Мартин Хайдеггер - Карл Ясперс. Переписка, 1920-1963
Мартин Хайдеггер - Карл Ясперс. Переписка, 1920-1963 читать книгу онлайн
Переписка двух великих немецких философов 20 в. — друзей а впоследствии политических врагов, создателей экзистенциализма. ЯСПЕРС, КАРЛ (Jaspers, Karl) (1883–1969), немецкий философ, представитель экзистенциализма. Родился 23 февраля 1883 в Ольденбурге (Германия), изучал право в Гейдельбергском и Мюнхенском университетах, медицину в Берлинском, Гёттингенском и Гейдельбергском университетах. В 1909 получил право заниматься медицинской практикой. В 1909–1915 работал ассистентом врача в университетской психиатрической клинике. В 1916 был назначен ассистентом по психологии, в 1920 ассистентом по философии, а в 1921 профессором философии Гейдельбергского университета. Брак с еврейкой в 1910 и политические убеждения привели к его отстранению при национал-социалистах от всех административных обязанностей в 1933 и от преподавательской деятельности в 1937. В 1938 была запрещена публикация трудов философа. Ясперс остался в Гейдельберге и много времени посвятил изучению Библии. После войны (1945) был восстановлен в должности, открыто высказывал в университете свои взгляды по таким вопросам, как вина немцев и угроза ядерной войны. Известны радиовыступления по проблемам политики, а также на философские темы. Пытался провести идею денацификации университетов. В 1949 стал профессором философии Базельского университета (Швейцария), в 1961 отказался от преподавания и посвятил себя науке и публицистике. Умер Ясперс в Базеле 26 февраля 1969. Большое влияние на Ясперса оказал Мартин Хайдеггер, однако теоретические разногласия между философами были актуализированы их политическим разрывом, связанным с симпатиями Хайдеггера к нацистам. Ясперс чувствовал личную обиду, поскольку он был женат на еврейке. Как бы то ни было, именно Хайдеггер и Ясперс вошли в историю философии как родоначальники экзистенциализма в Германии, хотя сам Хайдеггер отрицал свою принадлежность к этому течению, а Ясперс после 1933 года утверждал, что не имеет ничего общего с Хайдеггером.
Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних чтение данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту [email protected] для удаления материала
* Вечной философии (лат.).
coincidentia oppositorwn, в старательно культивируемых многозначностях, какие практикуют марксисты и психоаналитики, создавая тем самым мир неискренности и обмана. Коль скоро я говорю старым языком философии, мне кажется, присутствует ясность. Правда, Ваш вопрос, возможно, вполне оправдан в тех случаях, где я, вместо того чтобы думать, пользовался готовыми формулировками, — но это можно показать только конкретно. И это затронуло бы побочный сор, а не главное. Ваш вопрос побуждает меня к большей внимательности.
Я стремлюсь к учению о категориях и методе, над которыми еще работаю, чтобы достичь максимальной ясности того, что может быть сказано, однако не стремлюсь к созданию труда, который бы совершенно объективно рассматривался как философия.
При всяком повторении переданных нам традицией мыслей, настоящей поверкой кажется мне то, что они значат в совокупности собственной и обшей действительности, т. е. что вместе с ними возникает, отвергается и стимулируется, иными словами, как с ними в действительности живут.
На Ваше письмо от 8 апреля я отвечу в другой раз. Сегодня — спасибо за оба письма!
Сердечный привет,
Ваш Карл Ясперс
* Совпадении противоположностей (лат}.
[147] Карл Ясперс — Мартину Хайдеггеру
Базель, 16.5.1950
Дорогой Хайдегтер!
На оба Ваших письма от 8.4 и 12.5 я отвечу позже. Сегодня — только моя благодарность и ответ на вопрос по поводу Гейдель-берга.
Если я буду там выступать, то вскоре после 15 июля; буду ли я выступать — пока окончательно не решено. Еще нет полной ясности с техническими предпосылками моей поездки (к сожалению, сегодня они вдвойне сложны из-за бюрократии и моих щх>-блем со здоровьем). Но поездка весьма вероятна. Желаю удачи в Вашей работе
и шлю сердечный привет,
Ваш Карл Ясперс
[148] Мартын Хайдеггер — Карлу Ясперсу
Фрайбург-им-Брайсгау, 26. V. 50
Дорогой Ясперс!
Благодарю Вас за сообщение. От приглашения в Гейдельберг, а тжже от приглашений в пять других немецких университетов я только что отказался. В июле я, скорее всего, уже буду в хижине. Сердечные пожелания по случаю Троицы,
Ваш Мартин Хайдегтер
[149] Карл Ясперс — Мартину Хайдеггеру
Базель, 24 июля 1952 г.
Дорогой Хайдеггер!
Более двух лет прошло с тех пор, как я писал Вам в последний раз: я все еще хочу ответить на Ваши последние письма. То, что этого по сей день не произошло, получилось неумышленно. Осенью 1950 года я подготовил документы [450], которые тогда были необходимы для поездки, договорился с Геншерами [451], чтобы во Фрайбурге поговорить и с Вами. Но ничего не вышло, поскольку в Санкт-Морице [452] я подхватил простуду с обычными для меня тяжелыми последствиями [453]. В конце сентября, к назначенному времени, я хотя и был здоров, однако физически очень слаб, к тому же спешил с подготовкой к семестру. На поездку я уже не осмелился. Я не писал Вам, поскольку откладывал письмо, не считая его абсолютно срочным. Но задержка эта была вызвана не только небрежностью, не только множеством вставших передо мной вопросов (однажды Вами перечисленных: с чего начать? [454]); главной причиной было замешательство, обусловленное содержанием Ваших последних писем, Вашими словами о 1933-м и последующих годах, с которыми мои воспоминания не вполне совпадают, а еще — ненужными сплетнями насчет Гей-дельберга [455], в которые я не буду вдаваться и которые пресекла Ханна [456]. Но теперь мне наконец хочется написать. — Слишком долго я непростительным образом это откладывал. Мною движет "добрая воля", проистекающая из сознания обязательства далекого неизгладимого прошлого. Если машина моих писем застряла от замешательства, а значит, от неспособности ответить
надлежащим образом, то я все же надеюсь, что она снова придет в движение, если я ее подтолкну, а Вы, пойдя навстречу, ей поможете.
Ваши письма от апреля и мая 1950 года лежат передо мной. Когда я только что их перечитал, замешательство возникло вновь. Такое чувство, будто Вы не ответили мне в чем-то очень существенном, крайне для меня необходимом (после Вашего предпоследнего [457] письма, в ответ на которое я послал Вам мою работу "Вопрос вины", я ожидал критического отзыва об этой статье). Далее, дело, вероятно, в том, что каждый из нас слишком мало знает о публикациях другого. Потому, когда мы что-то говорим о них друг другу, наверно, легко выходит что-то случайное и искаженное — это касается безусловно как меня, так и Вас.
То, что мы оба понимаем под философией, чего желаем, к кому обращаемся, как философия связана с нашей собственной жизнью, — все это, вероятно, уже в истоках у нас чрезвычайно различно. Прояснение этого, наверно, привело бы к той, настоящей дискуссии. Но я к этому пока не готов, потому что недостаточно знаю Ваши труды. А то, что я знаю, уже сейчас побуждает меня время от времени делать заметки. Это различие, очевидно, заставляет нас при чтении философского текста применять совершенно различные масштабы. Однако должно быть и нечто такое, в чем мы, несмотря ни на что, можем сойтись и, быть может, даже едины. Иначе было бы невозможно то, что некогда было.
Из Вашего письма я беру то, что в наибольшей степени "объективно" и отделимо от личного, которое издавна определяет наши отношения. Вы высказываете решительные суждения о современных процессах: "Дело зла не завершилось", — да, верно, так я думаю вместе с Вами с 1945 года. Но Вы полагаете, что это зло нахо-
дится в своей "всемирной фазе" и усматриваете его в Сталине и соответствующих реальностях. Что это такое и как связано между собой, во многом показывает великолепная книга Ханны [458]. Вы, по всей видимости, так не считаете. Вы пишете: "Сталину незачем объявлять войну. Он каждый день выигрывает сражение. Но "люди" этого не видят. Никакой возможности уклониться нет и у нас. И каждое слово, каждый труд сам по себе уже есть контратака, хоть все это разыгрывается и не в сфере "политического", которую уже давно заслонили иные бытийные отношения и которая ведет мнимое существование". Мне страшно чигеть такое. Если бы Вы сейчас сидели передо мной, то, как и десятилетия назад, на Вас бы обрушился поток моего красноречия, гневный, призывающий к разуму. Меня беспокоят следующие вопросы: не поощряет ли такой взгляд на вещи гибель — в силу.'его неопределенности? Не упускаем ли мы из-за иллюзии величия подобных воззрений то, что еще можно сделать? Как получается, что в одном месте Вы печатаете крайне позитивное суждение о марксизме [459], не высказывая одновременно со всей ясностью, что признаете силу зла? Не следует ли каждому из нас выступить против этой власти прежде всего там, где она нам явлена, и не следует ли тому, кто против нее высказывается, говорить ясно и конкретно? Не есть ли эта власть зла в Германии то, что постоянно росло и на самом деле способствует победе Сталина, а именно сокрытие JE забвение прошлого, так называемый "новый национализм", возврат старой модели мышления и всех призраков, которые, несмотря на свою ничтожность, губят нас? Не присутствует ли эта власть во всяком необязательном, неясном мышлении ("необязательном", потому что оно движется параллельно жизни и деятельности мыслящего)? Не это ли все обеспечивает победу Сталина? И не является ли, далее, философия, прозревающая и поэтизирующая в таких фразах Вашего письма, рождающая видения ужасного, опять-таки шщшовкой победы тоталитарного — в силу того, что отрывается от действительности? Точно также, как философия до 1933 года во многом наделе подаотовила приход Гитлера? Не происходит ли сегодня нечто сходное? Не впадаем ли мы в серьезное заблуждение, полагая, будто ровное достижение как таковое уже является контратакой? Не может ли быть наоборот: подобно тому как Георге и Рильке (но не Гофмансталь) способствовали становлению человеческого типа (разумеется, лишь в ужом кругу "образованных"), который, будучи уже не в состоянии думать, "растворялся", ускользал от выбора "или— или", а са&ш эти поэты становились чем-то вроде идолов, вместе с которыми человек рассчитывал внутренне побороть чертовищну?
