Маршал Ней: Храбрейший из храбрейших

— Их войска разрознены, корпуса находятся в беспорядке, австрийцы не встают так рано…

Но всё же он вынужден согласиться с мнением маршала: сражение уже проиграно. С удручённым видом он приказывает отступить.

И только с этого дня, а никак не ранее, можно представить и описать Нея, как это сделал Месонье, [93] верхом объезжающим поредевшие ряды своих солдат, мрачным взором окидывающим горизонт, где нет и признака славы и надежды. В собственных глазах его честь не запятнана. Не он ли продолжал сражаться до последнего каре своих храбрых солдат, закрепившихся у Торси-ле-Гран, рискуя быть раздавленным потоком вражеских войск? До конца он оставался достойным своей репутации командира, который никогда не сдаёт позиции, несмотря на преобладающие силы противника, артиллерия которого пробивает в его рядах невосполнимые бреши. Сейчас он думает и о собственной судьбе. Нужно спасти то, что ещё может быть спасено! Один и тот же вопрос мучает его: если Император падёт, падёт ли вместе с ним и он? Но Наполеон упорствует, и когда после мрачного молчания он обращается к маршалам, то лишь для того, чтобы ознакомить их со своими новыми дерзкими планами, отдать новые приказы. Теперь Ней, как и все маршалы, непосредственно сталкивающиеся с жестокой реальностью, возражает, вставляя свои «но», «если» и «так как». «Распоряжения Его Величества предписывающие мне атаковать Витри, с тем чтобы ускорить сдачу находящегося там неприятеля, с учётом средств, которыми мы располагаем на месте, представляются нереальными», — пишет он 23 марта. ^{334} Вынужденный обойти Витри, Наполеон приказывает искать брод на Марне. Он допускает различные варианты развития событий: начать атаку, быть атакованным или увлечь австро-русские войска на восток.

27 марта, Мароль, деревня, находящаяся перед Витри. Наполеон созвал маршалов, чтобы ознакомить их с полученной депешей. Нужно прочесть её несколько раз, чтобы поверить: Мортье и Мармон разбиты наголову при Фер-Шампенуазе. Их поражение открывает путь на Париж. На лицах военачальников вялость и безнадёжность, за исключением Наполеона. Он задаётся вопросом, не лучше ли забыть о столице и отойти в Лотарингию, чтобы там набраться сил и поднять народные массы, как предлагает Макдональд? Сдать Париж! Вялость исчезает с лиц Нея и Бертье — об этом не может быть и речи. Думают ли они о своих семьях или об оставленном имуществе? Нет, вместо того чтобы поднимать крестьян на востоке страны, Наполеон решает спасти Париж. Форсированным маршем он пойдёт к городу и нападёт на врага с тыла. Следуя советам Нея и Бертье, Император выбирает дорогу через Труа и Фонтенбло. Безусловно, путь через Куломье короче, но тогда придётся идти через разорённые места и форсировать Марну.

Именно в Фонтенбло и развернутся драматические события.

Слишком поздно! На почтовой станции Кур-де-Франс, в двух часах езды от столицы, генерал Бельяр объявляет Наполеону о капитуляции Парижа. Продолжит ли Император сопротивление? Ней тысячу раз задаёт себе этот вопрос. 2 апреля, на пути в Фонтенбло, он встречает министра иностранных дел Коленкура, возвращающегося из Парижа. Последний крайне огорчён. Из разговора с министром Ней узнает, что его неоднократно вежливо и корректно принимал русский царь, но царь категорически отказывается вести переговоры с Наполеоном. Это конфиденциальное сообщение пугает Нея, который осознаёт: Император полностью теряет контроль над событиями. Сенат проголосовал за его отречение; Талейран ратует за Бурбонов. Коленкур первый в присутствии Наполеона произносит слово «отречение». Ней же позволил себе только шепнуть адъютанту Левавассёру: «Его заставят отречься!» ^{335}

Император ещё не потерял надежду, он думает о последней попытке. С войсками, которыми он располагает и которые считает верными, Наполеон намерен идти на Париж и атаковать неприятеля. «Несбыточно!» — в один голос возражают маршалы. Никогда они не были так единодушны, как в эти страшные дни в Фонтенбло. 3 апреля Бертье приказывает Нею подвести свои войска к Эссону, а Наполеон приглашает его для разговора: «Если он будет откровенен, я смогу много узнать: он, безусловно, в курсе всего происходящего, все парижские интриги должны доходить до него через тестя и других родственников жены. Конечно, Талейран знает об этой возможности». В полдень во дворе «Белой лошади» появляется возбуждённый Император в своей знаменитой треуголке, надетой несколько набекрень. Он пришёл, чтобы провести смотр войск. Маршалы столпились внизу перед ступенями крыльца. Находящийся в нервном ожидании Ней выпрямляется, когда Наполеон кричит, обращаясь к солдатам: «Мы им докажем, что французы — хозяева своей земли!» Князь Москворецкий живо представляет себе солдатню, вооруженный народ и гибнущий в пожарах Париж. Состояние Нея передаёт его письмо Бертье от 15 марта: «Неужели судьбой ему предписано вечно воевать? Даже если Императору удастся выставить союзников из Парижа, где он остановится? Может быть, на Немане?»

4 апреля во время парада, когда солдаты, проходящие перед Императором, ревут: «На Париж!» — Ней голосом, который, случалось, звучал громче пушек на поле боя, кричит:

— Нас может спасти только отречение!

Он тут же пожалел о вырвавшихся словах. Император сделал вид, что не расслышал, но сразу же удалился в замок, опасаясь большего предательства, чем то, что случилось в Сенате. Он внимательно вгляделся в лицо каждого в своем окружении, чтобы понять, как следует поступить.

Наполеон ходит взад-вперёд по кабинету, где собрались сосредоточенные и молчаливые маршалы. Это Ней, Удино, Лефевр, Монсей, Бертье и Макдональд, к ним присоединился генерал Коленкур. Их семеро против повелителя, и это не слишком много. Легенда описывает происходившее как 18 брюмера наоборот. Людям с воображением сцена напоминает трагедию времён античности, когда восставшие преторианцы вторглись в жилище Цезарей, чтобы завладеть императорской порфирой. Сегюр, не очень добросовестный литератор, что бы о нём ни говорили, старательно и прилежно описал «агонию Фонтенбло». Сам Ней дал пристрастный рассказ, заботясь о том, чтобы предстать в глазах роялистов маршалом, который «спихнул» Наполеона с трона. Его свидетельства не дошли до нас, ведь наш герой не оставил мемуаров, но можно судить о его позиции по документам историков первой Реставрации, опубликованным в 1815 году. Альфонс де Бошан рисует Нея таким злобным, что Наполеон должен был бы пролить реки слез. Граф де Монгайар, двусмысленная фигура контрреволюции, утверждает, что Ней отличался особым упорством, требуя отречения Наполеона. У него хватило дерзости положить руки на эполеты Императора, сдавливая его плечи, объясняясь при этом жёстко и угрожающе. ^{336} На полотнах Бушо и Берн-Белькура мы видим маленького, побеждённого Наполеона, сидящего в тесном и даже удушающем окружении стоящих маршалов. Это статные, высокие фигуры победителей, с гордыми лицами лидеров. В центре — Ней, преисполненный удовлетворения.

Чтобы лучше представить происходившее, достаточно обратиться к «Мемуарам» Коленкура и Макдональда — участников событий, развернувшихся в Фонтенбло. При этом нужно учитывать, что они оба могли — что вполне объяснимо по-человечески — преувеличивать собственную значимость. Что Ней вёл себя грубо и агрессивно по отношению к Наполеону — в это мы легко можем поверить, ведь он никогда не отличался ни особым послушанием, ни деликатностью. Но он так сильно боялся Императора, что представляется маловероятным, чтобы он нанёс ему прямое оскорбление. Эйме, адъютант Нея, находившийся в Фонтенбло, утверждает, что маршал в это время «не проявлял ни злости, ни ненависти» ^{337}.