Эй, вы, евреи, мацу купили?
Эй, вы, евреи, мацу купили? читать книгу онлайн
Зиновий Коган Львович – раввин, вице-президент Конгресса еврейских религиозных общин и организаций России. Родился 6 декабря 1941 года в Барнаульской области Алтайского края в еврейской религиозной семье. Обладатель ордена Святого Благоверного князя Даниила Московского третей степени, Коган Львович, делится с читателями историей своей жизни. Как и каждый человек, Зиновий Коган старается вспоминать из жизни только хорошие, добрые, наполненные светом и радостью моменты.
Ведь всегда интересно узнать судьбы других людей, людей известных и интересных.
Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних чтение данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту [email protected] для удаления материала
И вдруг, напротив, у колонн Вахтангова, звонкая мелодия банджей, флейты и бубен.
– Где?! Где? Бежим туда.
Кришна-кришна-кришна-а-а!!!
А уж кто и прихлопывал. Между тем, вошел в круг бледнолицый – размахнись рука. Завизжал с надрывом, топнул неумело и отчаянно. Толпа молчала, музыка жила. Он вышел вон из круга, оглянулся как прыгун на неудачную попытку. Его по-тренерски ругнул строголицый в черном казенном…
Ретировались.
Громче запели кришнаиты. Юродивая прихлопывала, губами причмокивала. Солнце не успело с крыши сползти, бледнолицый пригнал «жигуленок» с радиоусилителями. Опер ВИА гитарами как брандспойтами.
И глохли лопоухие от Смоленской до кабака «Прага» – так заревели оптимизмом динамики. А бритоголовый кришнаит в хламиде и с колокольчиками, знай, пел-пританцовывал.
Ах ты, кришнаит, кришнаит, ты в бога душу мать! Ему что в лоб, что по лбу:
Народ: О-о, и-и-ху… себе демократия!
И удивленное иностранное: Оу, импосибл!
Посибл. Посибл. Ты у нас тут еще и не то увидишь.
Арбат – дорога на Запад с остановкой на Субботней горке, многолюдной и шумной в семидесятых алийских годах. У подножья, на Солянке, толпа евреев гналась за пьяными парнями – джинсы, черные майки.
– Провокаторы! Они вчера кричали: «Убирайтесь, жидовские морды!».
– А что они сделали сегодня?
Карликовый милиционер икал в рацию.
А на Горке во мраке задворья околачивались два-три старых холостяка и сумасшедшая шадхунем с полиэтиленовой сумкой «Спартак-чемпион». Из ее сумки свисали дохлый петух и пучок зелени.
Боковая дверь синагоги приоткрыта и луч падал на лестницу. Лева надел кепку – белая дачная кепка вмещалась в кармане – вошел в крохотную комнату, где за тесным столом сидели евреи. Десять пустых стаканов стыли вокруг белой халы. Он одиннадцатый. Счастливчик.
– Доброй субботы, – сказал Лева.
– А-гут шаббес, – кивнул синагогальный служка.
Улыбка пробежала по седым лицам. Ну да. Теперь субботнее собрание в полном составе. Потом старики пели Биркат га-мазон (что-то вроде застольного гимна). Радость общности передалась Леве. И он достал письмо, разгладил, переложил в нагрудный карман. И когда песня закончилась и наступила пауза – у стариков пауза тоже музыка – Лева вдруг запел. Хасидская песня: ей не одна сотня лет. Запел вопреки этого застолья и собственной идеи: разговорный язык и баста. Но еще удивительнее, что старики подхватили ее. Ударяя в такт ладонями о стол. И теперь с лучом света разливалась над Горкой тягучая как мед субботняя песня:
До самой Пасхи снег украшал Пятихатки, но накануне майской демонстрации грохнул Чернобыльский реактор и все полетело в тартарары. Нюсик закрыл свою лавочку – сбор металлолома.
– Софа боится пить воду Днепра, – сказал Нюсик другу Янкелю.
– За твою Софу можно писать романы, ухмыльнулся шойхет и тайный сионист Янкель – куры окочуривались, едва он подносил нож к их горлу.
– Романы пишут негодяи, – Нюсик допил самогонку и сделал губами птичку.
Они пили у входа на базар в закусочной, где хозяйка Галя – любовь Янкеля. Она предлагала им борщ – да куда там!
– Янкель, заказывай вызов, – прошептал Нюсик.
– От кого?
– Да хоть от Голды Меир!
– И на Софу?
– Софа – моя жена.
– Риву Ароновну?
– Софа маму не бросит.
– Значит пора, – Янкель поднял стакан и театрально чокнулся с Нюсиком.
– Ну, – сказал Нюсик, – плюнь на Галю – жопа не цаца. А пить воду Днепра – вон у тебя кадык уже больше члена. Галя! Продай Нюсику от радиации марганцовку.
– У меня есть цианистый калий.
– Большая разница?
– Всего один рубль. Борщ будете?
– Иди, Галя, к нам. Выпьем за Нюсика. Он собрался в Израиль. Были мы босылами – стали израилами.
Три месяца ветер сдул с календаря. Люди боялись выпить лишний глоток воды и дышали лишь потому, что не дышать не могли. Терпкий запах полыни казался им приговором.
За неделю до проводов двенадцатилетний Семен – сын Нюсика с двумя одноклассниками сбежал в Чернобыль как на аттракцион. Солдаты оцепления не пустили их, удивляясь рюкзакам школьников.
Уже в самолете Софа призналась:
– Нюсик, мама вместо метрики взяла партбилет.
– Софа, для Израиля нет метрики – нет еврея. Для Израиля Рива Ароновна – шикса привокзальная. И дочь ее Софа – шикса, и внук ее Сема – чернобыльский мародер. Ни шекеля, ни хаты. Зачем мы туда летим – палестинцев смешить?
– Нюсик…
– Иди к туалету.
– Мне не хочется.
– Ты хочешь, чтобы нас слушал весь самолет? Иди разговаривать.
– Нюсик…
– Лучше бы я сдох, чем связался с вами. Взяла партбилет вместо метрики! Усраться можно!
– Нюсик, – Софа заплакала.
Они стояли у туалета, пассажиры выстраивались за ними.
– Она поет «Вихри враждебные…», – засмеялся Нюсик.
– Ей девяносто лет.
– Ну, почему о партбилете я узнаю в самолете? Я не могу от вас сбежать. Софа, я не могу лететь в Израиль с Розой Люксембург.
– Ривой Ароновной.
– Теперь она Роза Люксембург. Ты в школе какой язык учила?
– Забыла.
– А Роза Люксембург?
– Она знает идиш.
– Она немка. По дороге в кирху она сдуру зашла в синагогу. Вот почему она меня ненавидит.
– Нюсик…
– Почему вы не заходите в туалет? – кричали из очереди.
– У человека запор, – огрызался Нюсик.
– Я уже не могу.
– Сможете в Тель-Авиве.
– Нюсик…
– Софа, она должна знать родной немецкий. «Ах, майн либер Августин, дас ист хин…»
– Пропустите в туалет!
– Ждите! – отрезал Нюсик, – мы ждали этой минуты три тысячи лет, подождете еще три минуты.
– Нюсик…
– Слушай, Софа сюда! Неси ее документы, я спущу их в унитаз за облака.
– Нюсик…
– Надо говорить: О, майн Гот! Вы теперь немцы. В Вене закатишь истерику, ты это умеешь. Мы летим в Германию. В Германии, дура, будут кормить, а в Израиле вкалывают пока не сдохнут. Учи немецкий: Дойчланд, дойчланд, хенде хох.
– Нюсик, Рива Ароновна воевала с немцами.
– Пусть забудет, иначе я ей отпилю шнобель, теперь она Роза Люксембург.
– Нюсик…
– Документы или я вас поодиночке запущу в облака.
В Айзенахе, маленьком городе немецких запахов и звуков, где пространство заполнено бытом по чертежам, Нюсик – бесшабашный и неугомонный Нюсик, будто птица в клетке. Он носил зашитые в трусах 10 000 баксов. А потом так натерло, что он на Софу залезть не мог. Спрятал сбережения под шкаф. Что до Розы Люксембург, она отыскала партячейку и по воскресениям ее возили на маевки в горы.
Нюсик с утра в любую погоду на велосипеде колесил по городу – собирал пустые пивные банки, расплющивал их, складывал погремушки в рюкзак, в конце дня сдавал в лавку «Цветмет». Когда набиралась тысяча марок, он прятал в коробку под шкаф. К старости он откроет свою лавочку, будет сидеть в тепле, смотреть телевизор. Во сне он бродил по осенним аллеям, собирал марки как опавшие листья, и жизнь была полна музыки. Наука быть счастливым приходит во сне. Снился Днепр и Пятихатки, пьянки с Янкелем, который улетел в Израиль и изредка звонил. Нюсик любил Израиль «на расстоянии», теплилась в нем извечная мечта еврея о своем государстве, так сказать «запасном варианте» и не дай Бог, если что можно им воспользоваться. Но лучше, конечно, чтобы израильские чиновники не «жонглировали» его судьбой. Евреи едины и по-братски дружны на расстоянии.
Софа как настоящая немка убирала, стирала, готовила еду. Смертельно уставала. Ей ничего не снилось по ночам.
