Великий Сталин

Как видим, простой человек, уже сидя в камере провинциального отдела ОГПУ, мог невозбранно, не униженным тоном просителя, а как к равному обратиться к Сталину и добиться справедливости.

И этот принцип строго соблюдался все последующие годы. Но когда начались широкомасштабные репрессии 1937–1938 годов, стол Сталина почему-то не оказался завален письмами, подобными андреевскому. Хотя «наверх» писали не без успеха и тогда… Показательный, но далеко не единственный пример здесь – будущий маршал Рокоссовский.

Так не потому ли в те годы не хлынул в Кремль поток писем, что большинство репрессированных зналоза собой реальную, а не «выбитую» в НКВД вину? Ныне, правда, приходится читать в публикациях «демократов» о том, что письма-де шли сотнями тысяч, но «не доходили» до Сталина. При всём при том в «демократических» публикациях документов почему-то по сей день не приведено хотя бы два-три таких «нерассмотренных» письма, «осевших» в «подвалах НКВД».

Но это так – присказка!

Быль же была таковой…

В августе 1936 года в Москве начался первый Московский процесс по делу «антисоветского террористического центра» Зиновьева и Каменева.

В январе 1937 года прошёл процесс по делу «Параллельного антисоветского троцкистского центра», где среди обвиняемых были Муралов, Пятаков, Радек (двух первых приговорили к расстрелу, третьего – к заключению).

На лето 1937 года пришёлся процесс Тухачевского по делу о военном заговоре в РККА, а на март 1938 года – процесс «право-троцкистского» блока Бухарина.

Одновременно шла серьёзная чистка в Наркомате иностранных дел. Послов вызывали в Москву, и многих расстреливали. На процессе Бухарина судили заместителя наркома иностранных дел Крестинского…

Не обошли репрессии и Коминтерн.

Причины чисток и репрессий среди советской элиты второй половины тридцатых годов не укладываются в какую-то одну общую схему. Только очень недобросовестный или очень неосведомлённый человек может рассматривать их как нечто цельное. И уж нет объяснения более далёкого от верного, чем видеть за ними борьбу Сталина за власть.

Сталин здесь действительно боролся, но – не за «кресло», а за будущее страны, за державу народа.

Что же до якобы «кровожадности» Сталина, то вот как видели судьбу Бухарина и Рыкова, арестованных в феврале 1937 года в ходе пленума ЦК, члены комиссии ЦК. В неё, образованную под председательством Микояна, вошло тридцать шесть человек, в том числе – все члены Политбюро, Н.К. Крупская, М.И. Ульянова, Н.С. Хрущёв, С.М. Будённый…

Итак…

Нарком внутренних дел Ежов: исключить из партии, предать обоих суду Военного трибунала и расстрелять. Его поддержали – уже после выступления Сталина, кстати, – Мануильский, Косарев, Шверник и Якир.

Постышев – исключить и судить, но – «без применения расстрела».

Сталин же, который выступал четвёртым, предложил обоих исключить из партии, «суду не предавать, а направить дело в НКВД». Остальные члены комиссии поддержали Сталина.

Думаю, не случайно позднее сами арестованные и расстрелянные Косарев и Якир были вот уж действительно кровожадны. Им расследование преступной (тут уж читателю придётся поверить мне на слово) деятельности Бухарина и Рыкова в НКВД было ни к чему.

И даже поверхностный анализ показывает, что в истории, например, с «московскими процессами» переплетаются сразу несколько разнородных явлений, порой враждебных друг другу даже на одной скамье подсудимых.

Тухачевского, Якира, Уборевича, Корка, Эйдемана, Фельдмана, Путну и Примакова судило Специальное судебное присутствие Верховного суда СССР во главе с председателем Военной коллегии Верховного суда Ульрихом. Пятерых из семи членов присутствия – Алксниса, Блюхера, Белова, Дыбенко, Каширина – через год тоже расстреляли. Кто-то был авантюристом, кто-то – троцкистом, кто-то вульгарно «зажрался», спился и переродился, а кто-то погиб и безвинно.

Но последних было меньшинство.

Впрочем, безвинно – не беспричинно. Клеветой политические авантюристы устраняли тех, кто мешал тем же авантюристам, троцкистам или…

Или – умело скрывающим свою суть прямым врагам Советской власти…

Ещё резче проявилась эта черта чисток внутри органов госбезопасности. Примитивное объяснение Троцкого, троцкистов и других противников Сталина – убирают, мол, неудобных свидетелей, не заставило себе ждать. Но дело было не в этом. И даже не в том, что Ежов в процессе чисток резко уменьшил процент чекистов-евреев. Сама чекистская среда, как и среда вообще политическая и военная, была политически и психологически многослойной.

Сегодня стали доступными, хотя и в малотиражных (от 1 до 3 тысяч экземпляров) сборниках документов, такие данные, которые не оставляют сомнений в картине ряда широких не только антисталинских, но и, в точном смысле этого слова, антигосударственных заговоров, сформировавшихся по разным причинам в период с конца 20-х по вторую половину 30-х годов.

Только в одних сборниках Международного фонда «Демократия» из серии «Лубянка. Сталин», охватывающих период с 1922 по 1953 год, опубликовано суммарно более 1700 (тысячи семисот) различных документов, изучение которых опровергает «демократические» же инсинуации против Сталина, включая обвинение в санкционировании массового применения пыток и мер физического воздействия в ОГПУ – НКВД. Хотя меры физического воздействия – как исключительное средство для получения сведений от месяцами не сознающихся и явно виновных – в 1937 году были допущены.

Но для этого, как правило, требовались особые указания… И, много рассусоливая о массовых санкционированных «пытках» в НКВД, «демократические» «историки» приводят единичные конкретные документы о санкционировании мер физического воздействия по отношению, например, к Уншлихту, Белову и ряду других высокопоставленных арестованных. Но очень уж тогда острая сложилась ситуация – приходилось убеждаться в предательстве многих надёжных, казалось бы, людей.

Я не собираюсь чрезмерно утомлять читателя этой – надеюсь, достаточно простой для чтения и восприятия, – книги многочисленными выдержками из архивных бумаг, но кое-что приведу.

Вот, скажем, заявление от 13 апреля 1939 года одного из бывших руководителей ОГПУ и НКВД времён Ягоды и Ежова – Михаила Фриновского, личности колоритной и незаурядной, на имя народного комиссара внутренних дел СССР Берии, вскоре попавшее на стол и к Сталину.

Оно начинается так:

И далее идут подробные, конкретные не столько даже показания, сколько воспоминания с изложением различных ситуаций и разговоров, с упоминанием многих фамилий… Эти «воспоминания» даже в печатном варианте занимают более 16 страниц типографского формата 70(1001/16. Причём в конце Фриновский обещает рассказать «с исчерпывающей полнотой» ещё многое из того, что ему известно…

Такое не продиктуешь и не выбьешь «пытками»… Такое может написать лишь запутавшийся, очень виновный, но осознавший бессмысленность запирательств человек, много повоевавший за народное дело, много для страны потрудившийся, но с какого-то момента переоценивший свои и своих единомышленников возможности обойтись без руководства Сталина, а взять «руль» управления страной самим…