Вне игры

Премьера спектакля по Достоевскому «Пассаж в Пассаже» была назначена на 19 августа 1991 года. Я ехала в театр на трамвае, а по Ленинградскому проспекту шли бэтээры. Помню, как было страшно. Все смотрели в окна трамвая и молчали. В этой удушающей тишине я заплакала, и несколько женщин тоже. В театре все ходили как потерянные. Зрители пришли с цветами и толпились в фойе с испуганными лицами. Мы отменили премьеру и с охапками цветов вернулись домой. Муська пошла ко мне. Она была единственным человеком из театра, кто решил идти со мной на баррикады. Дома мы оделись в брюки и куртки, нарезали бутербродов и, взяв два термоса с кофе, отправились к Белому дому.

Удивительная там была атмосфера — несмотря на общее напряжение, люди встретили нас с такой радостью и теплотой; никогда ни до, ни после я не ощущала такого духовного родства, такого братства, какое царило тогда там, у Белого дома. Я увидела там много своих знакомых, с которыми мы давно не встречались. Совершенно чужие люди подходили ко мне и, улыбаясь, жали руки со словами: «Спасибо, что вы с нами». Все эти три дня слились в один. Сначала у меня было такое же чувство страха и неизбежности, какое бывает перед сильной грозой. Да и небо, помню, было какое-то закатно-красное, напряженное. Вдалеке уже слышался грохот танков, кое-где прозвучали выстрелы. Мужчины вставали в цепочку, крепко держась за руки. Все говорили почему-то вполголоса. На Арбате уже пролилась кровь, а женщины окружали танки, умоляя солдат не стрелять в своих. И эти вчерашние мальчики, привыкшие к безоговорочному подчинению командирам, сумели, среди грохота и неразберихи приказов, услышать голоса своих матерей и остаться истинными сынами своего Отечества.

А потом, когда утром третьего дня мы с Муськой, замученные, в пыльных куртках, с пустыми термосами в сумках, возвращались домой, небо вдруг расчистилось, и яркое солнце ослепило наши сонные, но счастливые глаза. Мы тащились к метро, а навстречу нам двигалась какая-то делегация. Среди этих весёлых, оживлённо говорящих людей я увидела элегантно одетую женщину с брильянтами в ушах, которая вдруг протянула к нам с Муськой руки и, обдав лёгким облаком французских духов, с недоумением спросила: «Куда же вы? Мы ведь победили!» Неожиданно я узнала Людмилу Максакову.

А потом началась совсем другая жизнь. Муська уже не работала в театре. Они с Семёном объединились и почему-то стали торговать конфетами. Однажды она заявилась ко мне без звонка с огромной неподъёмной сумкой.

— Что это? — в ужасе спросила я, пытаясь поднять сумку.

— Деньг’и! — зло ответила Муська. — Ты бы знала, какая это тяжесть! А эта г’адина даже не думает мне помог’ать! Нет, знаешь, что я тебе скажу? Чтобы узнать мужика, с ним не надо спать. С ним надо вместе поработать! Если бы ты знала, какое это г’овно. Он же за копейку удавится!

Я узнала мою Муську, мы опять хохотали и пили чай на кухне. Но всё реже и реже залетала ко мне в дом эта экзотическая бабочка. От общих знакомых я иногда узнавала новые штрихи её биографии. Её бывший муж всё-таки уехал в Америку и действительно стал там прекрасно работать, а вскоре отправилась к отцу и умница Ирочка, которая при всех жизненных передрягах смогла поступить в Московский университет, а потом, уехав, стала отлично учиться в университете в Штатах. Что стало с Семёном, не знаю, но два года назад у меня в квартире раздался звонок, и знакомый весёлый голос прокричал:

— Муська! Это я!!!

— Ты что, опять бомж? — радостно спросила я, почувствовав её совсем рядом.

— Муська! Ты не поверишь! Я в Америке!!!

— Как это?! — оторопела я.

— Ты же мне всег’да говорила, что надо верить в чудеса. Помнишь? Вот я и поверила и выиг’рала «Грин-карту»!

— С ума сойти! Как же я за тебя рада! Ну, и как ты там, с кем живёшь? Вы с Ирочкой вместе?

— Да ты что! Ирочка своей жизнью живёт, а я наконец-то своей! Муська! У меня любовник совсем молодой мальчик, ни бум-бум по-русски! Он меня обожает!

— Слушай, ну а как у тебя с языком, ты что, английский выучила и всё там так же «гекаешь»?

— Хоть я тебя и люблю, но ты всё такая же дура! Запомни, пока я жива, язык лучше всего изучать половым путём!

Порх! Что-то зашуршало в трубке, а может быть, бабочка вылетела в открытое окно…

Зеркала не было. Была только чёрная рама, и там, за ней, Фанни Элис видела зияющую тёмную пустоту зрительного зала.

Через час зал заполнится людьми, и она будет «ходить по проволоке», чтобы в очередной раз доказать им всем, а главное себе, что она ещё жива, что она актриса! А сейчас эта чёрная пустота зеркала тянула её. Она засасывала Фанни в воронку, показывая ей где-то там, в глубине, картины её прошлой жизни. Её любовь, её потери, её ошеломляющий успех в роли Аркадиной в «Чайке». И её падение в бездну. В бездну одиночества, пьянства и забытья! Если бы не Хекки! Эта верная подруга, её гримёр, костюмер, её совесть и её ангел-хранитель! Никогда не сидела бы она опять перед этим зеркалом, раздираемая страхом и надеждой перед выходом на сцену.

Как я сразу проникла в образ Фанни! Как дорога мне стала её судьба! Совершенно случайно я нашла эту никому не известную пьесу Джона Кромвелла «Премьера». Моей подругой, моей Хекки, стала Наташа Волкова. Она так же, как и я, удивительно точно ощутила эту связь, этот дуэт двух одиноких женщин. Мы репетировали сами, и только когда всё было готово, рискнули показать наш спектакль Ю. В. Непомнящему. Он одобрил нашу работу, и мы стали играть два одноактных спектакля в один вечер, под общим названием «Звезда Бродвея». Вторым из них был «Ореамнус монтанус» В. Штейнбаха. В отличие от «Премьеры», там звездой Бродвея становился сбежавший от фермера Козёл. Побрив шерсть и надев костюм поп-звезды, Козёл начинает петь на эстраде и сразу становится для фанатов поп-идолом. Эта пародия на современных поп-звёзд разыгрывалась в жанре бурлеска. Тут Александр Клюквин просто купался в роли, находя всё более узнаваемые черты самовлюблённого, ограниченного Козла. Их дуэт с О. Щетининым (фермер) просто поражал остроумными находками, особенно смешно было то, что они играли на полном серьёзе. Замечательно вписывался в ансамбль Б. Борисов в роли продюсера Козла. Боже мой! Сколько таких Козлов гуляет сегодня по нашим эстрадам и экранам, отштампованных на «Фабриках звёзд»! Жаль, что после нас никому не пришло в голову взяться за этот сюжет, мне кажется, что он становится с каждым днём всё более актуальным.

В наследство от кинотеатра «Темп» нам осталось чудесное фойе из белого мрамора с хрустальными люстрами. Переступив порог театра, зрители сразу оказывались в атмосфере праздника. Кроме того, это фойе обладало великолепной акустикой. И вот однажды моя сестра Наталья Бурмейстер, известная пианистка, ученица Г. Г. Нейгауза, предложила нам устраивать в фойе вечера камерной музыки. Наташа в это время работала в Москонцерте, давала сольные концерты и выступала аккомпаниатором с солистами филармонии. Мы просто пришли в восторг от этой идеи. И с этого дня раз в месяц Н. Бурмейстер стала проводить утренники для детей, под названием «Душа ребёнка». Кроме того, вместе со своим мужем И. Верженским она организовала камерные концерты для взрослых зрителей, в которых участвовали солисты Московской филармонии.

Великая музыка зазвучала в нашем фойе! Наташины утренники действительно открывали для души ребёнка огромный непостижимый мир музыки. Все свои программы она придумывала сама, становясь автором, исполнителем и ведущей этих встреч. Каждый раз Наталья Владимировна подыскивала сюжет к своим музыкальным композициям. И это был А. С. Пушкин и его сказки и поэмы, это был Антуан де Сент-Экзюпери со своим «Маленьким принцем», и современные сказки Н. Абрамцевой, и многие другие авторы. А как мы все вместе с детьми и их родителями отмечали праздник Рождества Христова и Светлой Пасхи! Действительно, приход детей в наш театр благодаря Наташиным утренникам заставлял задуматься о специальном детском спектакле. Но для начала мы решили провести вечер памяти чудесной сказочницы Натальи Абрамцевой. В это время на TV по каналу «Культура», в передаче «Чудо-сказка» с режиссёром Л. Сукач, часто читали сказки Н. Абрамцевой. Неожиданно я познакомилась с родителями Н. Абрамцевой, которые захотели, чтобы я тоже стала читать на TV «Сказки для добрых сердец». Я была просто счастлива! Мало того что сами сказки поразили меня своей мудростью и добротой, я читала их, окружённая детьми!