Лестница в небеса: Led Zeppelin без цензуры (ЛП)

— Я целовался с ней, — ответил он. — Затем я вытащил свой член, а она отрубилась!

Джимми бил девушку по щекам, чтобы она очнулась. Наконец, она начала приходить в себя.

— Господи, спасибо, — произнёс Фил. — Я решил, что у неё инфаркт или что-то подобное.

Мы пробыли там ещё немного, пока ей не стало лучше. Наконец она ответила:

— Всё, что я помню, он расстегнул штаны, я посмотрела вниз, а он такой большой.

Она отмерила руками около тридцати сантиметров и снова вырубилась.

С того момента я сделал вывод, что Фил достоин большего уважения, чем мы ему выказали.

Между скандалами и выходками Zeppelin узнали, насколько популярными они были в Японии. На каждом концерте аншлаг. И когда я подвёл баланс, оказалось, мы задолжали Татсу Нагасиме деньги — впервые закончив тур, неважно большой или маленький, в минусе. Мы потратили столько денег Татса на кучу вещей — камеры, антиквариат, электроника, ущерб в гостиницах, и больше всего на японское пиво и прочий алкоголь, — что Питер выписал чек на большую сумму, чем нам хотелось. Я собственноручно передал деньги — две тысячи долларов — и попрощался с Татсом.

Питер философски отнёсся к финансовой реальности.

— Если бы тур так не был важен для нас, тогда можно было считать это трагедией, — сказал он. — Но мы впервые приехали на Дальний Восток.

Да, финансово мы потерпели убытки, но дело было не только в деньгах.

По окончании японских концертов Джон Пол, Бонзо и Питер полетели домой, но Джимми, Роберт и я не были готовы возвращаться. В нас жила жажда увидеть мир, и мы решили воспользоваться преимуществом пребывания на Дальнем Востоке и полетели в Бангкок.

Сперва мы посетили Храм Изумрудного Будды, несколько менее известных буддийских храмов и музей. Мы также прошлись по магазинам, где Джимми купил фигуру Пегаса почти что в натуральную величину, сделанную из золота, стекла и дерева. Я приобрёл для Питера деревянного Будду, в метр высотой и столько же в ширину. Глядя на круглого Будду, я сказал Джимми:

— Если бы статуе накинуть несколько килограмм, мы не сможем отличить Питера от Будды.

Пейджи посчитал, что лучше не говорить этого Питеру.

Вечером мы без труда отыскали район красных фонарей, с помощью Сэмми, водителя, которого наняли на время пребывания в Бангкоке. Бордели больше напоминали бани, там было много девушек, едва одетых. Сэмми вошёл в один из борделей вместе с нами. Возле входа, выстроившись в ряд, стояло около дюжины девушек. На их неглиже были приколоты номера.

— Красивые девушки, а? — спросил Сэмми. — Мог бы смотреть на них всю ночь.

— Знаешь, мои друзья и я не хотим смотреть на них, — ответил я. — Мы хотим трахнуть их!

— Хорошо, — спокойно отреагировал Сэмми. — Они это тоже делают.

Сэмми поговорил с одной из девушек, которая подошла к нам, улыбнулся и застенчиво сказал:

— Мы дадим вам то, что вы хотите. Выберите девушек по номеру.

Мы сразу почувствовали себя детьми в кондитерской лавке.

— У нас много денег, — сказал Роберт, называя номера. — Я беру одиннадцатую, девятнадцатую и сорок первую.

— Окей, — ответил я. — Но я тоже хочу сорок первую.

И в следующие два часа мы трое получили всё, начиная от массажа и заканчивая старым добрым сексом. Когда мы выбились из сил и ушли, Джимми произнёс:

— Наверно они придумали термин «трахнуть мозг».

Гуляя по улицам Бангкока, мы привлекали огромное внимание, но не из-за музыки, так как в Таиланде, кажется, никто не слышал про Led Zeppelin.

— Я думаю, их прикалывают наши длинные волосы, — предположил Роберт. Мы носили серьги, и здесь это было в новинку.

— Билли-бой! Билли-бой! — кричали дети, завидя нас и тыча в нашу сторону руками.

Позже Сэмми объяснил нам, что в Таиланде «Билли-бой» означает, что ты гомик или бисексуал. А всё из-за длинных волос!

Из Бангкока мы направились на четыре дня в Бомбей. Мы остановились в отеле Тадж Махал, прямо напротив Ворот в Индию (главная достопримечательность Мумбаи — прим. пер.), и пошли гулять по городу. Дюжина таксистов предложила обменять деньги на рупии на чёрном рынке.

— Не стоит, — сказал я им, не решаясь передавать деньги незнакомому лицу.

Роберт всё же велел мне это сделать:

— Какого чёрта! Дай одному несколько купюр, увидишь с чем они придут.

С балкона номера я видел нашего обменщика, говорящего с другим таксистом, в руках мелькала валюта. Второй водитель не был похож на остальных. Он носил такую же униформу цвета «хаки», но его брюки были идеально выглажены, а рубашка — свежевыстирана, волосы идеально уложены, а усы словно пересажены с верхней губы Кларка Гейбла. «Этому парню стоит сниматься в Голливуде», — подумал я.

Получив деньги, мы познакомились с элегантным таксистом и попросили его показать город.

— Наш маратхи (один из языков Индии — прим. пер.) неидеален. Если вы свободны, мы могли бы нанять вас в качестве гида.

Его звали мистер Разарк, и в последующие три дня он стал неотъемлемой частью нашего антуража: водил нас в индийские бордели, на дискотеку, где Джимми поджемовал с обалдевшими местными музыкантами, которые не могли поверить, как можно так играть на японских гитарах. Мы зашли в несколько магазинов, где купили музыкальные инструменты, ароматические масла и набор шахмат из слоновой кости.

Разарк даже пригласил к себе домой на обед. Мы поразились ужасающей бедности, которая царила в районе, где он жил. Всюду ветхие лачуги, которые не выдержат средненького шторма.

— Мой дом очень маленький, — как бы извиняясь сказал Разарк. — Мы с женой живём в одной комнате с четырьмя детьми. Моя мама живёт в другой комнате. Немного, но дом стоил мне семнадцать тысяч фунтов. Бомбей — очень дорогой город.

«Неудивительно, что бедные остаются бедными», — подумал я.

В последний вечер в Бомбее мы попросили Разарка отвезти нас в ресторанчик в его районе.

— Мы хотим поесть там, куда ты ходишь, — сказал Джимми.

— Нет, нет, — ответил он. — Туристам там не место, опасно для здоровья.

— Не беспокойся за нас, — парировал Джимми. — С нами будет порядок. Мы крепкие.

И Разарк отвёл нас в маленький индийский ресторан, где сидело около двадцати человек; в Лондоне или Нью-Йорке санитарные службы закрыли бы его на раз. По предложению Разарка мы заказали чикен-карри, когда еду подали, мясо с трудом можно было отыскать на костях.

Через час мы сильно пожалели, что не придали должного значения предостережениям Разарка. Нас тошнило, мучили спазмы желудка, из-за чего мы не спали всю ночь. Утром нас прохватил жуткий понос. Меня в пот бросало от одной мысли, что скоро предстоит садиться на самолёт.

В воздухе мы бегали в туалет каждые пять минут. К счастью, у меня оказалась детская присыпка, которой мы втроём пытались унять боль в воспалённых задах. Когда самолёт сделал остановку в Женеве, присыпка кончилась, остаток пути прошёл в мучениях.

По большей части во время полёта, чтобы отвлечься от физических проблем, мы говорили об увиденном в Бомбее. Мы получили дозу суровой реальности — увидев условия, в которых жил Разарк, хороший мужик, со своей семьёй. Мы не чувствовали вины за свой экстравагантный образ жизни, в конце концов, группа много работала, чтобы разбогатеть. Но, живя собственной жизнью, легко смотреть на нищету остального мира. В Бомбее мы получили жестокий урок о том, как живёт большая часть мира. По крайней мере, за несколько дней в Индии мы почувствовали их боль.

Часть 15

29. В Австралию

Вскоре после возвращения в Англию был наконец издан четвёртый альбом Led Zeppelin.

— Выпустить его доставило гораздо больше боли, чем родить ребёнка, — заметил Джимми.

По настоянию группы Atlantic выпустила альбом без названия, что, впрочем, не отпугнуло фэнов от покупки в огромных количествах, они также быстро прозвали пластинку «Четыре символа» или «Zoso». Альбом не поднялся до первого номера в США, но прочно обосновался на втором месте американского хит-парада. Никто не сомневался, что пластинка станет золотой.