Его называли Иваном Ивановичем

- Ваш вопрос... оригинален. Большая часть партизанских отрядов, по крайней мере те, которые вы имеете в виду, были созданы по решению обкома партии и по инициативе райкомов. Товарищи там обсуждали эти вопросы еще тогда, когда мы даже не предполагали, что когда-нибудь попадем в котел. И товарищи, руководившие этими отрядами, - опытные люди, участники гражданской войны, во время которой они не раз били белых. И нужно отдать должное - политико-воспитательная работа в их отрядах была на высоте.

- Понятно.

Шменкелю нравилась строгость комиссара, нравилась потому, что и сам он был нетерпим к недостаткам.

- Значит, все мелкие отряды будут распущены и сформирована бригада?

Этот вопрос расшевелил всех, партизаны зашумели, заговорили. Тихомиров остановил их:

- Успокойтесь, товарищи. Отряды сохраняются как самостоятельные подразделения, а бригада, кроме того, получит подразделение минометов. Штабу бригады будут подчинены санитарная часть и разведывательное подразделение. Остальные подробности узнаете завтра утром.

Вечером партизаны обменивались мнениями. Говорили о том, будет ли у них единая форма, выдадут ли на лето новые сапоги, кто будет назначен к минометчикам. Не было ничего удивительного в том, что всех интересовала форма, это был больной вопрос.

В один из солнечных дней бригада построилась в полном составе. На левом фланге - отряд "Смерть фашизму". Васильев зачитал приказ Центрального штаба партизанского движения, затем сказал:

- Командиром бригады назначен старший лейтенант Морозов Николай Афанасьевич, бывший командир партизанского отряда имени Котовского; комиссаром бригады - Михаил Семенович Полуэктов, бывший комиссар отряда имени Котовского; начальником штаба - лейтенант Алексей Васильевич Сабинов, бывший командир отряда имени Буденного.

После этого Морозов представил партизанам командиров подразделений. Васильев и Тихомиров остались на своих местах, а начальником штаба у них был назначен Петр Сергеевич Филиппов, который воевал с ними с февраля 1942 года.

- Бригада, смирно! - раздалась команда.

Перед строем бойцов появился знаменосец с двумя ассистентами, держа в руках Красное знамя с вышитым на нем золотом серпом и молотом. Шменкель завороженным взглядом смотрел на знамя. Вспомнилось, как, сидя в камере в Торгау, он вырезал ножиком на стене серп и молот...

Голос Морозова вернул его к действительности. Подняв правую руку, командир перед всей бригадой принимал партизанскую присягу. Затем он опустился на одно колено и поцеловал красное полотнище знамени.

* * *

Командир разведывательного подразделения тихо шел по спящему лагерю. Новая гимнастерка обтягивала его широкие плечи. На ногах - начищенные до блеска сапоги.

Солнце посылало свои первые лучи на землю, и они, с трудом пробиваясь сквозь листву, будили птиц.

Шменкель рано проснулся в это утро и вышел из землянки на воздух. Хорошо было в эти тихие утренние часы наслаждаться красотой природы. Увидев незнакомого командира, Фриц вскочил и вытянулся.

- Так рано и уже на ногах, партизан? Неплохо подышать свежим воздухом. Я не спал всю ночь, а сейчас ложиться уже нет никакого смысла.

Офицер достал пачку папирос и открыл ее.

- Вы курите? Пожалуйста.

Они закурили.

- Вы прибыли из Москвы? - спросил Шменкель.

- Да. В прошлую ночь прыгнул с парашютом над вашим лагерем.

- А как сейчас выглядит Москва?

- Нормально. Разумеется, не так, как в мирное время, но фабрики и заводы работают, в школах идут занятия, открыты кино и театры. Беспорядка не было, даже когда фашисты вышли к Волоколамскому шоссе. А после того, как мы им пообломали зубы, жизнь в городе пошла своим чередом. Разрушений от бомбардировок очень мало. Снабжение населения налажено.

- Ну а Кремль? Я еще ни разу не был Москве, товарищ...

- Дударев Фома Павлович. - Улыбка заискрилась в его ясных глазах. - Я, как видите, по званию капитан, командир разведывательного подразделения... А Кремль все такой же, как и раньше, в нем все по-прежнему, только кое-что сделано для маскировки. А вы кто такой? У вас необычное произношение.

Шменкель назвался, но больше ничего не успел сказать, так как Дударев перебил его возгласом:

- Так вы и есть тот самый немец! Интересно, очень интересно! Я уже слышал о вас, Иван Иванович. Вас, кажется, так зовут в бригаде?

- Так точно, товарищ капитан.

- Знаете что, - глаза капитана блеснули, - давайте немного пройдемся, полюбуемся таким чудесным утром. Смотрите, ветерок подул, значит, сегодня будет не так жарко... Я уже дважды собирался лететь к партизанам, и оба раза полет отменяли. Наконец-то, променяв свой холодный кабинет на теплый тыл, я здесь. Некоторым, возможно, этого не понять...

Шменкель понимающе кивнул. Что за человек этот капитан? Внешне он казался деловым, даже немного суховатым человеком, но его непосредственность в разговоре и поведении говорила совсем о другом. А тут еще эти искорки в глазах, наполовину насмешливые, наполовину серьезные! Трудно сразу понять, что он за человек.

- Они посылали меня от одной медицинской комиссии к другой, ну а я занимаюсь спортом и потому чувствую себя превосходно. Однажды врачи нашли, что у меня не в порядке почки, и сразу же вычеркнули из списка назначенных в партизанский отряд. Там считали, что лететь может тот, кто обладает железным здоровьем. А по-моему, сейчас не то время, чтобы обращать внимание на почки, если даже деды берут в руки охотничьи ружья и идут защищать Родину. Разве я не прав?

Офицер взглянул на Шменкеля через плечо и зашагал быстрее.

- К тому же у меня был один убедительный аргумент: до войны я бывал в этих местах, хорошо их знаю и потому могу принести больше пользы, чем кто-нибудь другой.

Они и не заметили, как оказались в центре лагеря. Капитан взглянул на часы и одернул гимнастерку.

- Я вас позднее вызову.

Шменкель посмотрел ему вслед и почему-то вспомнил слова Тихомирова о том, что разведчик должен быть сдержанным. А вот капитан ему, первому встречному-поперечному, начал рассказывать о себе. Может, никак не нарадуется, что ему удалось провести врачей и прилететь сюда?

"Хорошо бы он забрал меня к себе", - подумал Фриц.

Через три часа Шменкеля вызвали в ту самую землянку, где он вместе с разведчиками готовился к операции на товарной станции в Ярцево. Капитан-разведчик сидел, на бревне и листал какие-то бумаги, лежавшие перед ним на ящике из-под патронов. Здесь же находился черноволосый парень, по-видимому, новый радист. Выслушав доклад Шменкеля, Дударев попросил парня оставить их вдвоем. Он почему-то холодно и строго взглянул на Шменкеля, и складки на его лбу стали еще глубже.

- Не будем без надобностей усложнять наш разговор, - начал капитан. Я офицер НКВД и одновременно являюсь полномочным представителем по всем вопросам безопасности бригады. Нужно вам разъяснить это подробнее?

- Нет, товарищ капитан.

Шменкель встал и вытянулся перед офицером, раздумывая, что бы могло значить такое введение.

- В вашем "деле" есть кое-какие противоречия. Когда вас взяли в плен, на допросе вы показали, что были рабочим-металлистом в Штеттине, а позднее вы говорили одному из партизан, что работали конюхом у помещика. Как это понимать?

- Объяснить это совсем просто. Когда меня впервые допрашивал Просандеев, первый командир партизанского отряда, обстановка была очень напряженной. Партизаны мне не доверяли, я очень плохо говорил по-русски, а переводчик из отряда неважно знал немецкий. И слово "металлист", казалось мне, было ему понятнее.

Фриц отвечал быстро и четко. В какой-то миг в душе шевельнулось давно забытое чувство обиды: "Если вся бригада знает, что я не шпион, то почему этого не знают там, в штабе?"

- Я тогда не врал, товарищ капитан. В сварке я немного разбираюсь, в свободное время возился с машинами и, если не хватало механиков, ремонтировал сельхозинвентарь.