Дело, которому служишь

- Ну, это ты брось, - обиделся Федор. - Штабная работа - вещь нужная и интересная...

- Знаю! Я сам без своего начальника штаба, наверное, засыпался бы. Но только если уж летать, то летать... Вот СБ возьми...

Полбин стал рассказывать о том, как он хотел улучшить тактико-технические данные СБ, доказать, что потолок этого самолета выше расчетного. Облетывая одну машину после ремонта, он действительно выжал несколько сот метров сверх установленного заводской документацией "потолка", но командир дивизии неодобрительно отнесся к его опыту, сказав, что ему просто повезло, - попался удачный экземпляр серийной машины. В другой раз он стал испытывать СБ на больших углах пикирования и так измотал свой самолет непрерывными бросками, что после осмотра на земле инженер обнаружил ослабление некоторых основных узлов конструкции.

- За это мне как следует досталось от командира дивизии, - сказал Полбин, увлеченно блестя глазами и совершенно забыв о том, что только сейчас он сердился на Котлова за его намерение стать "штабником". - Поставил вертикально и минут десять отчитывал, грозил отстранить от полетов за "рискованные эксперименты"... - Полбин шумно выдохнул воздух. - Я и сам понимаю, что нельзя, и своих гоняю за такие штуки, но уж очень хочется с пикирования бомбить...

- Погоди, погоди. - Котлов положил ему руку на колено. - А ты разве про Пе-2 еще не слыхал?

- Пе-2? Слыхал. Так это же только опытная машина.

- Какое опытная! Уже пошла в серию. Я думаю, даже части комплектуются, кто поближе... Здесь, на Тушинском, тоже садится иногда, я издали видел.

Над Тушинским аэродромом, который находился недалеко за лесом, все время неутомимо кружились учебные самолеты. Изредка с характерным посвистом крыльев пролетали одиночные СБ.

Со стороны Москвы на небольшой высоте появился двухмоторный самолет. Федор равнодушно смотрел на него, думая, что это опять СБ, но Полбин, тоже глядевший поверх сосен, вдруг воскликнул:

- Двухкилевой! Это что за машина? Может, "Петляков"?

- Он и есть, - присмотрелся Котлов. - Легок на помине...

Полбин вскочил. Поднялся и Федор. Самолет быстро приближался. Поблескивая крыльями в лучах заходящего солнца, он сделал пологий разворот, выпустил шасси и, снижаясь, скрылся за лесом.

- Сел на Тушинском! Пошли! - потащил Полбин Федора за рукав.

- Куда пошли? Пока дойдешь, уже стемнеет. А пощупать тебе его не дадут. Опять наткнешься на часового, в штаб поведут...

- А завтра?

- Не знаю. Обычно они здесь только ночуют и уходят на рассвете. Но я тебе так рано подняться не дам.

Полбин молчал. Его взволновал не только вид нового самолета - быстрого, с острым носом, с узким веретенообразным фюзеляжем, который непривычно заканчивался двумя вертикальными рулями в виде овалов на концах стабилизатора. Он вспомнил разговор с Чкаловым под крылом АНТ-25, его слова:

"Самолет специальный нужен, пикировщик. Будет!" Вот он есть. Советский пикирующий бомбардировщик. На нем летают счастливцы, "кто поближе". А Федор думает переходить на штабную работу!..

- Ладно, пойдем, - сказал он Котлову. Пруд еще дымился, но отражение беседки исчезло: солнце опустилось за деревья, и длинные их тени закрыли всю поверхность воды.

Глава XIII

...Сегодня, в 4 часа утра, без предъявления каких-либо претензий к Советскому Союзу, без объявления войны, германские войска напали на нашу страну, атаковали наши границы во многих местах и подвергли бомбежке со своих самолетов наши города - Житомир, Киев, Севастополь, Каунас и' некоторые другие, причем убито и ранено более двухсот человек. Налетывражеских самолетов и артиллерийский обстрел были совершены также с румынской и финляндской территории.

Это неслыханное нападение на нашу страну является беспримерным в истории цивилизованных народов вероломством. Нападение на нашу страну произведено, несмотря на то, что между СССР и Германией заключен договор о ненападении..."

Гитлеровцы рассчитывали на "молниеносную" войну и в планах своих отводили одно из первых мест авиации. На территории самой Германии, на землях порабощенных фашистами европейских государств дымили трубы ста пятидесяти заводов, строивших самолеты и моторы. У границ Советского Союза к началу войны сосредоточились четыре воздушных флота из пяти, составлявших тогда гитлеровскую авиацию, - около восьмидесяти процентов всех самолетов. Это были тысячи "Юнкерсов" и "Мессершмиттов", готовых подняться в воздух по первому сигналу.

На рассвете двадцать второго июня они поднялись.

До Забайкалья, которое находилось в нескольких тысячах километров от любой точки советско-германското фронта, конечно, не мог долететь ни один фашистский самолет. Но как только радио принесло весть о нападении гитлеровцев, на аэродроме все пришло в движение, засуетилось, забегало, заволновалось, будто по сигналу "готовиться к отражению воздушного противника".

После митинга Полбин обошел самолетные стоянки. Экипажи были на местах, и летчики провожали командира молчаливыми взглядами, в которых был один и тот же вопрос: "когда?" Шабалов, стрелок-радист самолета Пресняка, сказал застенчиво и торжественно:

- Мы готовы, товарищ майор. Когда вылетать?

Полбин и сам думал о том же. Но ему некого было спрашивать, и он, полный внутреннего беспокойства, только чаще обычного отворачивал рукав гимнастерки и поглядывал на часы. Этот нетерпеливый жест заметила во время обеда Мария Николаевна и не удержалась:

- Ваня, когда?..

Оказалось, очень скоро. Двадцать пятого вечером Полбин сказал жене:

- Манечка, приготовь чемодан, завтра мы уезжаем.

Утром он расцеловал Виктора и Людмилу, подержал на руках двухмесячную Галинку (она, безмятежно посапывая, продолжала спать на его плече) и взял чемодан. У порога обернулся, подозвал Виктора:

- Тебе мой фонарик нравился. Возьми его.

На вокзале он все время быстро ходил вдоль эшелона, что-то проверял, приказывал, и Мария Николаевна остро завидовала другим женщинам, чьи мужья неотлучно находились с ними до последнего паровозного гудка.

Поезд ушел.

Путь его лежал на запад, все время на запад. За Уральским хребтом, в небольшом городке, летчики получили новенькие, хорошо оснащенные СБ и вскоре завершили многодневное путешествие коротким воздушным броском в сопровождении истребителей.

На фронтовой аэродром прилетели в середине жаркого июльского дня. Приземлившись, Полбин поспешил в штаб.

Командир соединения, грузный, седоватый полковник с квадратным лицом, принял Полбина в прохладной землянке на опушке леса. Стол командира был завален картами, листами боевых донесений, планшетами аэрофоторазведки. Из груды бумаг, как черный рогатый жук, высовывался настольный телефонный аппарат учрежденческого типа. Рядом с ним стоял зеленый деревянный ящичек полевого телефона. Зуммер этого аппарата беспрестанно жужжал, но полковник не брал трубки. Очевидно, линия была параллельной.

Выслушав доклад, полковник внимательным взглядом окинул Полбина, чуть заметно повел бровью, увидев его начищенные сапоги, и остановил глаза на ордене Ленина:

- За финскую?

- Нет. Халхин-Гол.

- Ну да, вы оттуда. Забудешь в этой... Он не договорил, пощипал бровь, взял трубку, послушал и положил ее на место.

- Хорошо, майор. Хорошо, что материальная часть в исправности. И вообще быстро обернулись. Все у вас летают по приборам, в облаках, ночью?

Полбин ответил.

- Сегодня у нас пятнадцатое. - Полковник, прикидывая, посмотрел на ручные часы, как будто они могли служить календарем. - Один день на размещение личного состава и осмотр материальной части. Послезавтра - на задание. Людей с самого начала настройте: условия работы на нашем участке... - он сделал короткую паузу, - бодрящие...

Полбин условился с Ларичевым, что в целях экономии времени они поделят обязанности: комиссар и секретарь партбюро Пасхин возьмут на себя размещение летчиков, а он вместе с Бердяевым и Ворониным займется остальными делами. Самым важным для себя он считал поскорее и поосновательнее вникнуть в боевую обстановку на этом участке фронта.