Лу Саломе

Bab, Hans Jorgen: Lou Andreas-Salome. Dichtung und Personlichkeit, Diss. Berlin 1955

Bahr, Hermann: Die Überwindung des Naturalismus. Als zweite Reihe von "Zur Kritik der Moderne", Dresden und Leipzig 1891

Bäumer, Gertrud: Lou Andreas-Salomé, in: Die Frau, 44, 1936/37 und in: Gestalt und Wandel, Frauenbildnisse, 1939

Berlin, Isaiah: Russische Denker, Frankfurt/M. 1981

Binion, Rudolph: Frau Lou. Nietzsche's Wayward Disciple, Princeton 1968

Böckmann, Paul: Die Bedeutung Nietzsches für die Situation der modernen Literatur, in: Vierteljahrsschrift für Literaturwissenschaft und Geistesgeschichte, 27, 1953, S. 77 f

Bourget, Paul: Psychologische Abhandlungen über zeitgenössische Schriftsteller, München 1903 (1883)

Brandes, Georg: Moderne Geister. Literarische Bildnisse aus dem XIX. Jahrhundert, Frankfurt/M. 1887

Menschen und Werke. Essays, Frankfurt/M. 1894

Chapple, Gerald, und Schulte, Hans H. (Hg.): The Turn of the Century. German Literature and Art, 1890–1915, Bonn 1981

Gropp, Rose M.: Andreas-Salomé mit Sigmund Freud, Ergebnisse der Frauenforschung, 13, Weinheim-Basel 1988

Guery, F.: Lou Salomé: génie de la vie, Paris 1978

Hamsun, Knut: Psychologie und Dichtung, Stuttgart 1964

Heimpel, Elisabeth: Lou Andreas-Salomé, in: Neue deutsche Biographie, Bd. 1, 1953

Herz, Rudolf, und Bruns, Brigitte (Hg.): Hof-Atelier Elvira. 1887–1928. Ästheten, Emanzen, Aristokraten, München 1985

Koepcke, Cordula: Lou Andreas-Salomé. Ein eigenwilliger Lebensweg. Ihre Begegnung mit Nietzsche, Rilke und Freud, Freiburg i. B. 1982

Lou Andreas-Salomé. Leben, Persönlichkeit, Werk. Eine Biographie, Frankfurt/M. 1986

Livingstone, Angela: Lou Andreas-Salomé. Her Life (as Confidante of Freud, Nietzsche and Rilke) and Writings (on Psychoanalysis, Religion and Sex), London and Bedford 1984

Lublinsky, Samuel: Der Ausgang der Moderne, hg. von Gotthart Wunberg, Tৠbingen 1976

Muller-Loreck, Leonie: Die erzählende Dichtung Lou Andreas-Salomé: Ihr Zusammenhang mit der Literatur um 1900, Diss. 1972, veröff. Stuttgart 1976

Peters, Heinz F.: My Sister. My Spouse. A Biography of Lou Andreas-Salomé, New York 1962, London 1963; dt. Ausgabe: Lou. Das Leben der Lou Andreas-Salomé, München 1964

Pfeiffer, Ernst: Lou Andreas-Salomé, in: Handbuch der deutschen Gegenwartsliteratur, München 1965

Podach, Erich F.: Friedrich Nietzsche und Lou Salomé: Ihre Begegnung 1882, Zürich und Leipzig 1938

Schmidt Mackey, Ilona: Lou Salomé. Inspiratrice et interprète de Nietzsche, Rilke et Freud, Paris 1968

Soergel, Albert: Dichtung und Dichter der Zeit. Eine Schilderung der deutschen Literatur der letzten Jahrzehnte, 2 Bde., Leipzig 1911

Welsch, Ursula, und Wiesner, Michaela: Lou Andreas-Salomé. Vom "Lebensurgrund" zur Psychoanalyse, München-Wien 1987

Worbs, Michael: Nervenkunst, Frankfurt/M. 1983

Wunberg, Gotthart: Das junge Wien. Österreichische Literatur und Kunstkritik, 1887–1902, 2 Bde., Tubingen 1976

ПРИЛОЖЕНИЯ:

Лу Саломе.

ФРИДРИХ НИЦШЕ В ЗЕРКАЛЕ ЕГО ТВОРЧЕСТВА

"Mihi ipsi scripsi!" ("Обращаю к самому себе") — не раз восклицал Ницше в своих письмах, говоря о каком-либо законченном им произведении. И это немало значит в устах первого стилиста нашего времени, человека, которому удавалось найти, можно сказать, исчерпывающее выражение не только для каждой мысли, но и для тончайших ее оттенков. Тому, кто вчитался в произведения Ницше, слова эти покажутся особенно знаменательными. Ведь, по сути, он и думал, и писал только для себя, и только самого себя описывал, превращая свое внутреннее "я" в отвлеченные мысли.

Если задача биографа заключается в том, чтобы объяснить мыслителя данными его личной жизни и характера, то это в очень высокой степени применимо к Ницше, ибо ни у кого другого внешняя работа мысли и внутренний душевный мир не представляют такого полного единения. К нему наиболее применимо и то, что он сам говорит о философах вообще: все их теории нужно оценивать в применении к личным поступкам их создателей. Он выразил эту же мысль в следующих словах: "постепенно я понял, чем до сих пор была всякая великая философия, — исповедью ее основателя и своего рода бессознательными, невольными мемуарами" ("По ту сторону Добра и Зла").

Этим я и руководствовалась в своем этюде о Ницше, набросок которого прочла ему в октябре 1882 года. К самому "учению Ницше" я еще тогда не приступала. Однако из года в год, по мере появления новых произведений Ницше, мой этюд о нем разрастался. Свою исключительную задачу я видела в характеристике основных черт духовного облика Ницше, которые обу-словливали развитие его философских идей. Тот, кто стал бы оценивать Ницше как теоретика, взвешивать, что внес он в отвлеченную философскую науку, тот испытал бы разочарование и не постиг бы истинного источника силы Ницше. Значение этих идей не в их теоретической оригинальности, не в том, что может быть теоретически подтверждено или опровергнуто; все дело в той интимной силе, с которой личность обращается к личности, в том, что, по его собственному выражению, может быть опровергаемо, но не может быть "похоронено".

Кто, с другой стороны, захочет руководствоваться лишь внешней жизнью Ницше для понимания его внутреннего мира, тот опять-таки будет держать в руках лишь пустую оболочку.

Ведь, в сущности, никаких внешних событий в его жизни не происходило. Все переживаемое им было столь глубоко внутренним, что могло находить выражение лишь в беседах с глазу на глаз и в идеях его произведений. Монологи в миниатюре, которые составляют, главным образом, его многотомные собрания афоризмов, образуют единый и весьма обширный корпус мемуаров, высвечивая его собственный духовный облик. Этот облик я и попытаюсь воспроизвести здесь, передавая события — картины — его душевной жизни через его же философские изречения.

* * *

Хотя в последние годы о Ницше говорят больше, чем о каком-либо другом мыслителе, основные черты его духовного облика почти неизвестны. С тех пор как маленький, разрозненный кружок читателей, которые действительно понимали его, превратился в обширный круг почитателей, он стал достоянием масс, испытав при этом судьбу всякого автора афоризмов. Отдельные его идеи, вырванные из контекста и допускающие вследствие этого самые разнообразные толкования, превратились в девизы для разных, порой противоположных идейных направлений и используются в ожесточенных спорах, в борьбе убеждений, в столкновениях различных партий, совершенно чуждых их автору. Конечно, этому обстоятельству он обязан своей быстрой славой, внезапным шумом, который поднялся вокруг его мирного имени, — но то истинно высокое, истинно самобытное, что таилось в нем, по этой причине оказалось незамеченным, непознанным, быть может, даже отошло в более глубокую тень, чем прежде. Многие, правда, еще превозносят его достаточно громко, со всей наивностью слепой веры, не знающей критики, но именно они и напоминают невольно о его собственных жестоких словах. В своем разочаровании он говорит: "Я прислушивался к отклику и услышал лишь похвалы" ("По ту сторону Добра и Зла"). Едва ли кто-то пошел за ним, прочь от людей и повседневности, в одиночество своего внутреннего мира, едва ли хоть кто-нибудь сопутствовал этому недоступному, одинокому, замкнутому, странному духу, который мнил себя носителем чего-то безграничного и пал под бременем страшного безумия.

Порою кажется, что он стоит среди людей, ценивших его, как чуждый пришелец, как отшельник, который, только заблудившись, попал в их круг. С закутанной его фигуры никто не снял покрывала, и он стоит с жалобой своего "Заратустры" на устах: "Они все говорят обо мне, собравшись вечером вокруг огня, но никто не думает обо мне! Это та новая тишина, которую я познал: их шум расстилает плащ над моими мыслями".