Из одного котелка

Текли минуты, а нам они казались вечностью.

Грохот орудий, крики команд, стоны раненых, взрывы снарядов и фонтаны грязи… Санинструктор Соня бегала между позициями орудий. Среди вспышек взрывов блестели ее длинные вьющиеся волосы. Была она без ушанки, без шинели…

Вдруг где-то сзади, за нами, небо окрасилось огнем. Раздался страшный грохот и вой. Что-то с ревом пролетело над нашими головами.

— «Катюши»! — радостно закричали мы. Там, откуда только что неслись смертоносные снаряды из пушек вражеских танков, пылала сейчас земля. Рукавом я вытер мокрое от пота лицо.

— Ребята, скорей сюда!.. Ребята! — сквозь гул, шум, грохот и стоны раненых пробивался отчаянный крик Сони. Я почувствовал, как деревенеют ноги. Боялся за эту девушку, которая была мне так дорога… Опережая других, я бросился к ней.

Соня стояла у орудия четвертого расчета.

«Не проклятая ли эта цифра: «четыре», — думал я, снимая с головы ушанку. — Опять четвертый расчет…»

Орудие лежало на боку, а перед ним зияли две темные и плоские ямы. Здесь же рядом лежали четыре уже безразличных ко всему человека, а пятый артиллерист умирал: осколок снаряда попал ему в живот… Здесь же, около разбитого орудия, мы увидели командира батареи. Кровь текла по его лицу. Широко открытые глаза майора были обращены на запад. Туда, откуда мы ждали знакомого дуновения с недалеких уже мазовецких равнин…

«За время наступления с 4 марта по 17 апреля войска 1-го Украинского фронта продвинулись вперед на 80— 350 километров, освободили значительную часть Правобережной Украины, ее областные центры Винницу, Каменец-Подольск, Тарнополь и Черновицы, а также свыше 700 крупных населенных пунктов. Войска фронта вышли в предгорья Карпат и совместно с войсками 2-го Украинского фронта разрезали фронт немецко-фашистских войск на две части» [60].

И опять мы шли вперед… Шли на запад, но без тех, кого смерть вырвала из наших рядов после пройденных почти полутора тысяч километров фронтовых дорог и бездорожья.

С ранней распутицей ушла зима 1944 года. С пологих и крутых холмов, где все еще белели лоскутки снега, текли ручьи и, сверкая на солнце, неслись вниз, в долины. На полях зеленели хлеба, на горных лугах пробивались иголки травы. Кроны деревьев одевались в листву и цветы. Теплом повеял южный ветер, и живительные соки пустила многострадальная украинская земля. Весну мы встретили в предгорьях Карпат.

1-я гвардейская армия, а в ее составе и наша батарея, приближалась к моей родине. Я радовался, а вместе с тем боль и сердечная скорбь по убитым товарищам сжимали сердце…

После очередного боя меня опять увезли в полевой госпиталь. На этот раз я там находился несколько дольше. Однако не очень долго, так как я сориентировался, что госпиталь находится в Копычинцах… Да, да, в моем уездном городке, откуда до родной деревни было всего лишь 20 километров…

— Крепкий организм у тебя, парень! После такого воспаления легких, потери крови… Ну, ну, — помню приветливые слова начальника полевого госпиталя, очень милого доктора в звании майора.

Что я мог ей ответить? Сказать, что через открытое окно вижу кусочек знакомой улицы, слышу разговоры на моем родном языке?..

Сколько доброты и сердечности было в словах и делах этих людей в белых халатах — врачей, сестер, обслуживающего персонала!

После войны у меня было достаточно времени, чтобы прочитать много книг, посмотреть спектакли, фильмы, прослушать много радиопередач и… как редко мы слышим о людях в белых халатах, не воздвигаем им памятников. По роду своей работы моя жизнь так складывалась, что я побывал во многих странах мира. В некоторых из них, горькая это правда, я видел памятники людям, которых еще при их жизни следовало бы утопить в слезах и крови тех, кто пал от их рук. Людям в белых халатах не сооружают памятников, а ведь как часто они спасают самое дорогое для человека — жизнь.

Пусть мне простят эти немного неловкие слова, восславляющие неприметный героизм, любовь и преданность людям.

Сердечное им спасибо за их благородный труд!

ЦЕНОЮ ЖИЗНИ

Мы застыли двумя ровными шеренгами. Первомайский приказ Верховного Главнокомандующего читал офицер батареи старший лейтенант Алексей Пономаренко.

«…Очистить от фашистских захватчиков всю нашу землю и восстановить государственные границы Советского Союза по всей линии, от Черного до Баренцева моря… вызволить из немецкой неволи наших братьев поляков, чехословаков и другие союзные с нами народы Западной Европы, находящиеся под пятой гитлеровской Германии».

В этом приказе отражались политические цели наступления Советских Вооруженных Сил в летне-осенней кампании 1944 года.

Это было 1 мая, а уже 13 июля, используя успех Красной Армии в Белоруссии, пошли в наступление войска нашего 1-го Украинского фронта, нанося врагу новые сокрушительные удары. На рассвете 17 июля конно-механизированная группа, действовавшая на рава-русском направлении, форсировала Западный Буг…

И вот долгожданная родина…

В своем воображении я ее видел в течение многих последних месяцев, на бесконечных фронтовых дорогах. Она слышалась мне в шелесте листьев придорожных деревьев, постоянно приближалась панорамой родных полей, ветром доносилась из далеких родимых сторон…

Родина моя, Польша. Наконец я увидел ее наяву. Она встретила соломенными крышами деревенских изб, радостными приветственными возгласами детей, женщин и мужчин. Мы пожимали натруженные руки, вдыхали воздух, пахнущий смолой и хлебом, горячие лучи солнца грели наши спины. Мы пили холодную воду из деревенских колодцев и теплое молоко, которое подносили нам радостные девчата, и продолжали путь вперед. И здесь для долгих встреч и солдатского отдыха не хватало времени. Из дивизионной газеты мы тогда узнали, что быстрый выход войск 1-го Украинского фронта к Висле, форсирование реки и захват плацдарма в районе Сандомира имели большое стратегическое значение: противник потерял очень удобную оборонительную позицию, а советские войска получили возможность дальнейшего развития наступления в Польше. Дождался я счастливых дней. Исполнились мои мечты. Возвратился я в те места, где в сентябре 1939 года оставил дорогих товарищей по оружию из 21-й учебной роты и землю, перепаханную гусеницами фашистских танков. Незабываемые места тогдашних трагических боев были где-то правее нас. Я находился на родной земле.

— Ну, вот и дождался, — говорили, улыбаясь, мои боевые друзья.

Я молча крепко пожимал солдатские руки, а спазмы от волнения сжимали горло, не давали отвечать и выговаривать слова благодарности.

Что я переживал, невозможно описать…

После стольких фронтовых дорог я дошел наконец до страны волнистых возвышенностей, горных лугов, пологих оврагов, чистых водных потоков и быстрых рек, обширных лесов. Мы были на Дыновско-Перемышльской возвышенности. Перед нами и вокруг простиралась польская земля.

Занимался рассвет одного из августовских дней.

Орудия нашей батареи стояли замаскированные на опушке леса. На переднем крае беспрерывно стучали станковые пулеметы. Не умолкал грохот орудий. Проносившиеся над головой снаряды противника напоминали мне, что до полного счастья еще далеко.

На сером небе медленно таяли звезды. На востоке, словно отблеск далекого пожара, румянился розовой мглистой дымкой далекий горизонт.

Наступал новый фронтовой день на польской земле.

Небо продолжало белеть. Трава становилась серой от свежей ранней росы, и каждый наш шаг обозначался отчетливым, как в снегу отпечатанным, следом… Сапоги совсем намокли.

Маскируясь среди деревьев, но краю леса мы втроем вошли в деревню и направились к выдвинутому вперед наблюдательному пункту командира батареи. Дым тоненькими струйками поднимался из труб деревенских изб. Слышались чьи-то разговоры, гомон голосов. В деревне, как и прежде, поднимались с петухами.