Записки графа Е.Ф.Комаровского

В день рождения императора, 12 декабря 1824 года, его величество пожаловал мне табакерку с своим портретом, осыпанную бриллиантами.

Весной 1825 года император отправился в Варшаву; возвратясь оттуда в июле месяце, проехал прямо на Каменный остров: я встретил государя в качестве военного губернатора у самого дворца. Скоро император приказал меня позвать к себе. Его величество сказать мне изволил, что он столько же приятно был удивлен теперь, найдя все восстановленным и в лучшем, нежели прежде, виде, и в такое короткое время, как он был опечален опустошением, причиненным водою, когда со мною объезжал те же самые места, и изъявить мне изволил совершенное свое благоволение.

Я на сие донес государю, что еще много остается делать, ибо есть жители, не совсем водворенные в их прежние жилища. Государь знал почти всех коренных обывателей Каменного острова, особливо из отставных, служивших при дворе. Мне приятно было слышать после, что они самому императору отзывались весьма моими распоряжениями довольными.

В начале сентября месяца государь изволил отправиться в Таганрог и так рано выехал из Каменного острова, что я приехал в 4 часа утра во дворец и его величество уже там не застал. Я сам чрезмерно был огорчен и как будто предчувствовал, что мне не суждено будет более увидеть обожаемого мною государя и благодетеля.

Занятия мои, как временного военного губернатора Петербургской и Выборгской сторон, — ибо на место генерал-адъютанта Депрерадовича назначен был генерал-адъютант Паскевич, а по получении им в командование 1-го армейского корпуса мне поручено было начальство и над Выборгскою стороною, — продолжались целый год. Из представленных мною отчетов в центральный комитет видно было, что израсходовано по Петербургской стороне: хозяевам домов, снесенных водою, — 1600 рублей; хозяевам домов разоренных — 19 783 руб.; хозяевам домов, менее потерпевших, — 198 977 руб. 50 коп.; людям, недвижимой собственности неимущим, — 76 319 руб. 50 коп.; людям торгующим — 61 997 руб. 50 коп.; промышленникам — 17 155 руб.; ремесленникам — 11 895 руб., выдано разным лицам в Колтовской — 2443 руб.; священникам роздано в церквах — 6700 руб.; куплено одежды на 15 763 руб. 30 коп.; на продовольствие пищею — 39 439 руб.; порций — 9005 руб. 9 коп.; снабжено коровами на 6440 руб.; на лечение больных — 15 235 руб. 48 ¹/₄ коп. [86]; на продолжительные пособия — 4422 руб.; за спаривание в бане — 150 руб.; на исправление домов и заборов поврежденных — 51 810 руб. 96 коп.; сверх того, из пожертвованных материалов и собранного леса — 1573 руб.; на железные печи для сушки домов — 1096 руб. 80 коп.; за означение линий возвышения воды — 57 руб. 30 коп.; за уборку утонувшего скота — 2054 руб.; за очищение улиц от нанесенного водою леса 2701 руб. 69 коп.; на канцелярские и прочие расходы и на разъезды чиновникам 9081 руб., а всего 634 351 руб. 86 ¹/₄ коп. Денежные пособия по Выборгской стороне были незначительные, и не простирались даже до 100 тыс. руб., и оные уже были почти окончены, когда я вступил в командование сею частию города. По представлению моему все чиновники, которые были употребляемы, и члены комитета получили награды.

Глава XI

Кончина императора Александра 1–14 декабря 1825 года — Командировка в Москву с объявлением о восшествии на престол Николая I — Присяга в Москве — Возвращение в Петербург. Награды — Прибытие тела покойного государя в столицу — Кончина вдовствующей императрицы Елисаветы Алексеевны — Поздравления иностранных держав с восшествием на престол — Эрцгерцог Фердинанд в Петербурге — Верховный суд над преступниками — Коронация императора Николая I — Замужество дочери — Кончина императрицы Марии Феодоровны — Прошение об увольнении от звания командира отдельного корпуса внутренней стражи — Болезнь и отпуск — Женитьба сына и рождение внучат — Дела семейные

Когда о болезни государя сделалось известно, я всякий день ездил в Зимний дворец, чтобы узнавать о получаемых о том сведениях. В одно утро я приезжаю во дворец и при входе в первую комнату вижу фельдъегеря с сумкой на груди; я спрашиваю у него, откуда он приехал. Он мне отвечал:

— Из Таганрога.

Я продолжал:

— Каков государь?

Фельдъегерь тихо мне сказал:

— Скончался.

Я не могу изобразить, что я почувствовал, услышавши сию ужаснейшую весть. Я первого встретил флигель-адъютанта Дурново, который в слезах мне говорил:

— Не угодно ли вам, граф, идти вместе со мной в большую церковь присягать императору Константину Павловичу; великий князь Николай Павлович уже присягнул. В большой придворной церкви находился священник, и поставлен был аналой, на котором лежал крест, Евангелие и присяжный лист; и я, присягнув, на нем подписался.

В день восшествия на престол императора Николая Павловича, 14 декабря 1825 года, после присяги, я возвратился домой с тем, чтобы в час пополудни ехать опять во дворец к молебну. Желая иметь обнародованный по сему случаю манифест, я послал купить один экземпляр оного в сенатскую типографию старшего адъютанта штаба моего, поручика Жукова. Он через несколько времени возвращается и с встревоженным видом говорит мне:

— Бунт! Вся площадь Сенатская наполнена солдатами, которые кричат: «Ура, Константин!» И множество еще со всех сторон бегут туда и солдат, и народа.

Я тотчас же приказал заложить себе карету и поехал к Зимнему дворцу. Площадь уже вся была наполнена народом; я вышел из кареты и, видя государя верхом перед первым батальоном Преображенского полка, удивился, что никого из генералов при нем не было; когда я подошел к его величеству, он мне сказал:

— Представь себе, есть люди, которые, к несчастию, носят один с нами мундир и называют меня самозванцем. Ты слышишь этот крик и выстрелы, но я им покажу, что я не трушу.

Скоро после того я увидел генерал-адъютанта князя Трубецкого, Кутузова, Васильчикова, Левашева и Бенкендорфа, приехавшего донести, что полк конной гвардии идет, и действительно, оный начал выстраиваться спиной к дому князя Лобанова. Между тем крики и выстрелы на Сенатской площади продолжались. С.-Петербургский военный губернатор, граф Милорадович, узнавши о сем возмущении, поехал верхом, чтобы вразумить сию бунтующую толпу, но получил две тяжелые раны, от которых через несколько часов умер. Народ так теснил взводы первого Преображенского батальона, что ему нельзя было подаваться вперед, и мы должны были уговаривать толпу, чтобы дали места. Государь приказал привести для нас верховых лошадей. Вдруг подходит к его величеству один офицер в драгунском мундире, превысокого роста, у коего голова завязана платком. Государь спрашивает:

— Кто вы?

— Я штабс-капитан Якубович, — отвечал он, — пришел к вашему величеству с повинной головой; я сделался изменником против воли. Идучи по Вознесенской улице, я вижу, что несколько взводов лейб-гвардии Московского полка бегут и кричат: «Ура, Константин!» Они окружили меня и заставили кричать тоже; я не слыхал о восшествии вашего величества на престол и думал, что войска собираются для присяги Константину Павловичу, но, придя с ними на Сенатскую площадь, я приметил в войсках неустройство; не видя ни одного генерала и узнав, что ваше величество находится здесь, я пришел предстать пред вами.

Государь на сие сказал Якубовичу:

— Так как вы уже там были, то я приказываю вам возвратиться опять к ним и сказать от моего имени, что если все находящиеся на площади войска положат ружья и сдадутся, то я их прощаю.

Якубович на сие отвечал:

— Я пойду и ручаюсь, что исполню приказание вашего величества, но только знаю, что живой не возвращусь.

Некоторые из слышавших сие сказали:

— Прекрасно!

Но государь возразил:

— Погодите, господа, хвалить; увидим, чем это кончится.

Стоявший тут флигель-адъютант Дурново просил позволения у его величества пойти вместе с Якубовичем, на что государь согласился [87]. Митрополит Серафим, в полном облачении и с крестом в руке, послан был увещевать бунтовщиков, но сие не имело никакого успеха. Все бывшие при государе и приехавший в то время генерал-адъютант Толь просили его величество послать за артиллерией и для скорости приказать приехать конной артиллерии. Император отвечал, что он в ней не уверен, и с великим трудом согласился наконец послать за пешей артиллерией, которая сначала пришла с холостыми зарядами; но после уже привезли боевые.