Психология в лицах

Исследование, написанное по военно-историческим материалам и отвечавшее насущным задачам той поры, представляет и теперь очень большой интерес и сохраняет свое научное значение. В нем речь идет, по определению автора, «об общих умственных способностях, о качествах ума, требуемых определенным видом практической деятельности».

Необычной была уже сама направленность работы — обоснование того, что умственная деятельность в «практической» сфере не является более простой или менее ценной, чем собственно теоретическая деятельность. Новизна и значимость работы были и в другом. В ней дан анализ особенностей отдельных выдающихся людей, раскрыто значение внутренних личностных особенностей для успешного выполнения деятельности. При этом свойства личности отнюдь не выступают здесь как «проекция» особенностей деятельности. Хотя данная область деятельности, как и всякая другая, как бы производит отбор соответствующих ей личностей и нужных их свойств и оказывает свое формирующее воздействие, субъект деятельности, как это показано Тепловым, совершает выбор способов деятельности, оценивает происходящее, творит свое участие в ней. Каждый Достигает нужного результата по-своему — индивидуальность накладывает отпечаток на деятельность.

Анализ материалов о выдающихся полководцах позволил обнаружить своеобразную диалектику умственных способностей, а именно необходимость совмещения противоположных качеств мышления: быстроты и неторопливости, осторожности и смелости, гибкости и устойчивости. Теплов подробно раскрывает такие умственные черты, как «схватывание» целого при одновременном внимании к деталям, способность находить быстрое решение, умение предвидеть и др. Было выявлено также значение знаний, образованности для роста способностей. Все содержание работы показывало, какого высокого, разностороннего развития личности требует «практическое мышление».

Характерная особенность данной работы состоит в том, что собственно умственные свойства раскрыты в ней в тесной связи с другими сторонами личности, прежде всего с волей. Одаренность полководца не может быть понята только как проявление интеллекта, она заключается в единстве интеллектуальных, волевых и эмоциональных моментов. Многосторонность анализа позволила получить полнокровные и убедительные, подлинно личностные характеристики.

Свежим ветром пахнуло от этой работы: она показывала, что научная психология может быть подлинно жизненной, помогающей разбираться в очень сложных психологических проявлениях личности. Личностный подход к проблеме интеллекта, равно как и содержащаяся в работе постановка проблемы интуиции, весьма актуален и для современной психологии.

В 1945 г. директором Психологического института стал А. А. Смирнов, а его заместителем — Б. М. Теплов. При новом руководстве начался период расцвета института. В эти годы раскрылись необыкновенные возможности Теплова как крупномасштабного руководителя, организатора науки. В послевоенное десятилетие он был, пожалуй, самым влиятельным из психологических лидеров, хотя и не занимал очень высоких постов и, как и Смирнов, так и не вступил в КПСС (при этом он мягко иронизировал, что в «нерушимом единстве партии и народа» надо же кому-то представлять народ, оставаясь беспартийным). Его высочайшая образованность и культура, проницательный ум, сильный волевой характер делали его главной фигурой на психологическом Олимпе. Для всех причастных к психологии значительность его как ученого и как личности была очевидна — его немного побаивались, почитали и любили.

Однако нельзя забывать, какая общественно-политическая атмосфера царила в стране в те годы. Конец 40-х — начало 50-х гг.: репрессии, параноидальный культ Сталина, партии, так называемые дискуссии, жестко направлявшие в определенное русло целые отрасли науки и культуры. Все это, разумеется, не могло не оказывать вредоносного влияния на то, что делалось и в психологии. Но благодаря таким деятелям, как А. А. Смирнов и Б. М. Теплов, некоторые мрачные веяния той поры проявились в психологии не так сильно, а то и вовсе прошли стороной. Психологический институт оставался неким оазисом, где сохранялись многие нормы порядочности и проявления бескорыстной преданности науке. Трудно переоценить в этом заслуги тандема Смирнов — Теплов. Директору и его заму по науке удавалось во многих непростых ситуациях отстоять интересы психологии, да и благополучие отдельных психологов (что требовало определенного мужества).

Оба — ученые высшего класса, последние представители прежней русской интеллигенции, гуманисты, проявившие себя и как мудрые политики. Да, они вынуждены были стать конформистами, то есть в политическом отношении уподобиться окружающим, «принять правила игры». Но в этом вынужденном конформизме они не теряли чувства меры, блюдя свою порядочность и достоинство.

«Лысенковский период», отозвавшийся в психологии безудержным (и по сей день не изжитым) пафосом формирования личности и столь же решительной критикой представлений о природно-генетической основе индивидуальных различий, лишал Теплова возможности по-прежнему заниматься изучением проблемы способностей. Атмосфера была слишком накалена и попросту небезопасна. Теплов решил «переждать», как бы отойти в сторону, занимаясь историей психологии. Вместе с тем начиналась новая политическая кампания в науке — приближалась «павловская» сессия двух академий (1950).

Теплов всегда с пиететом относился к трудам И. П. Павлова и к самой личности этого выдающегося русского ученого. Он, как и Л. С. Выготский и С. Л. Рубинштейн, был склонен многое почерпнуть из павловского объективного метода изучения психики. С трудами Павлова он был знаком не понаслышке. Когда же началось расширительное толкование павловского наследия и на его основе стала провозглашаться «перестройка» психологии, оценка такой кампании Тепловым не могла быть однозначной. Он считал, что обращение к Павлову было противовесом лысенковщине. Ведь павловские работы — это серьезная наука. При этом он, конечно же, понимал безнадежность попыток «слияния» психологического и физиологического подходов применительно ко многим собственно психологическим проблемам. Но в некоторых разделах психологии такое сближение представлялось ему перспективным. В павловском наследии он особенно ценил учение о типах высшей нервной деятельности.

Сам Павлов, как известно, связывал типы нервной системы с различиями по темпераменту, что получило всеобщее признание. Но Теплов увидел в типологических свойствах нечто большее — подлинное доказательство существования природных предпосылок широкого спектра индивидуально-психологических особенностей. И Теплов принял поистине судьбоносное для его дальнейшей научной жизни решение: он перевел работу своей лаборатории в основном в психофизиологическое русло. Научной программой «на перспективу» стало исследование физиологических основ индивидуально-психологических различий. Такая цель воодушевляла его. Вероятно, это и было поиском «ниши», где можно было заниматься честной работой, — он оставался в пределах добросовестной, доказательной науки.

С точки зрения личной судьбы Теплова вряд ли можно назвать естественным или тем более благоприятным для него принятое им «самоограничение» — прежде всего изучать физиологические предпосылки индивидуальных различий. Скорее в этом можно увидеть драматизм его судьбы, когда психологу по призванию пришлось отойти, хотя по замыслу и временно, но на деле до конца жизни, в смежную область науки.

Уже через несколько лет интенсивных исследований стала возникать новая пограничная область науки — дифференциальная психофизиология, основанная на строгом эксперименте и подводящая естественно-научную базу под изучение некоторых индивидуально-психологических различий (поначалу в области ощущений, времени реакции, а также и более общих динамических особенностей психики). Новое направление исследований постепенно стало значительным явлением в психологии.

В дальнейшем идейная атмосфера стала относительно более свободной, и Теплов мог бы вернуться к своей излюбленной теме на собственно психологическом уровне. Но он уже был общепризнанным авторитетом в физиологии высшей нервной деятельности, высококомпетентным в электрофизиологии, в области математической статистики (показательна его статья о факторном анализе) — он уже не мог оставить возглавляемую им большую коллективную работу.