Тюремные дневники, или Письма к жене

Так вот, истинное имя Сатаны, еще до его грехопадения — Люцифер.

В переводе с древнееврейского: «Утренняя звезда». Но окончательно меня добил сегодня Вася. На прогулке он неожиданно подошел ко мне и сказал негромко буквально следующее: «Я вижу, Сергей, что ты настраиваешься сидеть долго. Этого не будет! В последний момент что-то неожиданно случится, и ты выйдешь. В мире вообще нет никаких законов. Только случайности!»

Представь себе, услышать такое! Причем от Васи!! Да если бы пролетавшая мимо ворона вдруг заговорила человеческим голосом, я, наверное, не удивился бы больше! И вообще, это уж откровенно попахивает прямо какой-то чертовщиной! Мне даже на секунду совершенно явственно почудился запах серы. Фильм «Омен II». К Антихристу обращается посланец Ада и убеждает его быть твердым в бедствиях. Причем, вынужденный, в силу обстоятельств, разговаривать практически открытым текстом на языке Бездны.

Вечером Андрей читает маляву от своего друга-Вована из верхней хаты: «Пришли мне сигарет…» Каких, блядь, сигарет, если я и сам на подножке еду!» (Андрей действительно последнее время постоянно стреляет сигареты у Цыгана. Мы с Васей не курим.)

26 мая, понедельник

Вася днем что-то опять разговорился и начал вдруг подробно рассказывать о своей службе. Что закончил, как служил, в каких именно местах. Цыган слушает и поддакивает: «Да, знаю. У меня там одна чувиха была». Когда добрались до Таджикистана (Вася и там служил!), Цыган совсем оживился:

— Такая у меня там классная телка была! В Ленинабаде, когда мы на гастролях были. Интеллигентная, красавица, волосы черные, почти до самой земли. Даже к родителям своим возила знакомиться! Ну, приехали мы с ней, все честь честью. Родителям ее я понравился. Мы, говорят, согласны. Можешь жениться.

— Ну, и как ты? Женился?

— Да ты чего! В гостиницу привел, трахнул и уехал.

— Слушай, Цыган. А вот у тебя столько женщин было, а ты заразиться не боялся? Никогда ничего не подхватывал?

— Никогда! Даже мандавошек никогда не было. Бог хранил. Даже, бывало, одну телку с приятелями трахаем — они заражаются, а я нет.

Да и сам я всегда следил. У меня уже глаз наметанный. Если, там, лифчик хоть чуть-чуть грязный или трусики — все! Девочка, одевайся и до свидания! У женщины белье должно быть идеально чистым. Если хоть какой-то запах есть, особенно от трусов — все! Трясина!

— А с проститутками ты общался?

— Общался, конечно, но мне не нравится. Особенно на Западе. Хуй сразу руками и ртом хватает и начинает работать, как станок. В Венгрии, помню, трахал одну стриптизершу. Так, ничего особенного, но гибкость, конечно… Ноги как у нее работают! Так изгибается и раздвигает все, что хоть кол в нее всаживай. Хотя впрочем, я и у нас одну такую знал. В кафе Павелецкого вокзала работала. То ли в «Хрустальном», то ли в «Кристальном», не помню уже. За двести рублей на бутылку из-под шампанского пиздой садилась. И та вся в нее входила! Великан. Ребята кругом охуевали! А ни с кем не трахалась.

Да. Мне, говорит, ваши хуи, как кролику морковка. Ну, естественно, если мышцы так разработаны. И не пила, кстати. Вообще, если женщина пьет — считай, она чужая жена. Это уже проверено сто раз!

Вечером Цыгану приходит малява с больнички. От какого-то старика, с которым он там познакомился и за которого он почему-то очень переживает.

«Представляешь, старик, шестьдесят шесть лет. Пил на кухне с соседом. Тот напился и стал его избивать. Выбил все передние зубы.

Так, наверное, и забил бы до смерти. А чего он может сделать? Он же старик! Он схватил кухонный нож и ударил. Попал в сердце. Насмерть.

А у того родственники какие-то высокопоставленные из ФСБ оказались.

Сразу ему сказали: «Ты по любому будешь сидеть!» Вот, пишет, суд был — десять лет дали. А за что? Чистая же самозащита! Бабка после суда подошла к судье и в открытую спросила: «Сколько вам заплатили?»

Цыган, как ни странно, похоже, действительно принимает все это очень близко к сердцу. Читает дальше.

— Кто там, блядь, смотрящий за больничкой? Вот, пишет: «За последние полтора месяца получили четыре пачки «Примы» на шесть человек. Курить вообще нечего!»

— Как это нечего?! — удивляюсь я. — Я сам лично недавно отправлял на больничку несколько сотен пачек сигарет!

(Я действительно по просьбе воров недавно это сделал.)

— Сергей, все это такая грязь! — неожиданно вмешивается Андрей. — Все эти смотрящие, блядь, следящие. Смотрящие за продуктами! Ему грузы идут отовсюду, со всего централа, а он их себе под шконку складывает. У него там целые склады, а на общаке голяк. Ни чая, ни курева — ни хуя! А у него мешки под шконарем. Все, что хочешь — чай, сахар, сигареты. А он их потом на водку или на наркоту меняет.

— Да еще грузины эти! — горячо поддерживает Андрея Цыган. — И откуда они только берутся? Все ведь воры грузины. Славян вообще нет.

Покупают у себя там в Грузии титул. Ему двадцать лет, он не сидел ни разу — ну, какой он вор? И везде они своих ставят. Да я сам был свидетелем. Я на больничке на дороге работал — все грузы через меня шли. Все я собственными глазами видел. Нам — «Приму», а своим грузинам — хорошие сигареты, с фильтром.

Да-а… Тюремная жизнь поворачивается ко мне все новыми и новыми гранями. Впрочем, а чему тут удивляться? Везде одно и то же, что в тюрьме, что на воле. А в Антарктиде, к тому же, еще и холодно.

27 мая, вторник

Возвращаюсь сегодня от адвоката, и что же я вижу? Дверь нашей камеры распахнута, все наши вещи (вплоть до матрацев) вытащены в коридор, в коридоре и в камере полно охранников. И все, заметьте, со звездочками. Одни офицеры. Похоже, тут собралось все тюремное начальство!

Это еще что за новости? Что, блядь, еще стряслось? Нас что, все-таки раскидывают?

Оказалось, ничего подобного. Просто очередной шмон. Правда, на этот раз какой-то уж совсем фантастический. Вплоть до сверки всех личных вещей по карточкам. (На каждого заключенного заводится специальная личная карточка. Где, в частности, указаны все его вещи, как привезенные им с собой при заезде в тюрьму, так и полученные в вещевых передачах и пр. Ну, типа: «кроссовки белые Адидас» и т. п.)

«А вот и он! — обрадовались мне мусора, когда я зашел в камеру. — Забирайте свои вещи и выходите в коридор». Начинаю выносить. Очередь доходит до книг. Книг много, и когда я пытаюсь вынести сразу всю стопку, верхние начинают сыпаться. Я наклоняюсь и пытаюсь их поднять, но тогда сыпятся следующие. Так продолжается довольно долго. Все это время рядом на шконке сидит молоденький охранник и безучастно на все это сморит. Помочь, естественно, не пытается. В конце концов мне все это надоедает, я кладу книги на пол и выношу в два захода. В коридоре уже вовсю идет сверка.

— Где норковая шапка? Где кожаная куртка? — орет какой-то толстый майор на перепуганного Васю.

— Да я уже шесть камер сменил! Куртку отдал одному парню, у него вообще ничего не было, шапку тоже. Они все равно все уже старые были, — оправдывается Вася.

— Где норковая шапка? Где кожаная куртка? — не унимается майор.

(Господи, да ему-то что? Ну, нет — и нет!)

Наконец процессия приближается и ко мне.

— Так! Почему два одеяла?

— Одно выдали, одно в ларьке купил.

— Два не положено!

— Как это не положено? Я же у вас в ларьке его покупал!

— Два не положено.

— Зачем же вы тогда мне продавали? Зачем я деньги платил?

— Вот чего я не люблю, так это демагогии! — отечески укоряет меня майор (тот самый, что орал на Васю). — Ведь ясно же Вам сказано: два не положено!

— И что это вообще за разговоры! Вы в тюрьме! — не выдерживает стоящий рядом какой-то мелкий опер (кажется, какой-то лейтенантишка).

Все ясно. Чего это я, в самом деле, разговорился? Ну, не положено два одеяла — значит, не положено. Я же в тюрьме. Пес с вами и с этим злосчастным одеялом. Забирайте, ироды. Благо — лето уже на дворе. Не замерзну.