Наталья Гончарова

Пушкин не медлит с ответом: «Жена моя искренно благодарит вас за прелестный и неожиданный подарок. Я в долгу перед вами: два раза почтили вы меня лестным ко мне обращением и песнями лиры заслуженной и вечно юной. На днях буду иметь честь явиться с женой на поклонение к нашему славному и любезному патриарху».

Оправившаяся после родов и появившаяся снова в свете Наталья Николаевна, как и прежде, пожинает лавры, о чем Вяземский сообщает в письме жене 3 сентября: «Наша поэтша Пушкина в большой славе и очень хороша». Вяземский использовал при этом любимое выражение Пушкина, когда, будучи чем-то особенно доволен, он говорил: «Очень хорошо».

В конце ноября 1832 года Пушкины перебрались на новую квартиру в один из аристократических кварталов столицы, на Гороховую улицу у пересечения ее с Большой Морской (современный адрес — Гороховая, 14). Не последнюю роль в выборе нового жилья сыграла необходимость работать в архиве, помещавшемся по соседству, в здании Главного штаба на Дворцовой площади. Там же находилась и Коллегия иностранных дел, в которой поэт теперь числился по службе.

Трехэтажный каменный дом, в котором поселилось семейство, принадлежал купцу П. А. Жадимеровскому. 1 декабря был подписан контракт о найме квартиры: «Я, нижеподписавшийся, Титулярный Советник Александр Сергеевич Пушкин, заключил сей контракт с Фридрихсгамским первостатейным купцом Петром Алексеевичем Жадимеровским в том, что нанял я Пушкин у него Жадимеровского в собственном его каменном доме, состоящем 1-ой адмир. час. 2-го квар. под № 132-м Отделение в 3-м этаже, на проспекте Гороховой улицы, состоящее из двенадцати комнат и принадлежащей кухни, и при оном службы: 1-н сарай для экипажей, конюшни на 4 стойла, 1-н небольшой сарай для дров, 1-н ледник и чердак для вешанья белья, — от вышеписаннаго числа впредь на один год, т. е. по 1-е декабря 1833 года, за который наем обязан я Пушкин платить ему Жадимеровскому по три тысячи триста рублей банковыми ассигнациями в год, платеж оных денег производить за каждые четыре м-ца по равной причитающейся сумме вперед без всякого отлагательства, а ежели я Пушкин в платеже наемных денег буду неисправен и по срокам не заплачу, то волен он, Жадимеровский, оные покои отдать другому, хотя бы то и с уменьшением против моей наемной цены, а я Пушкин обязан как за содержание, так и за все убытки, от сего последовать могущие, ему Жадимеровскому заплатить и до показанного срока от платежа отказаться не могу — также оную квартиру не передавать другому без согласия Жадимеровского». В контракте было указано, что в трех комнатах «стены обклеены французскими обоями» и в пяти комнатах полы «штучные, в прочих сосновые», печи с медными дверцами, двери «с задвижками, замками и ключами», «переплеты как летние, так и зимние с целыми стеклами и оные все с медными задвижками», в кухне «английская плита, очаг с котлом и пирожная печь с машинкою».

До недавнего времени считалось, что Пушкины сняли квартиру в угловом доме. Однако последние исследования убедительно доказали, что они поселились в соседнем особняке на Гороховой. Об этом свидетельствует, во-первых, сам текст контракта, где указано, что квартира снята у Жадимеровского «в собственном его доме», тогда как лицевой корпус по Большой Морской значился «во дворе статского советника Александра Степановича Воронина»; к тому же в контракте вовсе не упоминается Большая Морская, а прямо сказано, что дом расположен «на проспекте Гороховой улицы». Во-вторых, дом на Большой Морской не имел третьего этажа. В-третьих, число комнат по планам дома на Гороховой совпадает с указанным в контракте.

Пушкин, сообщив о переезде на новую квартиру Нащокину в письме от 2 декабря, писанном уже «в Морской в доме Жадимировского», оправдывается перед другом-кредитором, что был вынужден «употреблять суммы, которые в другом случае оставались бы неприкосновенными», и все еще рассчитывает выручить деньги за «Медную бабушку» (после переезда статуя Екатерины II осталась на прежнем месте, во дворе дома Алымова): «Мою статую я еще не продал, но продам, во что бы то ни стало. К лету у меня будут хлопоты. Нат. Ник. брюхата опять, и носит довольно тяжело. Не приедешь ли ты крестить Гаврила Александровича?» Так, как мы видим, хотел поначалу назвать Пушкин своего первого сына — в честь далекого предка, выведенного им в «Борисе Годунове», или в честь основателя рода Загряжских, ордынца Исахара, в православном крещении Гавриила.

В ту зиму все в доме переболели — и Пушкин, и Наталья Николаевна, и их годовалая дочь Маша. 31 января, в канун Нового года, Пушкин начал «Капитанскую дочку», назвав главную героиню Машей, по имени дочери. Вернулся он и к оставленному прежде «Дубровскому», в котором героиня также носит имя Мария. При работе над ним Пушкину вспоминаются и Болдино, и Михайловское, но прежде всего Захарово: «Он ехал берегом широкого озера, из которого вытекала речка и вдали извивалась между холмами; на одном из них над густою зеленью рощи возвышалась зеленая кровля и бельведер огромного каменного дома, на другом пятиглавая церковь и старинная колокольня; около разбросаны были деревенские избы с их огородами и колодезями. Дубровский узнал сии места; он вспомнил, что на сем самом холму играл он с маленькой Машей Троекуровой, которая была двумя годами его моложе и тогда уже обещала быть красавицей». Перед мысленным взором Пушкина предстает деревня, к которой его так тянет, но обстоятельства заставляют жить в Петербурге.

Сохранилось по-своему уникальное изобразительное свидетельство одного из светских визитов Пушкиных, относящееся к концу этого года. Карандашный рисунок, исполненный князем Григорием Григорьевичем Гагариным, талантливым художником-любителем, запечатлел их за завтраком у графа В. А. Мусина-Пушкина в гостинице Демута в компании с его женой Эмилией Карловной, сестрой Авророй Шернваль, их подругой П. А. Бартеневой и князем Евгением Гагариным. Они представлены сидящими за круглым столом, Пушкин рядом с женой. Это единственное изображение смеющегося Пушкина и единственное, где он запечатлен вместе с Натальей Николаевной. Художнику удалось передать непринужденную атмосферу маленького кружка, в котором Пушкин явно чувствовал себя уютно. К. А. Полевой писал: «Кто не знал Пушкина лично, для тех скажем, что отличительным характером его в обществе была задумчивость или какая-то тихая грусть, которую даже трудно выразить. Он казался при этом стесненным, попавшим не на свое место. Зато в искреннем, небольшом кругу, с людьми по сердцу, не было человека разговорчивее, любезнее, остроумнее. Тут он любил и посмеяться, и похохотать, глядел на жизнь только с веселой стороны и с необыкновенною ловкостью мог открывать смешное».

Реальная жизнь со всеми навалившимися заботами отнюдь не располагала к веселости. Во второй половине февраля Пушкин пишет Нащокину: «Жизнь моя в П. Б. ни то, ни се. Заботы о жизни мешают мне скучать. Но нет у меня досуга, вольной холостой жизни, необходимой для писателя. Кружусь в свете, жена моя в большой моде — все это требует денег, деньги достаются мне через труды, труды требуют уединения».

В. А. Соллогуб оставил воспоминание о своем первом, в юности, посещении дома Пушкиных после знакомства с поэтом в театре: «На другой день отец повез меня к Пушкину — он жил в довольно скромной квартире; самого хозяина не было дома, нас приняла его красавица-жена. Много я видел на своем веку красивых женщин, много встречал женщин еще обаятельнее Пушкиной, но никогда не видывал я женщины, которая соединила бы в себе законченность классически правильных черт и стана. Ростом высокая, с баснословно тонкой тальей, при роскошно развитых плечах и груди, ее маленькая головка, как лилия на стебле, колыхалась и грациозно поворачивалась на тонкой шее; такого красивого и правильного профиля я не видел никогда более, а кожа, глаза, зубы, уши? Да, это была настоящая красавица, и недаром все остальные женщины меркли как-то при ее появлении».