Неизвестный Юлиан Семенов. Умру я ненадолго...

Если потребуется более конкретное разбирательство сценария в плане чисто экспертном — я готов выступить со своей точкой зрения где угодно.

Повторяю: это законченная работа, посвященная важной теме, написана писателем Владимиром Беляевым так, что все разговоры о степени профессиональности этого литературного труда мне представляются несерьезными.

С уважением

РЕЦЕНЗИЯ

70-е г

Уважаемый товарищ Шевченко!

Ваше письмо с рассказом получил. Рассказ прочитал.

По-видимому, говорить надо друг другу только правду, потому что в литературе, как, впрочем, и в жизни, вещь весьма опасная — успокоительная ложь. Рассказа у Вас не получилось.

Произошло этого из-за того, что Вы, вероятно, не слишком начитанны. Литература — это каждодневный, изнуряющий труд, здесь сомодеятельность не вывезет.

Это — как солдатская служба: всего себя надо отдавать без отдачи, только тогда 101что-нибудь может получиться. И потом — надо иметь что сказать людям.

А Вы просто описываете Ваш последний день перед уходом в Советскую Армию, и интересно это только Вам да и той девушке, которую Вы вывели под именем Светланы. А литература должна интересовать каждого — только тогда это будет литература, а не веселое времяпрепровождение. Советую Вам побольше читать.

Горький писал: «Любите книгу — источник знания». Это мудрые слова мудрого человека. Помните их, сле- дуйте им. Не торопитесь писать — добрый совет Вам. Пишите только тогда, если Вы не можете не писать и будете уверены, что сказанное Вами — открытие, без которого люди жить не смогут! Опять-таки сошлюсь на при- мер Горького: он стал писать, когда накопил жизненный опыт, когда он заговорил с читателями о том, что до него было неведомо.

Еще советую: не посылайте свои рассказы наобум: кого увидите в редколлегии.

Если Вы станете побольше читать, у Вас определятся свои симпатии к тому или иному писателю — с таким человеком Вам имеет смысл поддерживать связь, у такого человека Вы сможете чему-то поучиться.

Желаю Вам всего хорошего, хорошей службы в Армии.

С уважением

«МЕТР И РИТМ, КОТОРЫЙ НАМ НУЖЕН»

(Рецензия на книгу Б. Иванова «Метр и ритм»)

1974 год

Бранить литературную критику стало занятием модным.

Подчас это справедливо — особенно если критик берет себе право выставлять баллы тому или иному произведению, повторяя очевидное; подчас — вовсе несправедливо.

Для меня, например, злая, но доказательная статья дороже панегирика, если я нахожу в ней нечто такое, что открывает для меня неведомое, что объясняет мне — меня.

(«Мне», «меня» в данном случае, смею думать, обобщение, ибо любой литератор хочет получить от критика разбор не только очевидного, зримого, но и того, чего нет в его произведениях, но что — по логике искусства и жизни — быть в нем должно.)

Однако сейчас нет-нет да появляются книги особого рода: критика — не критика, литературоведение — не литературоведение... Я бы определил такие книги, как некий паллиатив очерка, новеллы, анализа; паллиатив, который «настоян» на любви автора к своим героям, любви открытой, атакующей.

К такого рода книгам мне бы хотелось отнести последнюю работу Бориса Иванова «Свой метр и ритм». Это ряд портретов деятелей нашей литературы и искусства. Особенно мне хотелось выделить новеллы о Вадиме Кожевникове и Василии Кулемине.

Написанная с доброй грустью—во временном уже отдалении — зарисовка родной нам всем «Комсомолки» военных дней, быстрые, карандашные портреты Юрия Жукова, Бориса Буркова, Якова Хелемского, и на фоне этого — столкновение с замечательной прозой Кожевникова «Март — апрель», прозой особой, пронзительной, современной и сегодня, может быть даже особенно по-сегодняшнему современной.

Борис Иванов не дает оценок. Он не присваивает себе права судить: он добро и искренно рассказывает о мастере, с которым жизнь сводила его в Москве, Нью-Йорке, Каире. Из зарисовок рождается портрет Кожевникова. Человек и литератор, личность и художник — вопрос сложный, особый вопрос, и Борис Иванов не старается «жать», он бережет краски, он нарочито «сушит» себя: правда не любит декоративности.

Так же тонко и до щемящей боли грустно написан Василий Куле-мин, человек, которого нельзя было не полюбить, узнай его хоть на час. Автор рассказывает историю прелестную, историю горькую о том, как Василий Кулемин смог своим поэтическим СЛОВОМ победить человеческую жестокость, глупость, ограниченность.

Читая эту новеллу Иванова, названную точно и глубоко: «Не убивайте неожиданность», каждый, кто знал Василия Кулемина, не сможет не поблагодарить его друга, Бориса Иванова, за то, что он так по-настоящему, по-фронтовому, по-мужски хранит память о нем.

В книге собраны эссе о Борисе Федорове (о нем, пожалуй, можно было бы написать и побольше и пошире — самобытность этого поэта требует того), о наших художниках и кинематографистах. Фамилии, которые мелькают в прессе, в застольных беседах и коридорных пересудах, обретают человеческую явь, будь то портрет Ильи Копалина, Ивана Семенова или Ильи Глазунова.

«Свой метр и ритм» написана человеком неравнодушным и открытым, человеком скромным и добрым, который щедро отдает читателям свою любовь, отстаивая при этом свою позицию писателя — бескомпромиссную к противникам и открытого товарищам.

«КЛЮЧ ПОЗНАНИЯ»

(Рецензия на книгу «Японские записки» Н. Федоренко)

Видимо, этот таинственный ключ — предположи на миг его реальное существование — должен соответствовать символу «уважение», если опять-таки предположить существование такого рода символа.

Я подумал об этом, прочитав «Японские записки» Николая Федо-ренко, книгу талантливую, умную, добрую, «настоянную» на высоком уважении к этой далекой стране, к ее народу, истории, искусству, традициям. Подумал я еще и о том, что современный читатель, отбрасывающий книгу, лишенную истинного знания, глубины, информации, говоря языком научно-технической революции, «записки» Николая Федоренко о Японии прочтет с неослабным интересом оттого, что незнаемое становится ясным, далекое — твоим.