Записки истребителя

Гибель Мотузко произошла не столько вследствие его ошибки, сколько из-за ошибки других. Его сбили в конце сражения. Еще задолго до боев под Яссами Мотузко стал моим ведомым, в паре с ним мы сделали сто четырнадцать боевых вылетов. На этот раз меня срочно вызвали на командный пункт вышестоящего командира. Когда я вернулся оттуда, очередная группа истребителей находилась уже в воздухе. Мотузко полетел с другим ведущим. О слетанности вновь составленной пары не могло быть и речи: это были два разных человека, два различных характера. Фашисты превосходили наших в количестве. Группа рассыпалась, и каждый дрался сам за себя. На Колю навалилось четыре вражеских истребителя. Одного он сбил, но три остальные сбили его.

В этом случае было нарушено золотое правило о слетанных парах истребителей.

Менее опытные летчики оказались сбитыми из-за своей неопытности, чаще всего вследствие недостаточной осмотрительности в воздухе. К неопытному летчику "мессершмитт", как правило, подбирался незамеченным, и атака его становилась неотразимой.

Так был сбит Андросенко. Он выпрыгнул на парашюте и приземлился на нейтральной полосе. Укрывшись в воронке, летчик решил ждать до темноты.

- Воронка большая, и я устроился удобно,- рассказывал он после. - Лежу, смотрю в сторону противника - за своими чего же смотреть? Вдруг сильный удар по голове. Очнулся в нашей траншее. Солдаты думали, что приземлился немец, и попытались захватить в плен. Конечно, предварительно стукнули по голове.

Андросенко не видел "фокке-вульфа", который сбил его самолет. Он почувствовал лишь, как полетели осколки разбитого стекла от приборов, увидел, как загорелся бензин.

- А ведь я тоже гнался за фашистом, - говорил Андросенко. - Еще бы пять секунд - и срубил бы его.

- Целишься в одну точку, а смотреть должен за всем небом, - поучал Егоров.

- Теперь уж буду смотреть. В другой раз так просто они меня не возьмут. Эту науку я начал понимать...

НА ЛЬВОВСКОМ НАПРАВЛЕНИИ

Ничто так не бросает человека из края в край, как война. Утром были в Румынии, вечером уже под Львовом. Видимо, скоро предстоят бои на этом направлении.

Скоро... Оказалось скорее, чем я предполагал. На следующий по прилете день, 14 июля, рано утром полк был построен под боевым знаменем. Читали обращение Военного совета 1-го Украинского фронта о наступлении. Обращение призывает войска к полному освобождению Украины, чтобы ускорить разгром ненавистного фашизма. Но как волнуют, трогают за сердце и поднимают эти слова! В коротких выступлениях летчики и техники клялись, что не пожалеют сил, но задачу выполнят...

Летчики расходятся по эскадрильям. Техники осматривают самолеты, радисты проверяют настройку передатчиков. Тишина. Но не та гнетущая, что давила перед сражением на Курской дуге, когда ты не знал, в какой миг она взорвется, а тишина, вселяющая бодрость, уверенность. Пусть ты волнуешься, отсчитываешь минуты до начала боя, но у тебя нет чувства подавленности, рождаемого неясностью положения. Начнем мы, и начнем в точно определенное время...

И вдруг гром на десятки километров. Бьет артиллерия. Вскоре пошли бомбардировщики. Их колонны, казалось, заполнили все небо.

Мы выполняем задачу прикрытия, но авиация противника показывается малочисленными группами, и наши истребители уничтожают их без особого труда.

Фашисты считают более благоразумным спасаться бегством. Что ж, бегите, это очень знаменательно - от хорошей жизни не побежишь.

Первый день наступления не сохранил в моей памяти каких-либо ярких боев. Немцы были морально подавлены. Один "фокке-вульф" до того запаниковал, что забыл, где лево, где право, и пришел на... наш аэродром.

Но это в воздухе. На земле же враг более упорный.

Два напряженных дня войска фронта пробивали брешь в его обороне. Гитлеровцы бросали в контратаки танки, пехотные соединения. Два дня колебалась чаша весов.

Поле на направлении главного удара сплошь покрылось темными пятнами воронок. Но на третьи сутки фашисты не устояли. Оборона их лопнула, и наши механизированные части вышли на оперативный простор.

С вводом в Прорыв подвижной группы фронта мы перешли на ее прикрытие. Наша задача - не допустить, чтобы группа оказалась под бомбовым ударом врага.

Танки рвутся вперед, сметая вражеские заслоны, обходя отдельные укрепленные пункты немцев. Определить нахождение передовых отрядов с воздуха можно лишь по вспышкам снарядов да но возникающим пожарам. Если же танкисты продвигались без сопротивления, задача их обнаружения усложнялась еще больше.

Тогда приходилось прикрывать определенный район.

Это обстоятельство сильно затрудняло действия истребителей. Но вот в танковые части начали направлять авиационных офицеров с радиостанциями, и положение наше сразу улучшилось. Имея постоянную радиосвязь, мы также передавали танкистам ценные для них сведения о противнике.

Во второй половине июля наши подвижные войска подошли к Рава-Русской и Перемышлю. Львов еще у противника, но он окружен, и судьба его предопределена.

Нам поручили прикрытие бомбардировщиков, которые наносили удары по железнодорожным узлам и мостам.

Погода в эти дни стояла облачная. Кучево-дождевые облака то свисали до земли, то поднимались до трех - пяти тысяч метров. Наблюдение за воздушным пространством ограничивалось. Полет в облаках походил на полет в ущелье причудливо нависших и постоянно изменяющихся серебристых отвесных обрывов. Встреча с самолетами противника была чаше всего неожиданной, а воздушный бой состоял, как правило, из нескольких атак.

Из этих дней запомнился один случай. Однажды оторвавшийся от группы молодой летчик соседнего полка, выскочив из-за облака, увидел, как два "мессершмитта" навалились на нашего "лавочкина". Истребитель последовал на помощь. Стремительно атаковав одного фашиста, он длинной очередью зажег его самолет. Второй ""мессершмитт", боясь разделить участь товарища, поспешил скрыться. Так как ориентировка молодым летчиком была потеряна, ему пришлось следовать за "лавочкиным" до аэродрома его посадки. Велико же было удивление летчика, когда из "лавочкина" вылез пилот в иностранной форме и быстро направился к своему спасителю.

- Спасибо, товарищ, - сказал он. - Если бы не ты, дело могло кончиться плохо. Вовремя помог.

Это был чешский летчик, видимо, бывалый воин. На груди его красовались награды - ордена и медали, Сняв со своего мундира одну медаль, чех укрепил ее на груди советского летчика.

Немцы не смогли удержаться во Львове. Войска фронта продвинулись вперед, форсировали реку Сани подошли к Висле.

Поспешно отступая, противник не успевал разрушать аэродромы. Один из таких аэродромов - Турбя был выделен нашему полку. Правда, он находился всего лишь в трех километрах от противника, в полукольце, но другого более подходящего аэродрома не было.

Наши войска накапливались на Висле. Они готовились форсировать ее южнее Сандомира в районе Тарнобжег. Стремясь воспрепятствовать этому, противник подбросил свежкие авиационные соединения. Появились "мессершмитты" с изображением на борту стрелка с луком. Это был авиаотряд, которым командовал немецкий ас Буш. Авиаотряд Буша комплектовался из отборных летчиков, прошедших школу воздушного боя и имевших на своем счету не менее чем пять побед у каждого. Появились также новые двухмоторные штурмовики "Хейншель-129".

- Ну что ж, отборные так отборные, - говорили наши летчики. - Мы ведь тоже не лыком шиты. Проверим, на что эти отборные способны...

САНДОМИРСКИЙ ПЛАЦДАРМ

Начались бои за переправу, за плацдарм, который впоследствии получил название сандомирского. Наши войска зацепились за правый берег и упорно расширяли захваченный пятачок. Гитлеровцы обрушивали на них артиллерию, танки, авиацию. Вражеские бомбардировщики одновременно бомбили и переправу, которая связывала части на плацдарме с основными силами.

Мы ведем воздушные бои над плацдармом. Противник перешел к тактике массированного использования своей авиации. Собрав в один кулак большие силы, он неожиданно появляется то в одном, то в другом месте. Чтобы упредить внезапный удар, мы вынуждены барражировать непрерывно. Конечно, наши истребители не могли патрулировать большой группой, поэтому завязывать бой нам всегда приходилось в невыгодных условиях. На каждого из нас доставалось по пяти - шести, а то и более вражеских самолетов. И так дрались, пока не приходила вызванная с аэродрома помощь.