Наполеон. Страсти по императору

Император согласился, что ресурсы России велики. Он воспринял слова об огромных средствах этой обширной империи, стойкости и патриотизме русских как вызов. В ответ он приводил доказательства того, что его военные силы превосходны. Наполеон предался своей страсти и заговорил о количестве и качестве многонациональных войск империи, об огромных и неиссякаемых источниках пополнения армии, новых наборах и системе подготовки кадров, о слиянии опыта ветеранов прошлых кампаний и молодого задора рекрутов, желающих быть достойными славы отцов. Он говорил о французах и союзниках своей империи и воображал грандиозный парад сотен тысяч воинов. Неужели на свете есть сила, способная устоять против их натиска? Голос императора временами дрожал, глаза блестели, он был впечатлен величием нарисованной им самим картины. Никем не сдерживаемый гений превратился в безумца, и потрясенный Коленкур видел крушение своих надежд.

Наполеон обещал, что сам он не начнет войны, но ожидал провокаций со стороны царя. Он понимал, что Александр исходит из идеи своего превосходства по крови, и говорил о его честолюбии, желании войны и скрытой цели замыслов российского императора: «Говорю вам, что у него иные поводы, а не опасения по поводу Польши и не дело об Ольденбурге»137.

Разговор императора и бывшего посла продолжался уже несколько часов. Наступили сумерки, а Наполеон продолжал говорить. От России он перешел к общим вопросам своей политики и системе мер против англичан, которые должны были заставить их подписать мир. Он хотел упорядочить все предметы, докопаться до причин всех явлений, проследить историю возникновения спорных вопросов. Наполеон подходил к ним с разных сторон, напрягая свой мозг и полемизируя с Коленкуром. Он хотел поймать собеседника на ошибке или противоречиях, задавая одни и те же вопросы на разные лады. Император вдохновенно говорил и энергично нападал. Встретив обоснованное возражение, он замолкал и в течение нескольких минут хранил молчание. Он переходил с одного предмета на другой и не находил равновесия.

Наполеон затронул все вопросы, государственные и личные. Император утверждал, что Александр рассердился на него за то, что он не выбрал в жены царскую сестру. Коленкур напомнил историю; Наполеон сказал, что он забыл эти подробности. Разговор близился к завершению, и император сделал краткий обзор сказанного. В десятый раз он повторил, что не хочет ни войны, ни восстановления Польши, и подчеркнул свое желание сговориться по спорным делам. Коленкур начал предлагать конкретные меры по каждому из этих вопросов и призвал императора принять во внимание экономические интересы России. Наполеон не дослушал его до конца. Он сделал вывод, что Коленкур предлагает сплошные уступки в пользу России. Император сказал, что новому послу Лористону поручено подробно обсудить и урегулировать все вопросы.

Коленкур мог удалиться, однако попросил позволения представить последний довод. Получив его, он еще раз попытался остановить императора, вставшего на тропу войны. Он умолял Наполеона сделать выбор в пользу несомненных выгод мира, но заслужил лишь суровый упрек в прямом выражении русских взглядов. Император сказал о необходимой помощи полякам и о том, что в случае войны он получит поддержку восставшего польского народа. Коленкур уверенно заявил, что большинство поляков Литвы удовлетворены российскими порядками и не встанут на рискованный путь вооруженной борьбы. В самом конце разговора он мужественно заявил, что император создает государства «для себя, а не для их собственной пользы»138.

Коленкур выполнил свой долг и одержал моральную победу в семичасовом споре с самим Наполеоном. Император так не думал. Стремление к гегемонии он не считал за грех и хотел довести свою партию до логического конца. Доводы советников не могли сдержать порывов величайшего честолюбия человека, уверенного в своем высоком предназначении. Он застывал в величественных позах, придавал своим чертам особый смысл и рассеивал все сомнения в будущем успехе простым напоминанием о подарках судьбы. Наполеон был уверен в неизменной благосклонности высших сил и считал себя верховным арбитром земных дел.

Разговор с Коленкуром не выходил у него из головы, и он думал о цене восстановления согласия с Россией. Он не считал Россию врагом и готов был воевать с ней лишь в случае, если она станет защищать или прикрывать собой его главную мишень — Англию. События указывали на то, что Россия не нападет в 1811 году. Наполеон задержал отправку в Германию некоторых воинских частей и отменил ряд требований войск от своих союзников. Однако он готов был в случае необходимости провести быстрое сосредоточение сил и направить их на Восток.

Разговор с Коленкуром, переписка с Лористоном, сведения из других источников косвенным образом указывали на главное желание царя — получить часть герцогства Варшавского в обмен на Ольденбург. Россия избегала прямых объяснений, но явно склоняла его к этой уступке. Год назад от него просили договора и гарантий против восстановления Польши, теперь подводили к необходимости ее нового раздела. Он также узнал о том, что Россия принимает огромное число кораблей с английскими товарами. Наполеон решил предать огласке замыслы Александра и потребовать объяснений.

15 августа праздновали именины императора. За блестящими и помпезными церемониями во дворце Тюильри последовал прием в Тронной зале, на котором присутствовали министры, кардиналы, маршалы, кавалеры Почетного легиона первой степени, другие сановники и высокопоставленные лица. Император восседал на троне и принимал поздравления. Настал черед дипломатического корпуса, и обер-гофмаршал Дюрок ввел в залу представителей разных стран. Император сошел с трона и двигался по кругу, разговаривая с дипломатами и другими гостями, которые получили высокую честь быть представленными ко двору. В помещении было очень жарко. Прием подходил к концу, многие разошлись по соседним залам. Ждали, что император прикажет предупредить императрицу и направится в церковь. Вдруг он подошел к группе, в которой находился князь Куракин.

Наполеон заговорил с русским послом тоном любезным и участливым. Речь шла о битве с турками в окрестностях Рущука, и Куракин превозносил храбрость русских солдат. Наполеон с ним согласился, однако оценил исход дела как неудачу: русские очистили Рущук и потеряли линию реки. Император прочитал собравшимся вокруг участникам приема целую лекцию о тактике. Куракин не возражал — русские действительно отступили, и всему виной был недостаток денег для войны. В ответ Наполеон заговорил тоном категоричным и не терпящим возражений. Император заявил, что русские биты, поскольку ослабили свою Дунайскую армию, перебросив силы к границам герцогства Варшавского; следом он начал перемещать свои войска, и в результате две нации застыли в боевых позах. В чем причина этого? Конечно, не в Ольденбурге, а в Польше! И Наполеон нанес Куракину страшный и неожиданный удар.

«Не обольщайте себя, — крикнул он, — будто я когда-нибудь дам вознаграждение герцогу за счет Варшавы. Нет! Даже тогда, когда ваши войска станут лагерем на высотах Монмартра, я не уступлю ни пяди варшавской территории; я поручился за ее неприкосновенность. Требуйте вознаграждения за Ольденбург, но не требуйте ста тысяч душ за пятьдесят, а прежде всего не требуйте ничего из великого герцогства. Вы не получите из него ни одной деревни, ни одной мельницы. Я не думаю о восстановлении Польши; интересы моего народа не связаны с ней. Но если вы вынудите меня к войне с вами, я воспользуюсь Польшей, как оружием против вас. Объявляю вам, что я не хочу войны, и не начну ее в этом году, если вы сами не нападете на меня. Война на Севере не в моем духе. Но если кризис не прекратится к ноябрю месяцу, я увеличу набор на сто двадцать тысяч человек; так я буду делать два-три года, и, если увижу, что эта система изнурительнее войны, я начну с вами войну… и вы потеряете ваши польские провинции»139.

Он говорил о победах над Пруссией и Австрией, о храбрости и многочисленности своих войск и бравировал своими вечными успехами. Он пугал Россию перспективой одиночества перед силами континента.