Янгель. Уроки и наследие

— Ну, смотри, если что произойдет, я тебя…

Н.Ф. Герасюта на это еще раз твердо заверил:

— Не беспокойтесь, Михаил Кузьмич, все будет в порядке, энергетики хватит, запасы топлива в норме.

— Ну, тогда я подписываю, Николай Федорович.

И с этими словами Главный взял у меня полетное задание и расписался в положенном месте.

— А где второй экземпляр, — обращаясь ко мне, спросил он.

Я схватился было бежать за ним, так как второпях второй экземпляр оставил на рабочем столе. Но Михаил Кузьмич, как-то так просто, остановил:

— Не торопись, я подожду.

Когда был подписан принесенный экземпляр, он спокойно и дружелюбно сказал:

— А теперь отправляйте.

И мы покинули кабинет…

Операции К-1 и К-2 были проведены в июле 1962 года. Поставленные задачи были полностью выполнены.

Невольным свидетелем одной из этих операций оказался Ю.А. Сметанин. Вот как передает впечатление он высотного взрыва атомной бомбы.

"Я был тогда в Капустином Яру, мы знали, что будет взрыв, но официально меня, конечно же, никто не приглашал… Была ракета и два беспилотных самолета, которые находились в зоне поражения…Я видел взрыв. Это поразительная вещь! И как мальчишка попался на том, что забыл о несовершенстве техники. Надев черные очки, смотрел в ту точку неба, где должен был произойти взрыв. Проходит минут двадцать, но все спокойно… Я снял очки, поднимаю голову — вспышка! Глаза заполнились белой пеленой, и ничего не видно. Пришло тепло, оно ударило по телу… А ведь до точки взрыва семьдесят километров!.. Потом в воздухе наливается свирепый пузырь, облака перемешиваются, и все это расширяется, а ты стоишь разинув рот от удивления… И тут пришла ударная волна, и она довольно сильно хлестнула по лицу… Впечатление, конечно же, очень сильное. Оба самолета были сбиты. Но более всего удивило, что в эти дни прием телевизионного сигнала из Чехословакии был без всяких там устройств, так как образовались ионизационные каналы в атмосфере…"

При подготовке к старту первой ракеты Р-36 вышла из строя система опорожнения баков. Об этом и было доложено на заседании Государственной комиссии. И вдруг совершенно неожиданно Михаил Кузьмич обратился к представлявшему интересы баллистиков молодому специалисту А.Д. Шептуну с вопросом: что думает он о возможности допуска машины к пуску. Получив утвердительный ответ, Главный резюмировал:

— Я с тобой согласен.

Этот мимолетный эпизод, на который никто из присутствующих членов Государственной комиссии не обратил внимания, очень показателен с психологической точки зрения. Конечно, для Главного не было вопроса — пускать или не пускать? Первый старт всегда на минимальную дальность, а поэтому компонентов топлива наверняка хватит.

Окруженный молодыми специалистами, зачастую делающими первые шаги в такой сложной и ответственной технике, он ни на минуту не переставал быть воспитателем, наблюдая не только за тем, как набирается опыта молодежь, но и за становлением волевых и моральных качеств, способностью принять самостоятельное решение каждого исполнителя. Ведь, несмотря на огромную дистанцию в служебном положении: начинающий инженер — Главный конструктор, они, как бы, на какое-то мгновение оказывались в одинаковых условиях: необходимо высказать свое мнение, не подвергаясь чьему-либо давлению со стороны. В этот момент для М.К. Янгеля прежде всего важно было другое — как проявит себя инженер, оказавшись в подобной ответственной ситуации, его способность не только иметь собственное мнение, но и принимать решение. Это был своего рода невольно состоявшийся экзамен. И как оценка в зачетной книжке студента, в "архивах" памяти руководителя откладывалось впечатление о зрелости каждого отдельного сотрудника коллектива, с обязательно вытекающими выводами — какую работу можно поручить в дальнейшем, на каких должностях можно использовать.

Участвуя в совещаниях на самых высоких, в том числе и государственном, уровнях, Главный всегда стремился брать с собой кого-то. Причем этим кем-то был, как правило, непосредственный исполнитель по обсуждаемому вопросу вне зависимости от занимаемой должности. В то же время при любой возможности Михаил Кузьмич не упускал случая и посылал в высшие инстанции сотрудников конструкторского бюро. Уступая свое место на заседаниях, стремился к тому, чтобы они из первых уст воспринимали задачи, стоящие перед коллективом, приобретали опыт поведения в любых ситуациях, набирались того, что называется административной мудростью, привыкали брать ответственность за принимаемые решения.

На столе у заместителя Главного по двигателям И.И. Иванова звонит аппарат прямой связи:

— Иван Иванович, звонил Д.Ф. Устинов и просил меня лично прибыть в Кремль на совещание по лунному проекту. Поскольку в корабле посещения Луны главным является двигатель, то я считаю, что именно Вам, как его разработчику, надо ехать вместо меня.

И вот высокое заседание в ЦК КПСС. После того, как выступил головной разработчик лунной ракеты и главные конструкторы ряда систем, слово предоставили И.И. Иванову.

Обрисовав общее состояние работ и отметив, что важнейшей задачей истекшего периода для конструкторского бюро был вопрос сдачи на вооружение ракеты Р-36, у которой на двигателе второй ступени не хватало удельной тяги, вследствие чего дальность снижалась на 470 километров, докладчик остановился на трудностях, возникших при отработке двигателя для корабля посещения Луны. Со свойственной ему прямотой, без обиняков выступление закончил словами:

— Для отработки двигателя нужен специальный стенд, которого у нас пока нет.

— А у нас нет производственной базы, — подлил масла в огонь присутствовавший на совещании А.М. Исаев, являвшийся Главным конструктором двигателя на другом блоке лунной ракеты.

Атмосфера сразу резко накалилась. По всему чувствовалось, что докладчик явно "переборщил" для совещаний такого уровня. Но было уже поздно. В действие вступила "артиллерия большого калибра". Д.Ф. Устинов устроил "разгон" Министру А.С. Афанасьеву и его заместителям. Основной довод, трафаретный для тех времен:

— Вы не забыли о том, что у Вас в карманах партбилеты?

Когда после совещания его участники вышли из ворот Спасской башни Кремля, то, в свою очередь, С.А. Афанасьев обрушился на И.И. Иванова. Имея в виду выступившего в том же духе, что и И.И. Иванов, другого Главного конструктора двигателей А.М. Исаева, для которого принципиальность и справедливость были превыше всего, он "обобщил" свой гнев словами:

— Ну его-то мы знаем, а ты-то чего добился?

В разговор вмешался заместитель Министра Г.М. Табаков, выступив в поддержку своего руководителя:

— Я его предупредил, чтобы, выступая, говорил помягче.

В довершение к взбучке, полученной от Министра, на следующий день Главный конструктор ракеты Н-1, как назывался лунный проект, В.П. Мишин не преминул связаться с Днепропетровском и высказал М.К. Янгелю свое возмущение неправильным, якобы, поведением И.И. Иванова.

Когда последний вернулся домой в конструкторское бюро, ему позвонил Михаил Кузьмич и в привычной своей манере спросил:

— Если Вы можете, зайдите ко мне!

Внимательно выслушав рассказ о том, как все происходило, Главный только и сказал:

— Я бы выступил точно так же.

Трудно переоценить воспитательную роль возникавших таких ситуаций, характеризовавших отношение Главного к членам своей команды.

В более сложном положении, чем И.И. Иванов, правда не на таком высочайшем уровне, оказался начальник отдела конструкторского бюро В.А. Шапошников, занимавшийся вопросами обеспечения гарантии и надежности эксплуатации ракет.

В связи с длительным нахождением ракеты в заправленном состоянии на боевом дежурстве по инициативе ведущего Научно-исследовательского института Министерства обороны Заказчик поднял вопрос о так называемой агрегации взвешенных примесей в компонентах топлива.

Перед заправкой и горючее, и окислитель очищались с помощью специальных фильтров, не пропускавших посторонние примеси размером в двадцать микрон и выше. Более же мелкие частицы, которые могли преодолевать зазоры в форсунках и клапанах, не могли вызывать никаких неприятностей.