. Николаев все упрашивал Семенова, чтобы он пришел к нему в 12 часов ночи.

— Мы с тобой тогда пойдем к ним и взломаем сундук... Надо же оттуда миллионы выцарапать, — говорил он ему.

Семенов, однако, колебался и обещания прийти не дал. И вот тогда-то, глухой ночью, разыгрался эпизод, действительно достойный самых страшных страниц любого страшного уголовного романа.

Николаев не может заснуть... В его разгоряченном мозгу встают ослепительные картины сказочных сокровищ. Таинственный желтый сундук ему снится наполненным золотом, блестящими камнями... С каким мучительно страстным нетерпением ожидает он прихода Семенова! Вот он пришел бы... они вместе отправились бы туда, где покоятся мертвым сном две жертвы... взломали бы сундук... Но Семенов не приходит. Тогда он будит жену, которой уже раньше поведал о совершенном убийстве. «Пойдем со мной... вместе... Ты поможешь мне...» — просит он ее. «Нет, нет, ни за что! — в ужасе твердит жен­щина, со страхом и отвращением отшатываясь от мужа. — Я не пойду с тобой, проклятый убийца...»

Ночь идет... Николаева преследует неотступная мысль о железном сундуке. Теряется самое дорогое, удобное время для взлома сундука. Глухая ночь... весь дом спит... никто не услышит, как будет жалобно сто­нать и хрипеть железный сундук, разворачиваемый ломом.