Разбитая музыка

Фрэнсис, которая неделю назад приехала из Лондона и в этот момент наблюдала репетицию мистера Прайса из зрительного зала, внезапно встает со своего места и уверенно направляется к сцене на своих высоких каблуках. Ее беременность все еще не видна, и она выглядит очень по-деловому, когда смотрит на свои часы, поднимаясь на сцену по ступенькам. Ее вид ясно говорит о том, что если подчиненные звезды даже помыслят о том, чтобы преградить ей дорогу, они сделают тем самым ужасную ошибку. Мы с Джерри не можем поверить своим глазам, и не меньше нас поражены подчиненные Алана Прайса. Мы все застыли с открытыми ртами. У нее такой впечатляющий, изящный, элегантный вид, что ее просто невозможно грубо прогнать. Когда она приближается к пианино, которое стоит в центре сцены, на ее лице появляется непроницаемая маска уверенного в себе обаяния, и когда мистер Прайс наконец поднимает голову, я вижу по его лицу, что в первый момент он шокирован, а потом всерьез заинтригован. — Что, черт возьми, она делает? — спрашивает Джерри, едва дыша.

Я так напуган, что не в состоянии что-либо ему ответить. Мистер Прайс известен своей вспыльчивостью. Вот и теперь он старается изобразить сердитый вид, но у него попросту не получается — таким всепобеждающим обаянием обладает Фрэнсис. Она говорит тихо, мы не можем слышать ее, но видим, как она уверенным жестом указывает на свои часы, а потом на нас, ожидающих своего часа на краю сцены. Внезапно мистер Прайс превращается из разгневанного начальника в покладистого школьника, который желает угодить учителю. Он закрывает крышку фортепьяно и велит своему оркестру уйти со сцены, чтобы мы смогли проверить свое оборудование. Угрюмые администраторы закрывают свои бесценные приборы черными чехлами, а мы с Джерри радостно выносим на сцену хаммондовский электроорган. Мы чуть не танцуем от радости, когда гордо устанавливаем свое оборудование перед пианино мистера Прайса. Тем временем Фрэнсис возвращается на свое место, и я благодарно шепчу ей со сцены одними губами: «Спасибо, я люблю тебя».

Как и ожидалось, мы играем для фактически пустого зала, но в числе зрителей присутствует несколько представителей звукозаписывающих компаний. Люди из Island Records, Virgin и А М сидят вместе с Фрэнсис в первом ряду. Мы играем очень хорошо, мне удается не обращать внимания на пустые места, и я пою, стоя в луче рампы и воображая, что передо мной семидесятитысячная толпа зрителей. Отрезвление наступает только когда я замолкаю, и раздаются жидкие, почти неслышные аплодисменты.

Мы уходим со сцены, довольные тем, что сделали все от нас зависящее, а зал тем временем наполняется в ожидании основного зрелища. Через несколько минут за кулисами появляется Фрэнсис с представителями звукозаписывающих фирм.

Мы получаем сдержанные поздравления по поводу нашего выступления, которых тем не менее достаточно, чтобы дать нам понять: мы его не провалили.

«Вы определенно делаете успехи», — говорит один. «О, да, явные успехи», — говорит другой. «Несомненно», — говорит третий.

Затем воцаряется неловкая тишина, которая несколько затягивается, но никто не решается ее прервать. Все начинают проявлять несвоевременный интерес к своим шнуркам и плакатам на стенах, пока, наконец, человек из компании Island не произносит: «Однако, — мы напрягаемся, — вам все-таки не удалось по-настоящему завести аудиторию, не правда ли?»

— Вы и были этой чертовой аудиторией! — говорит Джерри.

— Да, — рассеянно отвечает он, — это были мы.

До конца школьной четверти остается лишь несколько недель, когда я сообщаю доброй сестре Рут, что больше не буду работать в школе. Она немного обескуражена, увидев мое заявление об увольнении, хотя некоторое напряжение между нами появилось еще раньше, в течение четверти, когда моя работа в мюзикле «Адское пламя» постоянно мешала исполнению учительских обязанностей. Сестра Рут неизменно шла мне навстречу, к большому раздражению со стороны других учителей и, вероятно, ожидала в ответ некоторой признательности. Мне всегда бросалось в глаза, что в ее характере есть что-то шаловливо детское, и то напряжение, которое существовало между ней и остальными учительницами — замужними женщинами, имеющими детей, — в значительной степени проистекало от разницы характеров и жизненного опыта. Она ощущала себя гораздо более счастливой в компании детей, чем в обществе коллег, и то же самое можно было сказать обо мне самом. Последние два года я пытался объяснить ей, что не считаю профессию учителя делом своей жизни, что музыка является моей истинной страстью, но она никогда не могла понять, как музыка может быть чем-то большим, чем просто увлечением. Все это время она потворствовала моим фантазиям, потому что хорошо относилась ко мне, а возможно, потому, что мое необычное поведение казалось ей забавным и хотя бы немного избавляло ее от одиночества. Когда же добрая сестра Рут осознала, что я всерьез решил уйти из школы, несмотря даже на скорое рождение моего ребенка, она решила предъявить свой последний аргумент. Грустно покачивая головой с выражением человека, который уже не знает, что сказать, она напоминает мне:

— Но тогда вы не будете получать пособие.

Я смотрю в окно, на поле для спортивных игр, на фургоны и грузовики, мчащиеся по шоссе в южном направлении. Какое-то время я не говорю ни слова.

— Простите, сестра. Я действительно хочу так поступить. В этот день мне очень весело с детьми, и в четыре часа

я отправляюсь обратно в Ньюкасл. Окна моего автомобиля открыты, и я пою во весь голос. Мое и без того приподнятое настроение становится еще лучше, когда во время вечерней репетиции нашей группы Ронни объявляет нам новости. Он раздобыл нам работу на лето. Мы будем играть на круизном судне компании Р О, и это позволит накопить немного денег для последнего прорыва в сторону Лондона, который мы планируем на конец этого года.

8.

Круизный теплоход «Ормана» отправляется из Саутгемптона семнадцатого июля, на следующий день после того, как я заканчиваю свою работу в школе. Мы будем развлекать пассажиров теплохода, называясь при этом не Last Exit, а трио Ронни Пирсона. Разумеется, это не означает никакого карьерного роста. Мы будем играть известные мелодии, ресторанный репертуар и старомодную танцевальную музыку, с которой мне довелось так близко познакомиться во время одного давнего выступления в компании двух старцев. Как бы то ни было, за все это обещают очень хорошие деньги, и Фрэнсис прекрасно понимает, что, хотя нам и придется надолго расстаться друг с другом, но теперь, когда она не работает, — ее муж просто обязан выйти в море и принести домой семейное пропитание. С тех пор как Фрэнсис забеременела, она из строгой вегетарианки превратилась в неистовую плотоядную хищницу, так что мой заработок будет очень кстати. Я понемногу начинаю осознавать тот факт, что скоро у нас действительно будет ребенок, и мне очень трудно скрыть тревогу за наше будущее. Мы договариваемся встретиться в Лондоне, когда я закончу свою работу. Ронни много раз работал на таких кораблях по всему миру. Он предупреждает, что мы должны быть всегда хорошо одеты и очень вежливы с пассажирами. Мы с Джерри недоумеваем, почему он решил обратиться к нам с этим предупреждением. Но так как мы временно перестали быть группой Last Exit, превратившись в трио Ронни Пирсона, мы даем обещание соответствовать высоким требованиям нашего начальника.

— Капитан, вы можете протащить нас под килем или заставить пройти по перекладине мачты, номы вас не подведем, — бодро чеканим мы, отдавая честь, и кланяемся Ронни в знак шутливогопочтения.

Ронни совершенно не впечатлен нашим подражанием одноногому Сильверу из «Острова сокровищ» и заявляет нам, что это серьезная работа за солидные деньги.

— Слушаемся, капитан! — рявкаем мы в ответ.

Итак, мы проходим медицинский осмотр, получаем страховые документы и становимся официальными членами Британского торгового флота.