Лесной исчезнувший мир. Очерки петербургского предместья

Мы начали вспоминать вместе. Она обладала прекрасной памятью и достаточным житейским любопытством, была на год старше меня и уже в детстве знала о нашем окружении больше, чем я. Бесконечно жаль, что она не дождалась законченного результата начатой нами работы, с ней многое ушло навсегда. Но среди того ценного, что она успела мне сообщить, был и адрес Нели Фоминых – «девочки из соседнего сада».

Нелина семья после войны не смогла вернуться в Ленинград – некуда было – и осталась в Карелии. Я написала ей в Петрозаводск и получила ответ. Она прислала мне бережно хранимую в семье фотографию дома, потом приезжала и привезла еще несколько фотографий.

Обмен воспоминаниями о детстве и юности, естественно, всегда возникал на традиционных сборах нашего класса (тех, кто остался и в состоянии был прийти на встречу). Правда, в основном затрагивались блокадные и послевоенные годы, но иногда всплывали и какие-то более ранние моменты. Была среди нас и Наташа Брызжева. Она – геолог, в последние годы вместе с мужем работает по договору в Австралии. И вот я получила письмо из Сиднея… Кстати, Наташа недавно написала несколько страниц воспоминаний о блокаде. Написала искренне и правдиво, прямо от сердца, но пока держит при себе, говорит, очень личное. А ее письма я здесь привожу – это тоже наш диалог о Лесном.

Спасибо всем, кто откликнулся и принял участие в моем начинании.

Рассказ Нины Завитаевой

У лесозаводчика Василия Липатова были участки леса в Бокситогорском районе, в округе станции Ефимовская. Мой отец, Владимир Андреевич Завитаев, работал у него десятником. Он происходил из мещан и жил в селе Сомино – тогда Новгородской губернии. Бабушка пекла крендели, которые продавали на ярмарках. Отец моей мамы работал лесником у князя Вяземского в Осиновой Роще. Там было роскошное имение, в парке ходили павлины.

В 1916 году отец переехал в Петроград и работал у Липатова в Васкелово и в Песочной (тогда – Графская). Там временно и жил. Там же женился на моей матери – Ольге Петровне Пуссеп, она была латышкой. В 1924 году началась национализация частных владений. Отец снял квартиру в доме Липатова в Лесном (Старо-Парголовский проспект, 34, 2-й дом, кв. 7). Он поступил в контору «Выборгский транспортник» и занимался извозом. Мама работала на Витебском вокзале кассиром. В 1925 году родился мой брат Володя (по метрике Владислав, ошибка произошла, когда во время войны выдавали паспорт), в 1929 году родилась я. Сначала у нас была нянька, потом мама заболела туберкулезом и перестала работать. Мы завели двух коз, позже – корову. Во дворе играли в прятки, в лапту, потом ближе к нашему дому поставили стол. Старшие играли на песчаной площадке двора в футбол и волейбол.

Еще раньше нас в доме Липатова появилась семья Богорадов. Соня Богорад была нашей ровесницей. Ее дед – Абрам Левин – тоже был связан с Липатовыми: Сонин дед еще на Ефимовской работал у них подрядчиком. После национализации Левин занял всю квартиру Липатова (№ 5, на втором этаже). Отец Сони, Борис Богорад, тоже был из Ефимовского. Ее мать – Феодора (Феня), была незаконной дочерью Абрама Левина. Первым браком она была замужем за двоюродным братом моего отца, Богорад ее отбил. Но у нее в то время уже было трое детей – Валентина, Игорь и Юра Завитаевы. Племянники моего отца, мои троюродные сестры и братья.

В 1934 году Борис Богорад был репрессирован как бывший эсер, затем выселили и Феодору Богорад. Она уехала за мужем в Кустанай вместе с Соней и старшей Валентиной. Остались братья Завитаевы. Две комнаты и веранду опечатали. В эту квартиру въехал партаппаратчик Прокофьев с женой и тремя детьми (Юра, Гена и Мила). Его мать Прасковья Васильевна окончила пансион Елисеева, была дочерью погибшего на Русско-японской войне капитана. Феодора Богорад с дочерьми вернулась в конце 1940-х годов.

В 3-й квартире еще до революции жила мадам Коллет. Позже у нее снимали две комнаты Поланты: три сестры – Мария, Софья и Елена и их мать. Потом к ним приехала еще одна сестра – Евгения, фельдшерица, с дочерью Нелей Николаевой. Ее муж, Александр Николаев, был начальником полигона на Пороховых, там и жил с семьей. В середине 30-х годов его репрессировали, Евгения с дочкой уехала в Оренбург, а в 1939 году вернулась к сестрам.

В шмиттовском доме жила Наташа Шмитт – внучка домовладельца. Перед войной ей шел 14-й год. Она училась во 2-й школе (бывшее Коммерческое училище). В доме была одна квартира, сад с сиренью. Полукруглая веранда, чердак со светелкой, высокий фундамент из плитняка, высокое крыльцо, итальянские окна без переплетов. На входных дверях с решетками были витражи. Дом сломали во время войны одним из первых, летом 1942 года. Начали с крыши и все сбрасывали. На углу Объездной и Старо-Парголовского под открытым небом долго стояло пианино.

Ноябрь 2003 года.

Письмо Н.А. Фоминых (Нели)^[30]

Петрозаводск 13.08.05. Добрый день!

Здравствуй, дорогая Галя. Прости меня, пожалуйста, за то, что я так долго собиралась с ответом. Нет мне оправдания, но причина все же есть – я только что оставила работу (мыла полы, хотя имею две специальности: закончен физмат, вела математику и физику в школе, а потом освоила черчение, начертательную геометрию и т. д. и проработала 25 лет техником-конструктором в НИИ, где была очень довольна работой и мною тоже были довольны). У меня двое детей – дочь и сын, две внучки и один внук, и даже появилась правнучка. Жизнь пролетела быстро, хотя была трудной. И остается трудной.

До войны мы жили в доме, который стоял рядом с вашим: мой папа – Александр Петрович Фоминых, мама – Лидия Парменовна, мой старший брат Альфред и я. С нами жила еще папина сестра. Папа умер осенью 1940 года.

Когда приезжаю в Ленинград, всегда чувствую боль: почему я не в Ленинграде? Моя мама не захотела возвращаться, так как у нас пропала квартира. Мы бы бедствовали много лет прежде, чем что-нибудь получили. Папина сестра пережила всю блокаду и получила комнату только в 1967 году, до этого слоняясь по родственникам. У моей мамы был не такой характер, очень была самостоятельная, независимая. Во время войны, в 1943 году, вступила в партию, в эвакуации работала даже председателем сельского совета (мне ее очень напоминает Нонна Мордюкова в роли председателя колхоза).

После войны мы вернулись, но не в Ленинград, а в область, в Подпорожье, что на Свири. Здесь мама работала редактором районной газеты (она заочно закончила Ленинградское педагогическое дошкольное училище, которое после войны находилось в Сестрорецке). Моя мама родом со Свири, там у нее была большая родня. Брат 8 лет служил в армии.

Я в Подпорожье закончила школу. У нас были замечательные учителя, отличные одноклассники. Дело в том, что там строилась ГЭС № 2 (Свирьстрой) и многие учителя, как и родители школьников, были из репрессированных. Например, по немецкому языку у нас была учительница, которая преподавала до этого в Военно-воздушной академии, и у нее учились Байдуков и Беляков. Были дети (мои одноклассники), которые вместе с родителями оказались у нас после Норильска, Колымы и других отдаленных мест. О школе тех лет у меня самые замечательные воспоминания, хотя время было трудное.

Мой папа, Александр Петрович Фоминых, работал в Ленинграде заместителем директора завода им. Сталина. Был партийным с до – революционным стажем. Был старше моей мамы на 16 лет. Вот почему мы и остались с братом без отца в 10 и 13 лет. Потом сразу же грянула война, эвакуация, сгорел дом и т. д. Навалилось все сразу.

Но вернусь в довоенные времена. Наш дом был № 32 по Старо-Парголовскому проспекту, квартира № 12. За стенкой жили Стан-кипы, но я их почему-то совсем не помню. Под нами, на первом этаже, жили три семьи. В маленькой комнате – семья Леопардовых: Шура, ее муж Сергей и двое детей – девочка Нина и ее братик. Мы вместе с ними сначала были эвакуированы с детским садом в Боровичи, где нас здорово бомбили, а затем уехали в Удмуртскую республику. Сам Сергей Леонардов вернулся с фронта с покалеченной ногой, ходил с палочкой. После войны они тоже, как и мы, в город не вернулись, а жили где-то в пригороде. Моя мама с ними встречалась.