Железная маска. Между историей и легендой

Его Величество не счел нужным выдать распоряжение, о котором вы просили, на предоставление ночлега на всем вашем пути до Парижа: будет достаточно того, что вы по собственному усмотрению и за свой счет станете располагаться на ночлег там, где, на ваш взгляд, наиболее удобно и безопасно». [264]

Таким образом, именно губернатор Святой Маргариты выступил с инициативой, а король лишь одобрил и «счел за благо». Однако лишь до известного предела: вместо того чтобы выдать тюремщику охранную грамоту, которая бы позволила ему без труда размещаться на ночлег в военных крепостях, королевских замках и цитаделях, ему предложили самому организовать остановки на ночлег, из собственных средств платить владельцам постоялых дворов и устраивать своего заключенного, как заблагорассудится.

Итак, резюмируем: нет, секрет Эсташа был вовсе не тем, что думали! Даже если он и был достаточно важным в какое-то время, в 1669-м, а также еще и в 1670 году, во время странного молниеносного визита Лувуа в Пинероль, то к 1675 году он утратил изрядную долю своей важности. Опасение, что этот секрет мог стать достоянием Лозена, не помешало в 1680 году освободить его, и не только его одного, но и, что гораздо удивительнее, его слугу, который также вполне мог узнать секрет Эсташа. Из этой затруднительной ситуации вышли довольно просто, объявив, что слуги покойного Фуке выпущены на свободу. Единственным, кто проявил тогда беспокойство, и беспокойство нешуточное, был Лувуа, потребовавший, чтобы оба бывших слуги Фуке были скрыты завесой абсолютного молчания. Следовательно, речь не шла о некоем династическом секрете, прямо или косвенно связанном с королевским семейством. Дело Данже имело отношение к какому-то значительно менее важному предприятию, которое на протяжении определенного времени старались скрыть.

Пришла пора подвести некоторые предварительные итоги нашего исследования судьбы Эсташа Данже. Итак, что же удалось установить?

1. Это был слуга, подданный короля Франции, католического вероисповедания, датой рождения которого, вероятно, был 1643 год. («Я думаю, что мне шестьдесят лет», — сказал он врачу Фрекьеру в 1703 году, за месяц или за два до своей смерти.) Следовательно, в момент его ареста в Кале 31 июля или 1 августа 1669 года ему было тридцать шесть лет.

2. Можно считать имя Эсташ Данже его настоящим именем, учитывая два соображения. Во-первых, Людовик XIV подписал ордер на его арест, в котором было указано это имя, а ведь король Франции, обязанный отчитываться перед одним только Богом, не опустился бы до совершения подлога. Если он отдал приказ капитану де Воруа захватить «некоего Эсташа Данже», то так и звали упомянутого человека. Во-вторых, это имя отсутствовало на черновиках трех ордеров на арест, которые должны были получить Воруа, Сен-Мар и маркиз де Пьенн. Если бы речь шла о вымышленном имени, то, очевидно, не стали бы принимать такие меры предосторожности.

3. Из корреспонденции явствует, что имя заключенного писалось по-разному: Эсташ Данже (письма от 19 июля 1669 года и от 15 февраля 1679 года), Эсташ Данжер (письмо от 13 сентября 1679 года), Эсташ д'Анжер (письмо от 8 апреля 1680 года). Лувуа иногда писал «некий Эсташ» (письмо от 23 декабря 1678 года, инструкция от 20 января 1680 года, письмо от 10 июля 1680 года). Эти варианты дают основание сомневаться относительно того, как именно звучало имя заключенного:

было ли его имя Эсташ, а фамилия Данже;

было ли Эсташ его фамилией, к которой иногда добавлялось название его родного города (или города, в котором он работал) — Анжера;

было ли Эсташ его именем, притом что его фамилия неизвестна, а название его родного города — Анжер.

Многие слуги носили вместо фамилии название провинции или города. В настоящее время невозможно сделать выбор среди этих трех вариантов .

4. Эсташ Данже был арестован не по причине того, что совершил какое-то преступление, а за то, что он что-то знал, что-то видел, за то, «для чего он был использован», «за свою прошлую жизнь» (что предполагает известную продолжительность действия). Слуга не жил изолированно: у него был хозяин или хозяйка, именно он или она и доверили ему роковую для него миссию.

5. Это некий «негодяй», как писал Лувуа. Такое определение может означать, что он проявил себя неспособным хранить тайну, что он проболтался. Именно по этой причине и постарались избавиться от него.

6. Тот факт, что Лувуа хотел скрыть от своих сотрудников имя лица, подлежащего аресту (ордер на арест был заполнен в последнюю минуту), в сочетании с тем, что черновики писем за 19 июля 1669 года (Сен-Мару, д'Эстраде и, вероятно, Воруа) не были включены в реестры секретариата военных дел, позволяет предположить, что Эсташ Данже, по всей вероятности, был хорошо известен в Сен-Жермен-ан-Лэ и что он был слугой некой придворной особы или каким-то иным образом близок ко двору.

Таковы основные данные этой загадки.

Так в какое же дело был замешан интересующий нас человек? Арест Эсташа в Кале в июле 1669 года наводит на мысль, что его секрет каким-то образом связан с французско-британскими отношениями того времени. Как известно, тогда велись переговоры между Карлом II и его сестрой Генриеттой Английской, женой брата французского короля. Эти переговоры в июне 1670 года закончились подписанием в Дувре секретного договора, по которому король Франции в ответ на военный альянс против Республики Соединенных провинций обещал оказывать английскому королю поддержку в его намерении перейти в католицизм и постепенно возвратить Англию в лоно Римской католической церкви.

Карл II искренне склонялся к католицизму и действительно собирался, хотя и держал это в секрете, обратиться в католичество, как это сделал в 1668 году его брат Яков, герцог Йоркский (будущий король Яков II). Чувственный и развратный, всецело приверженный мирским наслаждениям, оторваться от которых он был не в силах, Стюарт терзался религиозными сомнениями и мыслями о спасении своей души. С другой стороны, восстановление в Англии католицизма было средством для увековечивания системы королевского абсолютизма по французскому образцу, который служил ему примером для подражания. Еще в 1662 году ирландский католик Ричард Беллингс, личный секретарь королевы-матери Генриетты Марии, был отправлен в Рим для ведения переговоров об условиях и этапах восстановления в Англии католицизма. Правда, переговоры тогда провалились по многим пунктам (проблемы, связанные с женатыми священниками, национальными синодами, возвращением церковных имуществ, месте, которое должно отводиться в церковной системе архиепископу Кентерберийскому…). Но Карл II не отступился от своего намерения.

Мистер Барнс заинтересовался этим любопытным делом, убежденный (правда, ошибочно), что его кандидат, аббат Приньяни, был непосредственным образом замешан в нем. Нетрудно представить себе, сколь деликатным было подобного рода предприятие в стране, в которой англиканство являлось государственной религией. Одно только заявление о намерении отречься от нее могло стоить королю трона и вызвало бы настоящую бурю: сильное возмущение в палате общин, которая воспользовалась бы народным недовольством; уличные беспорядки под предводительством фанатичных антипапистов, клеймящих папу как Антихриста; возможно даже, восстановление в стране республики, сторонников которой было много среди бывших «круглоголовых», мечтавших о мщении и ностальгически грезивших о Долгом парламенте. От малейшей искры мог разгореться пожар почище того, что опустошил Лондон в 1666 году. В письмах, частично шифрованных, Карла II и его сестры выражалась настоятельная необходимость соблюдать меры предосторожности, дабы скрыть этот «великий секрет», этот «великий план», это «великое дело» ото всех, включая французского посла в Лондоне Кольбера де Круасси и нового посла Англии во Франции Ральфа Монтегю.